На левом фланге-5: Союз марксистов о пролетариате, ч. 2
https://vk.com/@marxist_union-proletariat-segodnya-part2 (разбор предыдущей части здесь)
Пролетаризация самозанятых и госслужащих
Теперь следует коснуться тех слоев трудящихся, которые обладают изначально специфическим положением в производственных отношениях, но в современных условиях все больше приобретают черты пролетариата, фактически вливаясь в его состав. В частности, выше мы коснулись вопроса о самозанятости, т. е. такого положения индивидуального работника, когда он производит продукт с помощью собственных средств производства, не прибегая к чужому наемному труду. Формально это означало бы отнесение такого работника к мелким буржуа. Однако и здесь реальность спорит с "правовым фетишизмом".
Картина оказывается сложной, даже если мы исключим тех работников, которые прибегают к самозанятости лишь как к дополнительному, незначимому источнику дохода, который не может обеспечить воспроизводства их рабочей силы сам по себе. Эту сложность вносит т. н. "гиг-экономика" или "платформенная экономика", когда доступ к рынку для самозанятого возможен лишь через держателя онлайн-платформы, вроде такси Uber, Lyft, YouDo и или печально известная Яндекс.Еда. Известно, что в РФ те же крупнейшие агрегаторы такси (Яндекс/Uber, “Везет”, “Максим”, Gett) на данный момент суммарно занимают порядка 50% рынка, практически вытеснив привычный "частный извоз". Обладая с юридической точки правами собственности на средства производства, фактически работник платформенного сервиса не может произвести продукт иначе, как посредством сервиса, - точно так же, как не может произвести продукт и "классический" наемный рабочий, отчужденный от средств производства.
Таким образом, "гиг-экономика" служит не более, чем средством пролетаризации самозанятых, позволяющей плюс ко всему обойти ограничения трудового законодательства. Характерно, что, к примеру, таксисты Uber в США и Великобритании борются за признание их наемными работниками, поскольку это дает право хотя бы организовывать профсоюзы и бороться за трудовые права, такие как нормированный рабочий день, гарантии от произвольного увольнения (отключения от сети) и т. д. В частности, борьба концентрировалась вокруг закона AB 5 штата Калифорния, включающего “ABC test for independent contractors”, который позволяет фактически определить, является ли работник наемным, а следовательно, должен иметь все полагающиеся трудовые права и гарантии. Стоит также упомянуть решение Лондонского трибунала по делам наемных рабочих, приравнявшему таксистов Uber к таковым. Следовательно, даже если мы не можем еще говорить о полной пролетаризации самозанятых, то, во всяком случае, тенденция налицо.
Да, разумеется - формальная «самозанятость» на данном этапе развития капитализма систематически оказывается наемным трудом с условиями, ухудшенными за счет того, что трудовое законодательство на него не распространяется.
Другая стремительно пролетаризующаяся, и притом массовая прослойка - рядовые государственные служащие, “бюджетники”. Следует отметить, что в эпоху Маркса, Энгельса и даже Ленина государственный аппарат большинства стран находился на гораздо более низком уровне развития, чем сейчас, пополняясь преимущественно из представителей буржуазии, мелкобуржуазной интеллигенции и потомственных служащих. Даже в развитых странах это была сравнительно немногочисленная прослойка. Поэтому положение госслужащих по большей части не привлекало пристального внимания классиков.
Однако по мере развития государственно-монополистического капитализма (и особенно - в период “социального государства”) картина изменилась. В результате сегодня, напротив, мы имеем громадное количество государственных и муниципальных служащих. Во многих (а иногда и во всех) отношениях их труд организован аналогично труду рабочих на частных производствах, в рамках “фабрик” государственных служб: документооборота, образования, медицины, социального обеспечения, ЖКХ, дорожных работ и т. д. Средствами производства в конечном счете здесь также владеет капиталист - только не отдельный, а совокупный, интересы которого обслуживает буржуазное государство.
Часть госслужащих относится к пролетариату вообще безо всяких оговорок. Таков, например, персонал, занятый в оказании “государственных услуг”. Напомним, что об производительном характере труда, в частности, оказывающих рыночные "образовательные услуги" учителей писал еще сам Маркс. Но даже находясь полностью на бюджетном содержании, рядовые госслужащие делят с “классическими” пролетариями все трудности общего положения угнетенных наемных работников: их труд оплачиваем на уровне, необходимом для простого воспроизводства рабочей силы, часто не гарантирован и эксплуатируем с систематическим нарушением трудовых норм. Служащие часто являются жертвами деспотизма начальства всех уровней одновременно - находясь в зависимости как от “спускаемых вниз” министерских инструкций, так и иногда неправомерных требований руководства вроде широко известного “заваливания бумажками”.
Иными словами, даже в тех случаях, когда по формальным признакам мы не можем говорить об использовании рабочей силы для возрастания (формально национализированного) капитала, мы все равно должны констатировать значительную близость, если не полное совпадение, объективных интересов “бюджетников” и пролетариата. Если мелкий буржуа, менеджер среднего звена или даже “рабочий аристократ” в силу своего промежуточного положения балансируют между поддержкой буржуазии (прямо или косвенно обеспечивающей их относительно выгодный статус) и противостоянием ей, то в случае рядового госслужащего мы такого не видим. Важным “проверочным” признаком совпадения интересов этой прослойки с пролетарскими является активная деятельность профсоюзов госслужащих. Примерами могут служить осенние забастовки учителей в США, “итальянки” медицинского профсоюза “Действие” в России или массовые декабрьские “пенсионные” забастовки во Франции. Служащими выставляются те же самые требования, которые мог бы выставить любой рабочий: нормированные нагрузки, достойная своевременная оплата труда, социальные гарантии.
Тем более, как мы уже указывали в разделе “Границы пролетариата”, капиталисты делают всё, чтобы “исправить положение”, постоянно расширяя сферу платных услуг, “выводя за бюджет”, в рыночную плоскость, все больше функций, возложенных на государство в эпоху западного “социального государства” и “восточного блока”. Тенденция к пролетаризации врачей, учителей, работников аварийных и коммунальных служб и т. д. дополнительно закрепляет тенденцию к совпадению интересов рабочих частных предприятий и госслужащих. Таким образом, мы однозначно можем говорить о том, что сегодняшние бюджетники - это прослойка если не полностью входящая в состав пролетариата, то наиболее ему близкая по положению в общественных отношениях. С политической точки зрения это означает, что рассматривая перспективы пролетарского движения, мы должны учитывать в т. ч. “бюджетников”.
В целом верно, не хватает разве что сравнения цифр занятых в сфере и средних зарплат госслужащих и работников госпредприятий в сравнении с другими отраслями, которое могло бы быть интересным. Кроме того, «тру-рабочистов» тут можно уесть и с другой стороны: считают ли эти люди, что для того, чтобы работники ГУПов стали пролетариями, ГУПы должны быть приватизированы?
Проблема "рабочей аристократии"
Тем не менее, раз уж мы заговорили о классовом интересе, встает вопрос об интересе ряда групп наемных работников с противоречивым, не "традиционно пролетарским" положением в системе производства. Вновь зададим себе вопрос: не слишком ли широко берем, пытаясь избежать формализма?
