Археологические экспедиции Е. В. Маркелова
Если ты не сделаешь свою работу,
ее за тебя сделает кто-то другой
(Е. В. Маркелов)
Евгений Владимирович был создателем и первым директором нашей школы. На этом посту он находился с конца 2002 года по 9.09 2010 года - примерно 8 лет из 48, отведенных ему судьбой. Археологией же он начал заниматься еще в школе, и экспедиционная жизнь, полевая исследовательская работа, со всеми присущими ей особенностями (коллективизмом, приключениями, путешествиями, постоянным преодолением различных трудностей) были органической частью его способа существования на протяжении многих десятилетий. Он был учителем и вез с собой в экспедиции учеников - школьников, у которых он преподавал или был классным руководителем, учащихся других школ, детей знакомых, иногда совсем, казалось бы, случайно попавших в орбиту его деятельности людей.
Начал он заниматься археологией в кружке Московского дворца пионеров на Ленинских (теперь - Воробьёвых) горах, где занятия вела Алевтина Алексеевна Юшко, которая сама активно изучала средневековое землевладение в Московской земле и до сих пор остается одним из ведущих специалистов в изучении этого направления. Своих кружковцев Алевтина Алексеевна брала в экспедиции в разные районы Москвы и Подмосковья. Старшим товарищем Е. В. Маркелова во время экспедиций стал другой ученик Алевтины Алексеевны - Сергей Заремович Чернов, тогда уже студент истфака МГУ, а впоследствии доктор исторических наук и научный руководитель многих археологических экспедиций, куда на практику выезжали многие ученики Евгения Владимировича, а потом и учащиеся «Интеллектуала».
Работы А. А. Юшко и С. З. Чернова в момент, когда в них принимал участие Евгений Владимирович, были сосредоточены в двух районах Подмосковья - под Звенигородом и под Загорском (ныне Сергиевым Посадом). Это были чаще всего средневековые сельские поселения, датируемые от ранних этапов истории Московского княжества до Смутного времени (XIV-XVII вв.), а также исследования городища древнего Звенигорода и многочисленные разведки, в ходе которых происходило выявление новых памятников и уточнение археологической карты Подмосковья.
Впоследствии А. А. Юшко, можно сказать, «сосватала» группу своих выпускников- кружковцев (уже студентов) своей приятельнице и коллеге по Институту археологии Майе Павловне Зиминой, занимавшейся изучением неолитических памятников в Новгородской области. Экспедиция в окрестностях деревни Дубьё, в глубокой глуши Боровичевского района, дала возможность Евгению Владимировичу и его друзьям приобщиться к археологическим древностям каменного века. Е. В. Маркелов часто вспоминал раскопки этих памятников: неолитического поселка, некогда существовавшего на берегу давно ставшего торфяником озера, и могильника, где были погребены его обитатели. Впечатляющими находками тех времен были, по его словам, чешуйки осетровых рыб размером с его, маркеловскую, ладонь: «Представляете, какие крокодилы тут водились в эпоху неолита!» На этот памятник Евгений Владимирович вернулся спустя десятилетия, уже с учащимися «Интеллектуала» и выпускниками, в июле 2005 г., когда, при поддержке благотворительного Фонда «Династия», удалось соединить усилия «стариков» - ветеранов тех экспедиций и одно из мероприятий летней экспедиционной кампании нашей школы.
Совершенно особую роль сыграли проводившиеся в 1987-1993 гг. раскопки в Историческом проезде, в самом центре Москвы, на Красной площади, на месте ныне восстановленного Казанского собора. В ходе этих работ была найдена первая в Москве берестяная грамота. Эти раскопки были одним из ярких событий не только научной, но и общественной жизни Москвы эпохи Перестройки, когда заинтересованность в сохранении и изучении историко-культурного наследия города приобрела беспрецедентно массовый характер. В работу Московской археологической экспедиции было вовлечено множество людей - работяги, не гнушающиеся нелегкого физического труда для более чем уместного в тогдашней экономической ситуации дополнительного заработка, добровольцы, интересующиеся прошлым Москвы, тогдашние студенты и школьники, некоторые из которых стали потом родителями учащихся «Интеллектуала». Евгений Владимирович и его ученики тоже были там. До сих пор в научных работах по истории средневековой Руси в качестве образцовых объектов для сравнения форм и уточнения хронологии московской керамики (самого массового археологического материала из раскопок), приводятся материалы раскопок в Историческом проезде. А некоторые материалы, связанные с работой этой экспедиции, хранятся у нас в учебном музее.
