Чайна Мьевиль Марксистский путеводитель по монстрам
Чайна Мьевиль Марксистский путеводитель по монстрам
Я фанат ужасов - тот, кому всегда нравились монстры. Поэтому я сейчас попытаюсь выразить определенный политический смысл этого моего увлечения.
Подчеркиваю, что для меня это не академические штудии - у меня интуитивная любовь к фильмам о монстрах, и я попытаюсь обосновать ее теоретический смысл.
Что очаровывает меня в монстрах, так это то, что даже когда они должны быть плохими парнями, они при этом созданы с невероятным талантом.
Во всех культурах люди берут свои страхи и выражают их в своего рода символической поэзии - приклеивая крылья летучей мыши к волку, например. Даже сейчас, когда мы пугаем себя, мы тоже делаем это творчески.
И нет культуры, в которой не было бы монстров, все культуры создали собственные чудовища. Нет культуры, героями сказок и мифов которой были бы обычные животные. Кажется, что Homo Sapiens - это вид, который непременно должен создавать монстров!
Монстры очень многозначны - вы можете использовать их для «означивания» почти всего, что угодно. И одно и то же чудовище может иметь четыре или пять противоречивых смыслов в одном и том же фильме или книге.
Возьмем чудовище Франкенштейна, например. В романе Мэри Шелли монстр не просто олицетворяет знание, выходящие за рамки того, что положено знать людям. По своей сути он не деструктивен: насилие возникает только после того, как Франкенштейн отказывается от своего творения.
Итак, с одной стороны, перед нами пугающее выражение нашей тревоги по поводу отсутствия у нас ответственности за собственные исследования и действия. Но, с другой стороны, чудовище Франкенштейна, безусловно, вызывает у нас симпатию.
Вы увидите то же самое в Кинг-Конге - с одной стороны, он туманный колониальный символ, связанный со зловещими островами и темными дикарями, но к концу фильма он уже в большей степени жертва.
Поэтому наше отношение к монстрам двойственно, нас влечет к ним - и в то же время отталкивает.
Кроме того, вы можете проследить за изменением проблем общества, если взглянете на этапы, через которые прошло развитие образов его монстров. Истории о зомби в 1920-1930-х годах связаны с темой расы. Начиная с 1960 года, то есть со времени фильмов Джорджа Ромеро, они стали касаться вопросов класса и отупляющего воздействия средств массовой информации. Но в последней волне фильмов о зомби - «28 дней спустя» и римейк «Рассвета Мертвецов» - зомби больше не бродят вокруг, они действуют в картинах социальных беспорядков, что не может не напомнить вам антикапиталистические демонстрации. Они - зомби после Сиэтла, (1) антикапиталистические зомби - и, хотя они явные бяки, часть радости состоит в том, что вы любите зомби!
В этом есть также более широкое политическое значение. На обложку брошюры «Марксизм 2005» был помещен рисунок, изображающий неолиберализм в виде вампира. Это является частью давней традиции, рассматривающей капитализм как нежить.
Но и занимаемая нами сторона также представляется в виде монстра - восставший рабочий класс всегда изображался как нечто чудовищное, как многоголовая восставшая гидра. Так или иначе, в классовом обществе это присуще всем: представлять своих врагов как чудовищ.
Я думаю, это происходит потому, что в современности и капитализме есть нечто, о чем вы просто не можете думать «реалистическим» образом. Происходит «возвращение вытесненного» - вы не можете представить это иначе, кроме как в чудовищной форме. И я думаю, что у нас всегда была неосознанная симпатия к монстру. Восприятие монстра всего лишь как социальной патологии беспокоит тех людей, чей идеал - социальный статус-кво. Но есть те из нас, потому что такова наша классовая позиция, кто понимает, что такой статус-кво связан с насилием. Так что не удивительно, что мы не полностью купились на мысль, что «патология» - это плохая вещь.
Я очень хочу сохранить этот критический взгляд на монстров. Если мы будет считать, что они просто относятся к социальной патологии, это приведет нас к мысли избавиться от них. Но если после революции не будет монстров, то я так не играю!
Перевод - Дмитрий Райдер
1) В 1999 году в Сиэтле прошли мощные акции протеста против саммита ВТО, вылившиеся в столкновения с полицией и ставшие поворотным событием в истории т.н. «антиглобалистского» движения - то есть движения против глобализации капитализма. Позднее эти события были названы «Битвой в Сиэтле».