Что ж, за "сваливание в кучу" пытались критиковать еще классиков. Такова, например, критика марксизма Вебером и его последователями, определявших класс не через роль в производстве, а через уровень потребления. И действительно, на первый обывательский взгляд, раз уж иной наемный работник может получать больше иного мелкого буржуа, какой же он угнетенный? А вот те, у кого есть недешевое авто и квартира не в ипотеке, но нет заводов и пароходов - их куда?
Несмотря на всю примитивность деления на "высший", "средний" и "низший " классы, оно вновь наталкивает на вопрос об имущественной стратификации рабочих и прежде всего - о рабочей аристократии как об особом социальном слое. Напомним, что под рабочей аристократией в классической марксистской литературе понимается наиболее привилегированный слой производительных работников, "подкупаемый" (по Ленину) буржуазией за счет перераспределения в их пользу части прибавочного продукта. Говоря ленинскими словами, "Капиталисты могут выбросить частичку (и даже не малую!) [монопольной сверхприбыли], чтобы подкупить своих рабочих".
В XIX - начале XX вв. образцовым примером рабочей аристократии считались объединенные в профсоюзы, прежде всего высококвалифицированные, работники из наиболее развитых стран, добившиеся некоторых преференций; так, в предисловии к изданию "Положения рабочего класса в Англии" 1882 г. Энгельс прямо писал, что "Они [члены тред-юнионов] образуют аристократию в рабочем классе; им удалось добиться сравнительно обеспеченного положения, и это они считают окончательным". Такое понимание рабочей аристократии нашло развитие и в работах Ленина, который смогу связать буржуазный курс социал-шовинистских партий II Интернационала с интересами их основной социальной базы (все тех высокооплачиваемых рабочих):
"Оппортунизм порождался в течение десятилетий особенностями такой эпохи развития капитализма, когда сравнительно мирное и культурное существование слоя привилегированных рабочих «обуржуазивало» их, давало им крохи от прибылей".
Проблемы с механическим перенесением конкретных рамок рабочей аристократии в понимании Энгельса-Ленина на сегодняшнюю ситуацию очевидны. На фоне общемирового упадка профсоюзов, откровенного и окончательного превращения старых социал-демократических партий в "левую ногу" неолиберального колосса и почти полного исчезновения из политического поля большинства стран партий революционных, едва ли можно рассматривать профсоюзное членство или поддержку. Напротив, наиболее привилегированные слои производительных работников сегодня нередко настроены откровенно либерально или даже консервативно, они не составляют базы левых реформистов. У нас больше нет слоя, который бы являлся объективной верхушкой рабочих и одновременно составлял массовую базу современной социал-демократии.
Проблема консервативно и либерально настроенных рабочих в странах Европы есть, но в большинстве из них, тем не менее, коммунистическое движение маргинализовано. В худших случаях коммунистические партии (а скорее секты) оказываются настолько маргинальны, что между ними и старыми большими социал-демократическими партиями оказываются еще две промежуточные стадии, и каждая партия при движении справа налево оказывается более маргинальной («классические социал-демократы» - «левые социал-демократы» - «марксисты или даже коммунисты на словах, но крайне далекие от марксизма-ленинизма» - «коммунисты»): например в Нидерландах соответственно Партия труда - Лево-зеленые - Социалистическая партия - Новая коммунистическая партия Нидерландов или в Норвегии Рабочая партия - Социалистическая левая партия - «Красные» - Коммунистическая партия Норвегии.
Члены Новой коммунистической партии Нидерландов на демонстрации
Марксистов-ленинцев в такой ситуации не видно и не слышно за пределами узких субкультурных слоев, и вряд ли это можно связать только с идейным господством буржуазии, а не с как минимум частичной «аристократизацией» рабочего класса в этих странах.
Эта проблема решается разными теоретиками по-разному. Одна из наиболее радикальных точек зрения - ограничить современную рабочую аристократию рамками топ-менеджмента и других наиболее обеспеченных наемных работников. Но выше мы уже видели, что приравнивать формально наемных работников к пролетариату в строгом смысле некорректно, а классики понимали под рабочей аристократий именно слой производительных рабочих. Перенося термин на высших управленцев, мы фактически переизобретаем его и наделяем совершенно отличным от изначального смыслом, т. к. они прямо участвуют в эксплуатации, а не просто получают часть ранее изъятой прибавочной стоимости, оставаясь частью пролетариата.
Другая позиция, типичная для т. н. "третьемиристских" групп - приравнивание к рабочей аристократии всего рабочего класса развитых стран. Стоит отметить, что для такой точки зрения можно было найти определенные основания в прошлом. С одной стороны, еще Ленин указывал на тенденцию к поляризации международного рабочего движения. С другой стороны, в середине XX в., когда сильные и массовые профсоюзы вместе с послаблениями правящего класса в виде "социального государства" действительно обеспечивали высокий - и сравнительно одинаковый, - уровень жизни в "первом мире" за счет перераспределения сверхприбылей от монополистической эксплуатации (в т. ч. колоний и полуколоний).
Однако наступление неолиберальной эпохи привело к резкому расслоению доходов и внутри пролетариата стран центра. Если ранее можно было говорить о более-менее дихотомическом делении на высокооплачиваемых членов тред-юнионов и всех остальных, или на рабочих "первого" и "третьего" мира, то сегодня мы видим пропасть между рабочими "верхами" и "низами" в развитых странах, - и такую же пропасть между даже самыми низкооплачиваемыми работниками в США или Европе и большинством трудящихся Юго-Восточной Азии или Африки. А если учитывать существование полупериферии (в т. ч. "малых империалистов"), рабочий класс которой тоже неоднороден, а также сравнительно более обеспеченных прослоек пролетариата периферии (таких как индийские программисты), то можно выделить еще больше градаций.
Плюс к этому границы бесспорно привилегированных слоев пролетариата достаточно условны, а главное - текучи: любое технологическое новшество, любое колебание экономического маятника может лишить "аристократического титула" одних рабочих и наделить им других. Так массовое внедрение конвейера в 1910-х - 1920-х гг. снизило потребность в высококвалифицированной рабочей силе; к подобному эффекту привела и "информатизация", продолжающаяся с середины 1980-х . Так вывоз производства из Европы и США в страны "третьего мира" в начале 1980-х привел к разгрому профсоюзов и падению уровня жизни ранее привилегированных рабочих. Так в еще сравнительно недавно "элитной" сфере IT появились свои "рабочие лошадки" вроде низкооплачиваемых junior-веб-разработчиков, тестировщиков или технических писателей.
Следует также отметить также, что “подкуп” рабочих капиталистического центра буржуазией во многом следствие рабочей борьбы (в ХХ веке - еще и влияния опыта СССР и Китая), а не просто положения в системе разделения труда самого по себе. Такие преференции не были бы отвоеваны без усилий профсоюзов и левых (пусть и буржуазных левых), начиная с английских чартистов. Показательно, что сегодня, в пору упадка рабочего движения и неолиберальной реакции права даже рабочих центра вновь урезаются (см. "либерализацию" трудового и пенсионного законодательства в Европе).