Далеко не всегда работы маркеловских экспедиций были столь богаты интересными артефактами. Летом 1994 года работы проводились в так называемом Пьяном скверике в Хотьково: место исторически интересное, но находками не баловавшее. Евгений Владимирович использовал эти работы в педагогических целях: для отработки методики полевых исследований «на учебном материале», обучая своих школьников приемам работы с лопатой, раздерновке участка, зачистке, фиксации находок (которыми были, по преимуществу, бутылочные осколки, пробки, гвозди). В итоге, к следующему полевому сезону, в экспедиции появились те, на кого можно было опереться в плане производства земляных работ.
В 1990-е гг. работы сосредотачивались, в основном, на Ярославском направлении: Софрино, Ахтырка, Хотьково, район закрытого города Красноармейска…
В 1995 году работы проводились в древнем Радонеже и окрестностях. Лагерь располагался в лесу, на высоком, правом берегу реки Пажи и выглядел как настоящее партизанское логово. В экспедиции было около 70 человек из разных московских школ и организаций допобразования (школа №19, гимназия (тогда просто Московская городская педагогическая, теперь №1505), турклуб «Странник», скауты). Среди лагеря стояла самодельная кирпичная печь, оборудована крытая походная столовая. Лагерь поглощал невероятное количество дров и воды. За питьевой водой приходилось ходить с 40-литровыми алюминиевыми флягами пешком за несколько км, в обход оврага, к источнику под церковью, техническую воду брали из реки. Принесшие воду дежурные пилили для отдыха дрова, после чего, как правило, снова отправлялись за водой. За хлебом ездили в Хотьково на попутках, молоком разживались у местных жителей, державших коз и коров.
Что же до собственно исследовательской работы, то она, как это принято сейчас говорить, носила комплексный характер: ландшафтные исследования (копали глубокие почвоведческие шурфы 2х1 м и почти на 2 м в глубину), спасательные работы на месте незаконного нарушения культурного слоя древнего Радонежа, опросы по старожилов Радонежа по этнографической, топонимической и микроисторической проблематике. В один из заключительных дней экспедиции несколько человек под руководством С. З. Чернова выезжали на разведки в район Семхоза, где тоже копали шурфы на месте предполагаемых средневековых поселений.
Следующий год, 1996-й, был годом раскопок в Крылатском - остатки древнего села исследовались в непосредственной близости от церкви Рождества Пресвятой Богородицы. Сам Евгений Владимирович жил в многоэтажном доме, расположенном неподалеку от места раскопок, а обедали участники экспедиции в школьной столовой той районной школы, в которой во время президентских выборов 1996 года голосовал первый президент России Б. Н. Ельцин, который тоже был прописан в Крылатском.
В 1997 году экспедиция вернулась под Звенигород, где проводились спасательные работы по восстановлению курганной группы на землях академического санатория «Поречье». Незадолго до этого санаторий Российской Академии Наук продал часть находившейся в его владении земли под застройку частному инвестору. О том, что эти земли не подлежали продаже, так как на них был расположен объект историко-культурного наследия федерального уровня (60 с лишним вятических курганов), стало известно позже, когда застройщик, недоумевая, зачем ему на «купленном» участке какие-то кочки, раскатал их бульдозером, словно тесто по столу. Сделку удалось признать недействительной, а руководство санатория обязали «вернуть все как было». Возвращали «всё как было» ученики Е. В. Маркелова, Л. А. Наумова и О. Н. Дзвонковской, при поддержке выпускников, друзей, и других «родных и знакомых кролика». От санатория экспедиции достались достаточно сносные условия: проживание в домиках и диетическая кормежка. За один сезон удалось раскопать и восстановить всего несколько курганов, один из которых, правда, был самым большим в группе. К этой работе удалось вернуться через два года, когда за пару недель во второй половине июня 1999 г. удалось восстановить еще несколько курганов.
В 1998 году работы экспедиции проводились снова в Радонеже, и там на этот раз были полномасштабные раскопки большими площадями. Раскопкам предшествовала история в духе заморского триллера: какой-то грабитель древностей, старательствовавший на поле, где когда-то был расположен посад средневекового Радонежа (наши топонимические опросы 1995 года установили, что это место называлось старожилами Афанасьиным лугом), вместо ожидаемых монет нашел целый клад сломанных металлических крестиков. Эта находка не давала ему покоя, мешала спокойно жить, мучала страшными предчувствиями (найти чужой крестик считается в народе плохой приметой, а тут несколько десятков, да еще и поломанные…) - в итоге он «сдался» археологам, сказал, где примерно нашел это пугающее сокровище, и отдал все тяготившие его находки. Экспедиция стала работать на Афанасьином лугу, в результате чего был обнаружен участок древнего погоста, связанного, судя по всему, с существовавшей здесь церковью св. Афанасия и Кирилла Александрийских. Было обнаружено и исследовано несколько фрагментов белокаменных надгробий и погребения середины XVI - начала XVII вв., а также городской культурный слой более раннего времени, прорезанный этим грунтовым некрополем. Экспедиция проходила в июне, год был очень дождливый и голодный (несколько раз менялся состав правительства, в августе грянул дефолт), всю экспедицию мы питались крупами и макаронами, но накануне закопки раскопа Е. В. Маркелов где-то добыл целый мешок картошки, и это был настоящий праздник.