Оригинал: http://www.socialistworker.co.uk/art.php?id=6936
От переводчика: Чайна Мьевиль - британский писатель-фантаст, член Социалистической рабочей партии. Сам он утверждает, что работает, сознательно смешивая жанры - хоррор, фэнтези и научную фантастику, создавая при этом произведения, которые получили название «weird fiction». Его левые взгляды находят отражение в творчестве: в отличие от большинства фэнтезийных миров, мир, описанный в прославившей автора Нью-Кробюзонской трилогии - не феодальный мир «меча и магии», а мир капиталистических отношений. В первой книге трилогии «Вокзал потерянных снов» перед читателем предстает город Нью-Кробюзон, который можно с полным правом назвать одним из главных героев романа. В нем сочетаются худшие черты современного мегаполиса и диккенсовского Лондона. Общество в нем живет по социал-дарвинистским законам, что напоминает социумы, описываемые в киберпанковских текстах. Это город контрастов с олигархами и огромной прослойкой отверженных, среди которых представители самых разных рас и видов, живущие в жутких нищих гетто и рабочих кварталах. В то же время, я не назвал бы это антиутопией, хотя антиутопические черты в мире Нью-Кробюзона присутствуют, так же, как они присутствуют и в нашей капиталистической реальности. Гротескная реальность Нью-Кробюзона напоминает нашу реальность современного капитализма. Населяют город, помимо людей, различные расы и существа: люди-кактусы, хепри (самцы - большие жуки, а самки - жукоголовые женщины), водяные, гаруды (люди-птицы), «переделанные» и другие обитатели. «Переделанные» - это чаще люди, обычно бывшие преступники, наказанием для которых послужило удаление конечностей и пересадка на их место конечностей животных или других существ. (Привет доктору Моро!) Они часто используются в качестве рабочей силы и сведены до уровня машины или скота. Таким образом, монстры у Мьевиля - не просто жуткие враждебные твари, но также жертвы и герои, вызывающие симпатию. Стоит отметить, что романы фантаста-марксиста - не политические трактаты и манифесты, а увлекательная фантастика, но написанная политически. «Я не какой-нибудь злобный «левак», которому только и надо, что протолкнуть свои злодейские манифесты, коварно маскируя их под фэнтезийные романы», - говорит автор.
P.S. В последнем романе трилогии «Железный совет» описывается революция в Нью-Кробюзоне.
Я фанат ужасов - тот, кому всегда нравились монстры. Поэтому я сейчас попытаюсь выразить определенный политический смысл этого моего увлечения.
Подчеркиваю, что для меня это не академические штудии - у меня интуитивная любовь к фильмам о монстрах, и я попытаюсь обосновать ее теоретический смысл.
Что очаровывает меня в монстрах, так это то, что даже когда они должны быть плохими парнями, они при этом созданы с невероятным талантом.
Во всех культурах люди берут свои страхи и выражают их в своего рода символической поэзии - приклеивая крылья летучей мыши к волку, например. Даже сейчас, когда мы пугаем себя, мы тоже делаем это творчески.
И нет культуры, в которой не было бы монстров, все культуры создали собственные чудовища. Нет культуры, героями сказок и мифов которой были бы обычные животные. Кажется, что Homo Sapiens - это вид, который непременно должен создавать монстров!
Монстры очень многозначны - вы можете использовать их для «означивания» почти всего, что угодно. И одно и то же чудовище может иметь четыре или пять противоречивых смыслов в одном и том же фильме или книге.
Возьмем чудовище Франкенштейна, например. В романе Мэри Шелли монстр не просто олицетворяет знание, выходящие за рамки того, что положено знать людям. По своей сути он не деструктивен: насилие возникает только после того, как Франкенштейн отказывается от своего творения.
Итак, с одной стороны, перед нами пугающее выражение нашей тревоги по поводу отсутствия у нас ответственности за собственные исследования и действия. Но, с другой стороны, чудовище Франкенштейна, безусловно, вызывает у нас симпатию.
Вы увидите то же самое в Кинг-Конге - с одной стороны, он туманный колониальный символ, связанный со зловещими островами и темными дикарями, но к концу фильма он уже в большей степени жертва.
Поэтому наше отношение к монстрам двойственно, нас влечет к ним - и в то же время отталкивает.