"Аристократический" статус, отвоеванный борьбой, начинает таять. На этом фоне мы можем говорить об определенном возрождении радикальных настроений - пусть пока и крайне аморфных, - даже в странах центра. Мы можем видеть это на примере бастующей Франции, подъеме активности профсоюзов и даже робкие попытки выйти на создание собственно рабочей партии в США (движение Labor and Community for an Independent Party https://www.forapeoplesparty.org/organizing-committee/). Все это также подталкивает к выводу, что "аристократичность" оказывается нестабильным, "колеблющимся" и исторически конкретным признаком, а не абсолютно четким классифицирующим критерием.
Следовательно, в текущих условиях нам не видятся оправданными попытки использовать термин "рабочая аристократия" как абсолютный, обозначающий единый и сравнительно замкнутый слой, противопоставленный всему остальному пролетариату и обладающий вполне оформленным самостоятельным политическим интересом. С точки зрения практического анализа социальной структуры куда логичнее говорить о множестве относительно более или менее привилегированных или угнетенных, в большей или в меньшей степени "подкупаемых" слоев со специфическими узкогрупповыми интересами, о чем мы поговорим в предпоследнем разделе.
Да, действительно - классовая борьба и в США и странах Западной Европы остается актуальной, и о «рабочей аристократии» как о едином слое говорить не приходится. Однако даже сдвиг настроений влево в результате кризиса старых социал-демократов, как правило, означает лишь сдвиг популярности от правых социал-демократов к левым (процессы внутри британских лейбористов - при всем восприятии Корбина, отстранившего правых от руководства партией, как радикального политика, даже вернуть старую формулировку статьи 4 о желательности коллективной собственности левым не удалось, а в последний год партия продемонстрировала чисто электоралистский подход), либо к деидеологизированным движениям, которые потом абсорбируются той же социал-демократией (Испания с движение от «индигнадос» к «Подемос» и далее к «прогрессистскому правительству», т.е. к идейной капитуляции «Подемос» и КПИ перед ИСРП; во Франции такого же поглощения «желтых жилетов» пока не произошло, но и до господства коммунистических идей они не радикализовались). Старые реформистские традиции продолжают сохранять свою силу, хотя почва для них во многом исчезла.
В период расцвета «индигнадос» старая социал-демократия была одной из главных мишеней их критики
Что же касается США, то мне трудно сказать, почему за доказательство сдвига к созданию рабочей партии приводится пример создания еще одной небольшой леволиберальной (на марксистскую ее программа никак не тянет партии) - третьи партии левее демократов (например, «зеленые») в американской политике известны давно, и в том, что именно этот проект станет «настоящей рабочей партией» - увы, есть сомнения. Не надо ли обратиться, наоборот, к организациям, которые уже являются марксистскими, и к перспективам их роста. Очевидно, что и находившиеся в последние годы на подъеме Демократические социалисты Америки, и старая КП США рано или поздно окончательно дискредитируют себя ориентацией на демократов и их место займут более прогрессивные силы?
Далее следует обзор ревизионистских теорий промежуточных прослоек, раскритикованных даже далеким от марксизма-ленинизма Э.О.Райтом. Существенным является вывод:
Таким образом, следует сосредоточиться именно на той части "противоречивых" слоев, которая не может быть однозначно и без оговорок сближена ни с рядовыми работниками, ни с буржуа. И здесь крайне сомнительно утверждение Эренрайхов, что они обладают собственной единой идеологией и обособленным интересом. Скорее можно заключить, что они - как и упоминавшееся выше мелкое чиновничество, "силовики" или обслуживающая буржуазию гуманитарная и творческая интеллигенция, - не имеют собственного классового интереса.
Они получают средства к существованию либо исключительно за счет части прибавочной стоимости, произведенной пролетариями, либо - в случае среднего менеджмента производственных подразделений, - преимущенно за счет нее. Таким образом, они оказываются не заинтересованы в преодолении эксплуатации. При этом, их положение все же отлично от привилегированных слоев производительных рабочих (см. предыдущий раздел). Если последние также получают часть перераспределенной прибавочной стоимости, но и непосредственно создают стоимость самостоятельно, то первые не могут обеспечить основной доход помимо "подкупа", не меняя своей роли в производственных отношениях.
Но в то же время невозможно сказать, что их можно отнести к буржуазии или мелкой буржуазии: они лишены как формального права собственности, так и реального права полного распоряжения средствами производства; из положение неустойчиво, они могут быть уволены безо всякого "золотого парашюта", как и простые рабочие. Потому из их положения не следует и кровной заинтересованности в возрастании капитала как такового. По большому счету, объективно, как социальной группе, им все равно, каким именно образом формируется их личный доход. И это вполне объясняет, в частности, нередкие случаи мелкой коррупции (в случае мелкого чиновничества), "просиживания штанов" или мелких махинаций с отчетностью или собственностью фирмы (в случае управленцев среднего звена).
Не видим мы и особого политического выражения их якобы специфического интереса. "Технократический либерализм", о котором говорили супруги Эренрайх, никогда не служит отдельной от других течений либерализма политической позицией. Мы могли наблюдать партии тех или иных группировок буржуазии, революционные пролетарские партии, левые оппортунистические партии, выторговывавшие социальные подачки в интересах привилегированных слоев рабочих, мелкобуржуазные партии, стремившиеся выбить преференции для малого бизнеса. Но мы не видим специфической "партии средних управленцев", средних чиновников, интеллигенции. По своей функции обслуживая капиталистов, а по уровню потребления сближаясь с мелким буржуа или привилегированными группами пролетариев, они неизменно примыкают к политическим силам, выражающим интересы других классов.
Таким образом, куда логичнее говорить не об отдельном новом классе, а признать подобные промежуточные прослойки не относящимися в полной мере ни к одному из больших классов, а сочетающих их отдельные черты. Стремление непременно "приписать" все население к какой-либо категории, не оставить на "общественной карте" белых пятен по-человечески понятно. Однако наша цель, как марксистов - не построить нечто вроде биологической системы видов или продуктового каталога, а предложить адекватные с практической точки зрения рамки классов.
Да, именно так: промежуточный характер классового положения среднего чиновничества и интеллигенции не позволяет им занимать самостоятельную позицию.
Впрочем, об одном исключении стоило бы сказать именно применительно к странам периферии и полупериферии: о слоях интеллигенции, прямо завязанных на международные компании с центрами в странах центра (часть IT-специалистов и т.д.) или же на структуры, транслирующие политическое и идеологическое влияние этих стран (часть гуманитарной интеллигенции, известная под метким прозвищем «грантоеды»).
Эти слои тоже транслируют не свои собственные интересы. Но поскольку капитал, на который они ориентированы, являются для стран, где они живут, внешним - иллюзия самостоятельности у их позиции есть.
Неоднородность и атомизация пролетариата
Итак, мы очертили в основном границы класса. Но, объединенный общим местом в производственных отношениях и, следовательно, общим объективным интересом, он все же остается внутренне неоднородным. Если только мы не впадаем в вульгарно-формалистскую крайность или в не менее вульгарное веберианство, мы вынуждены признать, что пролетариат объединяет работников разных сфер, разных профессий и разного уровня дохода - все, о чем мы говорили выше.