В 1999 г., помимо уже упоминавшихся восстановительных работ в Поречье под Звенигородом, Евгений Владимирович проводил археологическую практику в Сергиевом Посаде (это было в первой половине июня, сразу после окончания юбилейных торжеств в честь 200-летия Пушкина: в автобусе по дороге в Сергиев Посад школьники считали изображения Пушкина на улицах и громко кричали: «Пушкин-Пушкин! - Пушкин жив!..»). Жили в гостинице «Звездочка» в микрорайоне «Звездочка», питались частично в городской столовой, частично готовили сами. Работали в нескольких десятках метров от Ярославской железной дороги, недалеко от т. н. Рыбной слободы. Раскапывалось сельское поселение XIV в., обитатели которого были современниками Сергия Радонежского и, как говорил Евгений Владимирович, не могли с ним не быть знакомыми. Если я правильно помню, это поселение не было потревожено более поздней вспашкой, в результате чего из обнаруженных в ходе работ там фрагментов средневековой керамики удалось собрать достаточно много археологически целых сосудов.
В 2000 году Евгений Владимирович и его ученики работали где-то в районе Домодедова.
Самая запомнившаяся экспедиция с Евгением Владимировичем - это работы 2001 года в Мытищах, когда предприятие «Автодор» предпринимало эпохальное расширение Ярославского шоссе, из-за которого под снос предполагались целых две линии домов частной жилой застройки по правой (восточной) стороне автомагистрали. С научной точки зрения эта работа была не столь яркой, сколько ценной: были открыты комплексы малоизвестной и мало кого до тех пор интересовавшей керамики XVII-XVIII вв., но всё остальное было очень эпично. Во-первых, лагерь экспедиции располагался в экзотическом месте - в Торфянке: в затерянном и забытом посреди Лосиного острова полувымершем поселке торфоразработчиков, где нам выделили несколько квартир в одном подъезде силикатной двухэтажки, где по соседству обитали трудные беспризорники-подростки и прочие мало внушающие доверие лица без определенных занятий. Там было много странного: посреди поселка стоял телефон-автомат, по которому можно было совершенно бесплатно звонить в Москву (мобильники тогда еще не были повсеместно распространенным и легкодоступным явлением), работала общественная баня, в которую никто не ходил, существовал продуктовый магазин, на крыльце которого ошивались неплатежеспособные обитатели поселка… Странная и убогая жизнь теплилась там как-то по инерции. Появление экспедиции внесло в это существование какую-то новую живую струю: полуоборванные обои в заброшенных квартирах были разрисованы изображениями популярных тогда покемонов - и не имевшие возможности смотреть мультики по телевизору, но слышавшие что-то про этих диковинных существ, беспризорники приходили в гости посмотреть на них. С основным из беспризорников - нашим непосредственным соседом Кощеем - Евгений Владимирович сразу подружился и нашел общий язык, что потом помогло, когда у одного из школьников кто-то ночью утащил из прихожей дорогие ботинки, но не мешало каким-то так и оставшимся в безвестности местным шутникам почти каждую ночь откатывать на руках машину Евгения Владимировича метров на двести в сторону от подъезда. Экстремальность нашего житья там не только не мешала нам ставить перед собой новые исследовательские задачи, но даже наоборот, подхлестывала в стремлении разобраться в необычности этого места. Возвращаясь с раскопа, мы шли на опросы старожилов - обитателей частного сектора, помнивших другую жизнь: довоенное время, эпоху коллективизации и индустриализации, а также войну.
Следующий год был началом новой, Могутовской эпопеи, когда начались продолжавшиеся шесть лет фантастически интересные исследования древнерусского городка Шерны, ставшие главной археологической площадкой для летней практики школы «Интеллектуал». Об этом я попытался более или менее подробно рассказать в другом месте.