Кроме того, вы можете проследить за изменением проблем общества, если взглянете на этапы, через которые прошло развитие образов его монстров. Истории о зомби в 1920-1930-х годах связаны с темой расы. Начиная с 1960 года, то есть со времени фильмов Джорджа Ромеро, они стали касаться вопросов класса и отупляющего воздействия средств массовой информации. Но в последней волне фильмов о зомби - «28 дней спустя» и римейк «Рассвета Мертвецов» - зомби больше не бродят вокруг, они действуют в картинах социальных беспорядков, что не может не напомнить вам антикапиталистические демонстрации. Они - зомби после Сиэтла, (1) антикапиталистические зомби - и, хотя они явные бяки, часть радости состоит в том, что вы любите зомби!
В этом есть также более широкое политическое значение. На обложку брошюры «Марксизм 2005» был помещен рисунок, изображающий неолиберализм в виде вампира. Это является частью давней традиции, рассматривающей капитализм как нежить.
Но и занимаемая нами сторона также представляется в виде монстра - восставший рабочий класс всегда изображался как нечто чудовищное, как многоголовая восставшая гидра. Так или иначе, в классовом обществе это присуще всем: представлять своих врагов как чудовищ.
Я думаю, это происходит потому, что в современности и капитализме есть нечто, о чем вы просто не можете думать «реалистическим» образом. Происходит «возвращение вытесненного» - вы не можете представить это иначе, кроме как в чудовищной форме. И я думаю, что у нас всегда была неосознанная симпатия к монстру. Восприятие монстра всего лишь как социальной патологии беспокоит тех людей, чей идеал - социальный статус-кво. Но есть те из нас, потому что такова наша классовая позиция, кто понимает, что такой статус-кво связан с насилием. Так что не удивительно, что мы не полностью купились на мысль, что «патология» - это плохая вещь.
Я очень хочу сохранить этот критический взгляд на монстров. Если мы будет считать, что они просто относятся к социальной патологии, это приведет нас к мысли избавиться от них. Но если после революции не будет монстров, то я так не играю!
Перевод - Дмитрий Райдер
1) В 1999 году в Сиэтле прошли мощные акции протеста против саммита ВТО, вылившиеся в столкновения с полицией и ставшие поворотным событием в истории т.н. «антиглобалистского» движения - то есть движения против глобализации капитализма. Позднее эти события были названы «Битвой в Сиэтле».
Оригинал: http://www.socialistworker.co.uk/art.php?id=6936
От переводчика: Чайна Мьевиль - британский писатель-фантаст, член Социалистической рабочей партии. Сам он утверждает, что работает, сознательно смешивая жанры - хоррор, фэнтези и научную фантастику, создавая при этом произведения, которые получили название «weird fiction». Его левые взгляды находят отражение в творчестве: в отличие от большинства фэнтезийных миров, мир, описанный в прославившей автора Нью-Кробюзонской трилогии - не феодальный мир «меча и магии», а мир капиталистических отношений. В первой книге трилогии «Вокзал потерянных снов» перед читателем предстает город Нью-Кробюзон, который можно с полным правом назвать одним из главных героев романа. В нем сочетаются худшие черты современного мегаполиса и диккенсовского Лондона. Общество в нем живет по социал-дарвинистским законам, что напоминает социумы, описываемые в киберпанковских текстах. Это город контрастов с олигархами и огромной прослойкой отверженных, среди которых представители самых разных рас и видов, живущие в жутких нищих гетто и рабочих кварталах. В то же время, я не назвал бы это антиутопией, хотя антиутопические черты в мире Нью-Кробюзона присутствуют, так же, как они присутствуют и в нашей капиталистической реальности. Гротескная реальность Нью-Кробюзона напоминает нашу реальность современного капитализма. Населяют город, помимо людей, различные расы и существа: люди-кактусы, хепри (самцы - большие жуки, а самки - жукоголовые женщины), водяные, гаруды (люди-птицы), «переделанные» и другие обитатели. «Переделанные» - это чаще люди, обычно бывшие преступники, наказанием для которых послужило удаление конечностей и пересадка на их место конечностей животных или других существ. (Привет доктору Моро!) Они часто используются в качестве рабочей силы и сведены до уровня машины или скота. Таким образом, монстры у Мьевиля - не просто жуткие враждебные твари, но также жертвы и герои, вызывающие симпатию. Стоит отметить, что романы фантаста-марксиста - не политические трактаты и манифесты, а увлекательная фантастика, но написанная политически. «Я не какой-нибудь злобный «левак», которому только и надо, что протолкнуть свои злодейские манифесты, коварно маскируя их под фэнтезийные романы», - говорит автор.
P.S. В последнем романе трилогии «Железный совет» описывается революция в Нью-Кробюзоне.