Более того, рабочий класс оказывается разделен и по другим признакам. Среди наиболее очевидных - происхождение. Мигрант-пролетарий (если речь не идет о специально приглашенном квалифицированном специалисте), как правило, оказывается в более угнетенном положении, чем коренной житель. Не имея возможности с детства готовиться к выходу на местный рынок труда, получить адекватное местным реалиям образование, опереться на семейные или дружеские связи, мигрант вынужден соглашаться на низкооплачиваемые, непрестижные неквалифицированные работы. В странах с резким неравенством между столицей и регионами, таких как Россия, до известной степени это справедливо даже для внутренних мигрантов, не говоря уже о рабочих из стран периферии. Разделение между "коренными" и "мигрантами" подпитывается также культивацией стереотипов, правой пропагандой в СМИ.
Другая очевидная, хоть и несколько менее резкая линия разделения - пол. Специфические особенности женщин-работниц, обусловленные как биологически (деторождение, менструальный цикл), так и чисто социально (воспитание, предполагающее "заточку" под стереотипно "мужские" и "женские" занятия и личностные качества) порождают определенные специфические проблемы. Работодатель, заинтересованный в максимально возможной эксплуатации при минимальных социальных обязательствах, разумеется, склонен использовать декретные отпуска и больничные по уходу за ребенком как аргумент в пользу снижения оклада работниц. Выбор типично "женской" профессии как правило также означает более низкий доход при том же рабочем времени. Плюс ко всему, все еще существует тенденция к перекладыванию на женские плечи всего труда по воспроизводству рабочей силы в семье - известному феномену "двойной эксплуатации". В результате многие пролетарки оказываются перед выбором: либо вовсе отказаться от семьи, либо де-факто трудиться в две смены, либо ограничивать свое участие в производстве. Последнее парадоксальным образом приводит и к усилению эксплуатации мужчин, вынужденных играть роль "кормильца". Опять же, все эти явления цементируются правой пропагандой в СМИ и массовой культуре, особенно в странах бывшего СССР и Варшавского договора, где сильна официальная поддержка церкви.
(и далее в том же духе - подробно о расколе между рабочими-мигрантами и «коренными», раздроблении рабочих мест и горизонтальных социальных связей)
Насчет роли именно церкви в странах бывшего СССР можно поспорить (собственно «воцерковленные верующие» в наших странах, как правило, составляют относительно невысокую долю населения, а консервативная линия проводится через ксенофобные и сексистские предрассудки), но в целом всё верно: благодаря раздроблению рабочего класса он не способен бороться с буржуазией, а поражения от буржуазии приводят к еще большему раздроблению по всем линиям (поражение, как известно, сирота, в отличие от победы, у которой сто отцов).
Кк коммунистам работать с сегодняшним пролетариатом
Что все это означает с практической точки зрения? Во-первых, то, что мы в сегодняшних условиях не можем апеллировать к классу как абстрактному однородному целому. Класс не осознает себя единым ни в каком приближении, слишком много в нем внутренних границ. Постольку, поскольку осознание классового интереса часто приходит через борьбу за интересы частные, "шкурные", мы должны учитывать такие узкогрупповые интересы в своей агитации, которая, - если она будет выстроена грамотно и убедительно, - позволит в свою очередь связать их с интересом класса в целом.
Во-вторых, разобщенность пролетариата ставит задачу его практической организации. На фоне крайней атомизации надежды на стихийное и повсеместное возникновение массовых "низовых" объединений, каковыми были рабочие союзы прошлых веков, не приходится. Это значит, что мы, марксисты, стоим перед необходимостью играть роль организаторов рабочего движения, хватаясь за каждую возможность наладить связи с трудовыми коллективами, показать им важность солидарной борьбы и заронить семена классового сознания по крайней мере в отдельные группы пролетариев, организовать общественную поддержку рабочей борьбы.
Если только мы ставим своей задачей развитие массового пролетарского движения, мы обязаны идти именно таким путем - и никаким другим. Мы должны четко понимать границы и особенности сегодняшнего пролетариата, и строить свои агитацию и организаторские усилия исходя из них - и никак иначе.
Опыт таких движений, как американское Occupy или французские "желтые жилеты", показывает, что без вполне ясной классовой повестки политические перспективы неизбежно будут туманны, а достижения - недостаточны, если не сомнительны. Не будучи движениями вполне пролетарскими, объединяя отдельных, неорганизованных представителей как рабочих, так и мелкобуржуазных и непроизводительных слоев, такие объединения - даже выражая неоформленное массовое недовольство капитализмом в целом, - способны выработать лишь наиболее общую, и потому неизбежно половинчатую, чрезмерно узкую повестку (вроде снижения конкретного налога или государственного контроля за финансовыми спекуляциями). Они не могут зайти дальше самых умеренных требований - это требовало бы перехода на строго классовые позиции. И они зачастую не могут добиться полноценной реализации даже этих требований, так как отсутствие четкой организации означает отсутствие должной сплоченности и осознанности в борьбе. А такая организация возможна лишь под политическим руководством определенного авангарда - который опять же неизбежно выражал бы интерес класса.
Потому попытки в сегодняшних условиях отойти от строго классовой повестки, от обращения прежде всего к конкретному, вполне определенному классу, а не абстрактным "угнетенным" лишены стратегической перспективы.
Как лишены перспективы и попытки искусственно "сузить" класс до "избранных" профессиональных групп и тем самым подменить классовый интерес цеховым.
Как обречена наивная надежда, что - без учета неоднородности и атомизированности современного пролетариата, - одна лишь книжная ученость сама по себе будет достаточна для строительства рабочего движения. Пусть даже такая ученость и позволит верно наметить границы класса и понять его объективный интерес "на бумаге", что она скажет о том, как обращаться не к абстрактному фабричному рабочему полуторавековой давности, а к действительным разнородным группам пролетариев, со всеми различиями в их установках, культуре и образе жизни, со всей их оторванностью друг от друга и неорганизованностью?
Именно потому Союз Марксистов ставит своей основной задачей именно соединение актуальной теории (позволяющей понять, с кем мы имеем дело, коль называем себя марксистами) с "полевой" практикой (необходимость которой из теории непосредственно вытекает). Именно поэтому мы открещиваемся как от догматиков, мёртвой хваткой цепляющихся за так и непонятые ими обрывки формул полуторавековой давности, так и от "широких левых", то и дело норовящих размыть строго классовую политическую повестку. Именно поэтому мы настаиваем, что коммунисты сегодня не могут позволить себе вступать в сомнительные коалиции и выступать за "все хорошее": "демократию вообще", "равноправие полов вообще", "экологию вообще", - не пропуская те или иные социальные вопросы через призму классового интереса. Равно как, с другой стороны, не могут позволить и механически повторять "идейно верные мантры", игнорирующие практические нужды работы с разными группами пролетариата.
Мы предлагаем всем, кто разделяет наши выводы, присоединяться к нашим усилиям в деле агитации и организации пролетариата.
При том, что критика «узких рабочистов» и «широких левых» вполне справедлива, всё-таки хочется услышать, на агитацию каких слоев пролетариата СМ хочет обратить наибольшее внимание и как его создатели видят взаимодействие профсоюзов (с которыми многие из них связаны) и политических организаций.