Переходя от описательной части к аналитической, надо сказать, что для Евгения Владимировича экспедиционная жизнь была во многом нормой. Я попытался перечислить последовательно те экспедиции, о которых что-то знал, в ряде из них сам принимал участие, но на самом деле поездок и экспедиционных проектов было существенно больше, не все они были именно археологическими; зачастую бывало, что Е. В. Маркелов и его ученики по окончании одной экспедиции переезжали в другую: из Сергиева Посада в Поречье, из Радонежа в Кленково (это под Клином, там они много лет ремонтировали церковь), из Поречья на Соловки (Соловки тоже имеют археологическую составляющую, но об этой истории пусть поведают другие)… Когда возникла школа «Интеллектуал», экспедиции уже давно были традицией: надо было не «придумывать первую школьную экспедицию», а вписать школу в экспедиционную жизнь.
Для Евгения Владимировича, как мне кажется, принципиально важным было, чтобы школа наша была научно-академическая и экспедицинно-археологическая. Археология - это серьезная академическая работа, это не всегда и не всем заметно, когда ты находишься внутри процесса, когда внимание поглощено проблемами ежеминутного выживания, таскания дров, костром, комарами, промокшими ногами, местными жителями и заболевшими школьниками.
При внешней схожести и мнимой близости, эта деятельность сущностно отличается от клубов велотуристов по интересам, пения в лесу под гитару или косплея вымышленных или невымышленных войн вымышленных или невымышленных существ вдали от цивилизации.
«Все должно быть по-настоящему». Показателен случай, когда в одной из экспедиций родители некоторого количества недостаточно взрослых для работы на раскопе детей предложили устроить для них игру-квест с поиском клада: в ответ на это Евгений Владимирович категорично возразил, что неспособным работать на раскопе лучше делать что-то нужное, что облегчит работу способным там работать, например, приносить питьевую воду.
У школьной археологии есть своя специфика, сам образ жизни, ориентированный на соблюдение методически выверенных правил, исследовательских приемов, добычу знания и активное взаимодействие с историко-культурным ландшафтом («четвертым измерением»), - все это несет в себе огромный педагогический потенциал. Коллективный характер труда тут очень важен. Археолог, раскапывая памятник, его уничтожает, чтобы сохранить. Коллектив, совместно работающий на памятнике и живущий рядом с ним, сам неизбежно меняется. Самодисциплина и альтруизм в этих условиях являются жизненно необходимыми условиями, и это всегда привлекало в экспедиции Евгения Владимировича множество хоть раз попавших туда людей. Там всегда была атмосфера радости от ощущения своей способности что-то сделать. Находясь в самых тяжелых природных, погодных и экономических условиях, Евгений Владимирович всегда шутил, делясь разными премудростями, рассказывая про полярников-первопроходцев или своих многочисленных знакомых, с которыми всегда приключались гораздо более серьезные приключения, оборачивавшиеся эпическими историями.
Он всегда особе внимание уделял питанию, и старался по возможности разнообразить экспедиционное меню фантастическими по размаху и экзотичности блюдами, в приготовлении которых обязательно принимал участие весь лагерь: поджарить чебуреки, слепить пельмени на 150 человек, сделать пирожное «картошка», «муравейник» и т. п. Показательную шутку время от времени разыгрывали «ветераны» его экспедиций, игравшие в волшебников: рано утром в день отъезда экспедиции они вставали раньше дежурных и готовили завтрак вместо них.
Коллектив действует не в безвоздушном пространстве. Один из основателей Отряда имени Э. Че Гевары знал теорию двух мечей партизанского движения. Появляясь в той или иной местности, экспедиция должна делать жизнь местных жителей лучше, располагать их к себе, учиться у них тому, чему можно и нужно учиться, помогать им решать их проблемы, а не создавать новые. Этот принцип Евгений Владимирович всегда последовательно претворял в жизнь, и не его вина, если обстоятельства подчас не давали его реализовать в полной мере.
Археология, как наука полевая, обладала, по его мнению, определенным потенциалом для того, чтобы на почве практически ориентированной исследовательской деятельности интегрироваться с другими полевыми исследованиями: биологическими, химическими, метеорологическими, геологическими - и привлекать к этой практической и одновременно и исследовательской, и учебной деятельности школьников, с появлением «Интеллектуала» это просто перешло на новый уровень, когда открывались новые возможности. А умение использовать подвернувшиеся возможности у него было фантастическое, и опыт, который был у Евгения Владимировича в организации школьных экспедиций (требовавших и всевозможных согласований, и финансовых отчетов, и хозяйственных способностей, и лидерских качеств), тут играл очень важную роль. Но мне хочется подчеркнуть, что все эти свойства не были просто «полезными навыками талантливого руководителя» или «методикой» (это слово Е. В. вообще не признавал) или «технологией успеха», это было органическое следствие той экспедиционной нормы, которая и была самой его жизнью, которая приносила ему радость и удовольствие.