Будем надеяться - тексты на эту тему также появятся.
Пролетаризация самозанятых и госслужащих
Теперь следует коснуться тех слоев трудящихся, которые обладают изначально специфическим положением в производственных отношениях, но в современных условиях все больше приобретают черты пролетариата, фактически вливаясь в его состав. В частности, выше мы коснулись вопроса о самозанятости, т. е. такого положения индивидуального работника, когда он производит продукт с помощью собственных средств производства, не прибегая к чужому наемному труду. Формально это означало бы отнесение такого работника к мелким буржуа. Однако и здесь реальность спорит с "правовым фетишизмом".
Картина оказывается сложной, даже если мы исключим тех работников, которые прибегают к самозанятости лишь как к дополнительному, незначимому источнику дохода, который не может обеспечить воспроизводства их рабочей силы сам по себе. Эту сложность вносит т. н. "гиг-экономика" или "платформенная экономика", когда доступ к рынку для самозанятого возможен лишь через держателя онлайн-платформы, вроде такси Uber, Lyft, YouDo и или печально известная Яндекс.Еда. Известно, что в РФ те же крупнейшие агрегаторы такси (Яндекс/Uber, “Везет”, “Максим”, Gett) на данный момент суммарно занимают порядка 50% рынка, практически вытеснив привычный "частный извоз". Обладая с юридической точки правами собственности на средства производства, фактически работник платформенного сервиса не может произвести продукт иначе, как посредством сервиса, - точно так же, как не может произвести продукт и "классический" наемный рабочий, отчужденный от средств производства.
Таким образом, "гиг-экономика" служит не более, чем средством пролетаризации самозанятых, позволяющей плюс ко всему обойти ограничения трудового законодательства. Характерно, что, к примеру, таксисты Uber в США и Великобритании борются за признание их наемными работниками, поскольку это дает право хотя бы организовывать профсоюзы и бороться за трудовые права, такие как нормированный рабочий день, гарантии от произвольного увольнения (отключения от сети) и т. д. В частности, борьба концентрировалась вокруг закона AB 5 штата Калифорния, включающего “ABC test for independent contractors”, который позволяет фактически определить, является ли работник наемным, а следовательно, должен иметь все полагающиеся трудовые права и гарантии. Стоит также упомянуть решение Лондонского трибунала по делам наемных рабочих, приравнявшему таксистов Uber к таковым. Следовательно, даже если мы не можем еще говорить о полной пролетаризации самозанятых, то, во всяком случае, тенденция налицо.
Да, разумеется - формальная «самозанятость» на данном этапе развития капитализма систематически оказывается наемным трудом с условиями, ухудшенными за счет того, что трудовое законодательство на него не распространяется.
Другая стремительно пролетаризующаяся, и притом массовая прослойка - рядовые государственные служащие, “бюджетники”. Следует отметить, что в эпоху Маркса, Энгельса и даже Ленина государственный аппарат большинства стран находился на гораздо более низком уровне развития, чем сейчас, пополняясь преимущественно из представителей буржуазии, мелкобуржуазной интеллигенции и потомственных служащих. Даже в развитых странах это была сравнительно немногочисленная прослойка. Поэтому положение госслужащих по большей части не привлекало пристального внимания классиков.
Однако по мере развития государственно-монополистического капитализма (и особенно - в период “социального государства”) картина изменилась. В результате сегодня, напротив, мы имеем громадное количество государственных и муниципальных служащих. Во многих (а иногда и во всех) отношениях их труд организован аналогично труду рабочих на частных производствах, в рамках “фабрик” государственных служб: документооборота, образования, медицины, социального обеспечения, ЖКХ, дорожных работ и т. д. Средствами производства в конечном счете здесь также владеет капиталист - только не отдельный, а совокупный, интересы которого обслуживает буржуазное государство.
Часть госслужащих относится к пролетариату вообще безо всяких оговорок. Таков, например, персонал, занятый в оказании “государственных услуг”. Напомним, что об производительном характере труда, в частности, оказывающих рыночные "образовательные услуги" учителей писал еще сам Маркс. Но даже находясь полностью на бюджетном содержании, рядовые госслужащие делят с “классическими” пролетариями все трудности общего положения угнетенных наемных работников: их труд оплачиваем на уровне, необходимом для простого воспроизводства рабочей силы, часто не гарантирован и эксплуатируем с систематическим нарушением трудовых норм. Служащие часто являются жертвами деспотизма начальства всех уровней одновременно - находясь в зависимости как от “спускаемых вниз” министерских инструкций, так и иногда неправомерных требований руководства вроде широко известного “заваливания бумажками”.
Иными словами, даже в тех случаях, когда по формальным признакам мы не можем говорить об использовании рабочей силы для возрастания (формально национализированного) капитала, мы все равно должны констатировать значительную близость, если не полное совпадение, объективных интересов “бюджетников” и пролетариата. Если мелкий буржуа, менеджер среднего звена или даже “рабочий аристократ” в силу своего промежуточного положения балансируют между поддержкой буржуазии (прямо или косвенно обеспечивающей их относительно выгодный статус) и противостоянием ей, то в случае рядового госслужащего мы такого не видим. Важным “проверочным” признаком совпадения интересов этой прослойки с пролетарскими является активная деятельность профсоюзов госслужащих. Примерами могут служить осенние забастовки учителей в США, “итальянки” медицинского профсоюза “Действие” в России или массовые декабрьские “пенсионные” забастовки во Франции. Служащими выставляются те же самые требования, которые мог бы выставить любой рабочий: нормированные нагрузки, достойная своевременная оплата труда, социальные гарантии.
Тем более, как мы уже указывали в разделе “Границы пролетариата”, капиталисты делают всё, чтобы “исправить положение”, постоянно расширяя сферу платных услуг, “выводя за бюджет”, в рыночную плоскость, все больше функций, возложенных на государство в эпоху западного “социального государства” и “восточного блока”. Тенденция к пролетаризации врачей, учителей, работников аварийных и коммунальных служб и т. д. дополнительно закрепляет тенденцию к совпадению интересов рабочих частных предприятий и госслужащих. Таким образом, мы однозначно можем говорить о том, что сегодняшние бюджетники - это прослойка если не полностью входящая в состав пролетариата, то наиболее ему близкая по положению в общественных отношениях. С политической точки зрения это означает, что рассматривая перспективы пролетарского движения, мы должны учитывать в т. ч. “бюджетников”.
В целом верно, не хватает разве что сравнения цифр занятых в сфере и средних зарплат госслужащих и работников госпредприятий в сравнении с другими отраслями, которое могло бы быть интересным. Кроме того, «тру-рабочистов» тут можно уесть и с другой стороны: считают ли эти люди, что для того, чтобы работники ГУПов стали пролетариями, ГУПы должны быть приватизированы?
Проблема "рабочей аристократии"
Тем не менее, раз уж мы заговорили о классовом интересе, встает вопрос об интересе ряда групп наемных работников с противоречивым, не "традиционно пролетарским" положением в системе производства. Вновь зададим себе вопрос: не слишком ли широко берем, пытаясь избежать формализма?
Что ж, за "сваливание в кучу" пытались критиковать еще классиков. Такова, например, критика марксизма Вебером и его последователями, определявших класс не через роль в производстве, а через уровень потребления. И действительно, на первый обывательский взгляд, раз уж иной наемный работник может получать больше иного мелкого буржуа, какой же он угнетенный? А вот те, у кого есть недешевое авто и квартира не в ипотеке, но нет заводов и пароходов - их куда?
Несмотря на всю примитивность деления на "высший", "средний" и "низший " классы, оно вновь наталкивает на вопрос об имущественной стратификации рабочих и прежде всего - о рабочей аристократии как об особом социальном слое. Напомним, что под рабочей аристократией в классической марксистской литературе понимается наиболее привилегированный слой производительных работников, "подкупаемый" (по Ленину) буржуазией за счет перераспределения в их пользу части прибавочного продукта. Говоря ленинскими словами, "Капиталисты могут выбросить частичку (и даже не малую!) [монопольной сверхприбыли], чтобы подкупить своих рабочих".
В XIX - начале XX вв. образцовым примером рабочей аристократии считались объединенные в профсоюзы, прежде всего высококвалифицированные, работники из наиболее развитых стран, добившиеся некоторых преференций; так, в предисловии к изданию "Положения рабочего класса в Англии" 1882 г. Энгельс прямо писал, что "Они [члены тред-юнионов] образуют аристократию в рабочем классе; им удалось добиться сравнительно обеспеченного положения, и это они считают окончательным". Такое понимание рабочей аристократии нашло развитие и в работах Ленина, который смогу связать буржуазный курс социал-шовинистских партий II Интернационала с интересами их основной социальной базы (все тех высокооплачиваемых рабочих):
"Оппортунизм порождался в течение десятилетий особенностями такой эпохи развития капитализма, когда сравнительно мирное и культурное существование слоя привилегированных рабочих «обуржуазивало» их, давало им крохи от прибылей".
Проблемы с механическим перенесением конкретных рамок рабочей аристократии в понимании Энгельса-Ленина на сегодняшнюю ситуацию очевидны. На фоне общемирового упадка профсоюзов, откровенного и окончательного превращения старых социал-демократических партий в "левую ногу" неолиберального колосса и почти полного исчезновения из политического поля большинства стран партий революционных, едва ли можно рассматривать профсоюзное членство или поддержку. Напротив, наиболее привилегированные слои производительных работников сегодня нередко настроены откровенно либерально или даже консервативно, они не составляют базы левых реформистов. У нас больше нет слоя, который бы являлся объективной верхушкой рабочих и одновременно составлял массовую базу современной социал-демократии.
Проблема консервативно и либерально настроенных рабочих в странах Европы есть, но в большинстве из них, тем не менее, коммунистическое движение маргинализовано. В худших случаях коммунистические партии (а скорее секты) оказываются настолько маргинальны, что между ними и старыми большими социал-демократическими партиями оказываются еще две промежуточные стадии, и каждая партия при движении справа налево оказывается более маргинальной («классические социал-демократы» - «левые социал-демократы» - «марксисты или даже коммунисты на словах, но крайне далекие от марксизма-ленинизма» - «коммунисты»): например в Нидерландах соответственно Партия труда - Лево-зеленые - Социалистическая партия - Новая коммунистическая партия Нидерландов или в Норвегии Рабочая партия - Социалистическая левая партия - «Красные» - Коммунистическая партия Норвегии.
Члены Новой коммунистической партии Нидерландов на демонстрации
Марксистов-ленинцев в такой ситуации не видно и не слышно за пределами узких субкультурных слоев, и вряд ли это можно связать только с идейным господством буржуазии, а не с как минимум частичной «аристократизацией» рабочего класса в этих странах.
Эта проблема решается разными теоретиками по-разному. Одна из наиболее радикальных точек зрения - ограничить современную рабочую аристократию рамками топ-менеджмента и других наиболее обеспеченных наемных работников. Но выше мы уже видели, что приравнивать формально наемных работников к пролетариату в строгом смысле некорректно, а классики понимали под рабочей аристократий именно слой производительных рабочих. Перенося термин на высших управленцев, мы фактически переизобретаем его и наделяем совершенно отличным от изначального смыслом, т. к. они прямо участвуют в эксплуатации, а не просто получают часть ранее изъятой прибавочной стоимости, оставаясь частью пролетариата.
Другая позиция, типичная для т. н. "третьемиристских" групп - приравнивание к рабочей аристократии всего рабочего класса развитых стран. Стоит отметить, что для такой точки зрения можно было найти определенные основания в прошлом. С одной стороны, еще Ленин указывал на тенденцию к поляризации международного рабочего движения. С другой стороны, в середине XX в., когда сильные и массовые профсоюзы вместе с послаблениями правящего класса в виде "социального государства" действительно обеспечивали высокий - и сравнительно одинаковый, - уровень жизни в "первом мире" за счет перераспределения сверхприбылей от монополистической эксплуатации (в т. ч. колоний и полуколоний).
Однако наступление неолиберальной эпохи привело к резкому расслоению доходов и внутри пролетариата стран центра. Если ранее можно было говорить о более-менее дихотомическом делении на высокооплачиваемых членов тред-юнионов и всех остальных, или на рабочих "первого" и "третьего" мира, то сегодня мы видим пропасть между рабочими "верхами" и "низами" в развитых странах, - и такую же пропасть между даже самыми низкооплачиваемыми работниками в США или Европе и большинством трудящихся Юго-Восточной Азии или Африки. А если учитывать существование полупериферии (в т. ч. "малых империалистов"), рабочий класс которой тоже неоднороден, а также сравнительно более обеспеченных прослоек пролетариата периферии (таких как индийские программисты), то можно выделить еще больше градаций.
Плюс к этому границы бесспорно привилегированных слоев пролетариата достаточно условны, а главное - текучи: любое технологическое новшество, любое колебание экономического маятника может лишить "аристократического титула" одних рабочих и наделить им других. Так массовое внедрение конвейера в 1910-х - 1920-х гг. снизило потребность в высококвалифицированной рабочей силе; к подобному эффекту привела и "информатизация", продолжающаяся с середины 1980-х . Так вывоз производства из Европы и США в страны "третьего мира" в начале 1980-х привел к разгрому профсоюзов и падению уровня жизни ранее привилегированных рабочих. Так в еще сравнительно недавно "элитной" сфере IT появились свои "рабочие лошадки" вроде низкооплачиваемых junior-веб-разработчиков, тестировщиков или технических писателей.
Следует также отметить также, что “подкуп” рабочих капиталистического центра буржуазией во многом следствие рабочей борьбы (в ХХ веке - еще и влияния опыта СССР и Китая), а не просто положения в системе разделения труда самого по себе. Такие преференции не были бы отвоеваны без усилий профсоюзов и левых (пусть и буржуазных левых), начиная с английских чартистов. Показательно, что сегодня, в пору упадка рабочего движения и неолиберальной реакции права даже рабочих центра вновь урезаются (см. "либерализацию" трудового и пенсионного законодательства в Европе).
"Аристократический" статус, отвоеванный борьбой, начинает таять. На этом фоне мы можем говорить об определенном возрождении радикальных настроений - пусть пока и крайне аморфных, - даже в странах центра. Мы можем видеть это на примере бастующей Франции, подъеме активности профсоюзов и даже робкие попытки выйти на создание собственно рабочей партии в США (движение Labor and Community for an Independent Party https://www.forapeoplesparty.org/organizing-committee/). Все это также подталкивает к выводу, что "аристократичность" оказывается нестабильным, "колеблющимся" и исторически конкретным признаком, а не абсолютно четким классифицирующим критерием.
Следовательно, в текущих условиях нам не видятся оправданными попытки использовать термин "рабочая аристократия" как абсолютный, обозначающий единый и сравнительно замкнутый слой, противопоставленный всему остальному пролетариату и обладающий вполне оформленным самостоятельным политическим интересом. С точки зрения практического анализа социальной структуры куда логичнее говорить о множестве относительно более или менее привилегированных или угнетенных, в большей или в меньшей степени "подкупаемых" слоев со специфическими узкогрупповыми интересами, о чем мы поговорим в предпоследнем разделе.
Да, действительно - классовая борьба и в США и странах Западной Европы остается актуальной, и о «рабочей аристократии» как о едином слое говорить не приходится. Однако даже сдвиг настроений влево в результате кризиса старых социал-демократов, как правило, означает лишь сдвиг популярности от правых социал-демократов к левым (процессы внутри британских лейбористов - при всем восприятии Корбина, отстранившего правых от руководства партией, как радикального политика, даже вернуть старую формулировку статьи 4 о желательности коллективной собственности левым не удалось, а в последний год партия продемонстрировала чисто электоралистский подход), либо к деидеологизированным движениям, которые потом абсорбируются той же социал-демократией (Испания с движение от «индигнадос» к «Подемос» и далее к «прогрессистскому правительству», т.е. к идейной капитуляции «Подемос» и КПИ перед ИСРП; во Франции такого же поглощения «желтых жилетов» пока не произошло, но и до господства коммунистических идей они не радикализовались). Старые реформистские традиции продолжают сохранять свою силу, хотя почва для них во многом исчезла.
В период расцвета «индигнадос» старая социал-демократия была одной из главных мишеней их критики
Что же касается США, то мне трудно сказать, почему за доказательство сдвига к созданию рабочей партии приводится пример создания еще одной небольшой леволиберальной (на марксистскую ее программа никак не тянет партии) - третьи партии левее демократов (например, «зеленые») в американской политике известны давно, и в том, что именно этот проект станет «настоящей рабочей партией» - увы, есть сомнения. Не надо ли обратиться, наоборот, к организациям, которые уже являются марксистскими, и к перспективам их роста. Очевидно, что и находившиеся в последние годы на подъеме Демократические социалисты Америки, и старая КП США рано или поздно окончательно дискредитируют себя ориентацией на демократов и их место займут более прогрессивные силы?
Далее следует обзор ревизионистских теорий промежуточных прослоек, раскритикованных даже далеким от марксизма-ленинизма Э.О.Райтом. Существенным является вывод:
Таким образом, следует сосредоточиться именно на той части "противоречивых" слоев, которая не может быть однозначно и без оговорок сближена ни с рядовыми работниками, ни с буржуа. И здесь крайне сомнительно утверждение Эренрайхов, что они обладают собственной единой идеологией и обособленным интересом. Скорее можно заключить, что они - как и упоминавшееся выше мелкое чиновничество, "силовики" или обслуживающая буржуазию гуманитарная и творческая интеллигенция, - не имеют собственного классового интереса.
Они получают средства к существованию либо исключительно за счет части прибавочной стоимости, произведенной пролетариями, либо - в случае среднего менеджмента производственных подразделений, - преимущенно за счет нее. Таким образом, они оказываются не заинтересованы в преодолении эксплуатации. При этом, их положение все же отлично от привилегированных слоев производительных рабочих (см. предыдущий раздел). Если последние также получают часть перераспределенной прибавочной стоимости, но и непосредственно создают стоимость самостоятельно, то первые не могут обеспечить основной доход помимо "подкупа", не меняя своей роли в производственных отношениях.
Но в то же время невозможно сказать, что их можно отнести к буржуазии или мелкой буржуазии: они лишены как формального права собственности, так и реального права полного распоряжения средствами производства; из положение неустойчиво, они могут быть уволены безо всякого "золотого парашюта", как и простые рабочие. Потому из их положения не следует и кровной заинтересованности в возрастании капитала как такового. По большому счету, объективно, как социальной группе, им все равно, каким именно образом формируется их личный доход. И это вполне объясняет, в частности, нередкие случаи мелкой коррупции (в случае мелкого чиновничества), "просиживания штанов" или мелких махинаций с отчетностью или собственностью фирмы (в случае управленцев среднего звена).
Не видим мы и особого политического выражения их якобы специфического интереса. "Технократический либерализм", о котором говорили супруги Эренрайх, никогда не служит отдельной от других течений либерализма политической позицией. Мы могли наблюдать партии тех или иных группировок буржуазии, революционные пролетарские партии, левые оппортунистические партии, выторговывавшие социальные подачки в интересах привилегированных слоев рабочих, мелкобуржуазные партии, стремившиеся выбить преференции для малого бизнеса. Но мы не видим специфической "партии средних управленцев", средних чиновников, интеллигенции. По своей функции обслуживая капиталистов, а по уровню потребления сближаясь с мелким буржуа или привилегированными группами пролетариев, они неизменно примыкают к политическим силам, выражающим интересы других классов.
Таким образом, куда логичнее говорить не об отдельном новом классе, а признать подобные промежуточные прослойки не относящимися в полной мере ни к одному из больших классов, а сочетающих их отдельные черты. Стремление непременно "приписать" все население к какой-либо категории, не оставить на "общественной карте" белых пятен по-человечески понятно. Однако наша цель, как марксистов - не построить нечто вроде биологической системы видов или продуктового каталога, а предложить адекватные с практической точки зрения рамки классов.
Да, именно так: промежуточный характер классового положения среднего чиновничества и интеллигенции не позволяет им занимать самостоятельную позицию.
Впрочем, об одном исключении стоило бы сказать именно применительно к странам периферии и полупериферии: о слоях интеллигенции, прямо завязанных на международные компании с центрами в странах центра (часть IT-специалистов и т.д.) или же на структуры, транслирующие политическое и идеологическое влияние этих стран (часть гуманитарной интеллигенции, известная под метким прозвищем «грантоеды»).
Эти слои тоже транслируют не свои собственные интересы. Но поскольку капитал, на который они ориентированы, являются для стран, где они живут, внешним - иллюзия самостоятельности у их позиции есть.
Неоднородность и атомизация пролетариата
Итак, мы очертили в основном границы класса. Но, объединенный общим местом в производственных отношениях и, следовательно, общим объективным интересом, он все же остается внутренне неоднородным. Если только мы не впадаем в вульгарно-формалистскую крайность или в не менее вульгарное веберианство, мы вынуждены признать, что пролетариат объединяет работников разных сфер, разных профессий и разного уровня дохода - все, о чем мы говорили выше.
Более того, рабочий класс оказывается разделен и по другим признакам. Среди наиболее очевидных - происхождение. Мигрант-пролетарий (если речь не идет о специально приглашенном квалифицированном специалисте), как правило, оказывается в более угнетенном положении, чем коренной житель. Не имея возможности с детства готовиться к выходу на местный рынок труда, получить адекватное местным реалиям образование, опереться на семейные или дружеские связи, мигрант вынужден соглашаться на низкооплачиваемые, непрестижные неквалифицированные работы. В странах с резким неравенством между столицей и регионами, таких как Россия, до известной степени это справедливо даже для внутренних мигрантов, не говоря уже о рабочих из стран периферии. Разделение между "коренными" и "мигрантами" подпитывается также культивацией стереотипов, правой пропагандой в СМИ.
Другая очевидная, хоть и несколько менее резкая линия разделения - пол. Специфические особенности женщин-работниц, обусловленные как биологически (деторождение, менструальный цикл), так и чисто социально (воспитание, предполагающее "заточку" под стереотипно "мужские" и "женские" занятия и личностные качества) порождают определенные специфические проблемы. Работодатель, заинтересованный в максимально возможной эксплуатации при минимальных социальных обязательствах, разумеется, склонен использовать декретные отпуска и больничные по уходу за ребенком как аргумент в пользу снижения оклада работниц. Выбор типично "женской" профессии как правило также означает более низкий доход при том же рабочем времени. Плюс ко всему, все еще существует тенденция к перекладыванию на женские плечи всего труда по воспроизводству рабочей силы в семье - известному феномену "двойной эксплуатации". В результате многие пролетарки оказываются перед выбором: либо вовсе отказаться от семьи, либо де-факто трудиться в две смены, либо ограничивать свое участие в производстве. Последнее парадоксальным образом приводит и к усилению эксплуатации мужчин, вынужденных играть роль "кормильца". Опять же, все эти явления цементируются правой пропагандой в СМИ и массовой культуре, особенно в странах бывшего СССР и Варшавского договора, где сильна официальная поддержка церкви.
(и далее в том же духе - подробно о расколе между рабочими-мигрантами и «коренными», раздроблении рабочих мест и горизонтальных социальных связей)
Насчет роли именно церкви в странах бывшего СССР можно поспорить (собственно «воцерковленные верующие» в наших странах, как правило, составляют относительно невысокую долю населения, а консервативная линия проводится через ксенофобные и сексистские предрассудки), но в целом всё верно: благодаря раздроблению рабочего класса он не способен бороться с буржуазией, а поражения от буржуазии приводят к еще большему раздроблению по всем линиям (поражение, как известно, сирота, в отличие от победы, у которой сто отцов).
Кк коммунистам работать с сегодняшним пролетариатом
Что все это означает с практической точки зрения? Во-первых, то, что мы в сегодняшних условиях не можем апеллировать к классу как абстрактному однородному целому. Класс не осознает себя единым ни в каком приближении, слишком много в нем внутренних границ. Постольку, поскольку осознание классового интереса часто приходит через борьбу за интересы частные, "шкурные", мы должны учитывать такие узкогрупповые интересы в своей агитации, которая, - если она будет выстроена грамотно и убедительно, - позволит в свою очередь связать их с интересом класса в целом.
Во-вторых, разобщенность пролетариата ставит задачу его практической организации. На фоне крайней атомизации надежды на стихийное и повсеместное возникновение массовых "низовых" объединений, каковыми были рабочие союзы прошлых веков, не приходится. Это значит, что мы, марксисты, стоим перед необходимостью играть роль организаторов рабочего движения, хватаясь за каждую возможность наладить связи с трудовыми коллективами, показать им важность солидарной борьбы и заронить семена классового сознания по крайней мере в отдельные группы пролетариев, организовать общественную поддержку рабочей борьбы.
Если только мы ставим своей задачей развитие массового пролетарского движения, мы обязаны идти именно таким путем - и никаким другим. Мы должны четко понимать границы и особенности сегодняшнего пролетариата, и строить свои агитацию и организаторские усилия исходя из них - и никак иначе.
Опыт таких движений, как американское Occupy или французские "желтые жилеты", показывает, что без вполне ясной классовой повестки политические перспективы неизбежно будут туманны, а достижения - недостаточны, если не сомнительны. Не будучи движениями вполне пролетарскими, объединяя отдельных, неорганизованных представителей как рабочих, так и мелкобуржуазных и непроизводительных слоев, такие объединения - даже выражая неоформленное массовое недовольство капитализмом в целом, - способны выработать лишь наиболее общую, и потому неизбежно половинчатую, чрезмерно узкую повестку (вроде снижения конкретного налога или государственного контроля за финансовыми спекуляциями). Они не могут зайти дальше самых умеренных требований - это требовало бы перехода на строго классовые позиции. И они зачастую не могут добиться полноценной реализации даже этих требований, так как отсутствие четкой организации означает отсутствие должной сплоченности и осознанности в борьбе. А такая организация возможна лишь под политическим руководством определенного авангарда - который опять же неизбежно выражал бы интерес класса.
Потому попытки в сегодняшних условиях отойти от строго классовой повестки, от обращения прежде всего к конкретному, вполне определенному классу, а не абстрактным "угнетенным" лишены стратегической перспективы.
Как лишены перспективы и попытки искусственно "сузить" класс до "избранных" профессиональных групп и тем самым подменить классовый интерес цеховым.
Как обречена наивная надежда, что - без учета неоднородности и атомизированности современного пролетариата, - одна лишь книжная ученость сама по себе будет достаточна для строительства рабочего движения. Пусть даже такая ученость и позволит верно наметить границы класса и понять его объективный интерес "на бумаге", что она скажет о том, как обращаться не к абстрактному фабричному рабочему полуторавековой давности, а к действительным разнородным группам пролетариев, со всеми различиями в их установках, культуре и образе жизни, со всей их оторванностью друг от друга и неорганизованностью?
Именно потому Союз Марксистов ставит своей основной задачей именно соединение актуальной теории (позволяющей понять, с кем мы имеем дело, коль называем себя марксистами) с "полевой" практикой (необходимость которой из теории непосредственно вытекает). Именно поэтому мы открещиваемся как от догматиков, мёртвой хваткой цепляющихся за так и непонятые ими обрывки формул полуторавековой давности, так и от "широких левых", то и дело норовящих размыть строго классовую политическую повестку. Именно поэтому мы настаиваем, что коммунисты сегодня не могут позволить себе вступать в сомнительные коалиции и выступать за "все хорошее": "демократию вообще", "равноправие полов вообще", "экологию вообще", - не пропуская те или иные социальные вопросы через призму классового интереса. Равно как, с другой стороны, не могут позволить и механически повторять "идейно верные мантры", игнорирующие практические нужды работы с разными группами пролетариата.
Мы предлагаем всем, кто разделяет наши выводы, присоединяться к нашим усилиям в деле агитации и организации пролетариата.
При том, что критика «узких рабочистов» и «широких левых» вполне справедлива, всё-таки хочется услышать, на агитацию каких слоев пролетариата СМ хочет обратить наибольшее внимание и как его создатели видят взаимодействие профсоюзов (с которыми многие из них связаны) и политических организаций.
Будем надеяться - тексты на эту тему также появятся.