Макс Ронге "Разведка и контрразведка"

[colonelcassad]

Читаю сейчас весьма интересную книгу Максимилиана Ронге "Разведка и контрразведка".
Ронге в годы Первой мировой войны руководил австро-венгерской контрразведкой и был начальником разведывательного отдела австрийского Генштаба. После краха Австро-Венгерской Империи проживал на территории Австрии.
После аншлюса Австрии нацистами был ненадолго отправлен в Дахау, но вскоре выпущен.После второй мировой войны принимал участие в создании новых австрийский разведслужб. Интерес представляют как описания работы австрийской разведки и контрразведки, так и ее взаимоотношение с русской разведкой и контрразведкой перед первой мировой войной после ее начала.
Книга издавалась в СССР в 1937 и 1939 годах.

С начала 70-х годов Россия стала уделять повышенное внимание Галиции. Впервые разведывательное бюро генштаба начало борьбу с разведкой соседей, т. е. стало заниматься контрразведкой. После оккупации Боснии натянутые отношения усилились. Все отчетливее вырисовывалась опасность войны, и с 1882 г. австрийские консульства в России переключились на энергичную работу по разведке. Сии проявляли столь большое усердие, что одному из них - консулу в Москве, Стефану Буриану фон Раен (впоследствии министр иностранных дел) - [10] пришлось предложить несколько ослабить его разведывательное рвение.

Во главе австрийского разведывательного бюро после полк. Адольфа Леддина (1876-1879 гг.) стояли полк. Карл фон Риш (до 1882 г.), полк. Гуго фон Биллимек (до 1886 г.) и полк. Эдмунд Майер фон Марнегг (1892 г.). При двух последних разведывательная служба быстро развилась. Уже с 1885 г. в разведывательном бюро генштаба пришлось создать специальную труппу, руководившую разведыванием России при содействии разведывательных отделений штабов I и II корпусов в Кракове и Львове, а с 1889 г. - и X корпуса в Перемышле. Через 4 года было утверждено временное «Наставление по ведению Военной разведки в мирное время». Это наставление касалось исключительно разведки против России и узаконило ее ведение в мирное время.

На это дело ежегодно отпускалось 60 000 гульденов, что дало возможность содержать в России около сотни тайных агентов.

Русские в то время еще сильно отставали в деле разведки, которая велась ими без системы и без энергии неприспособленными для этого органами и недостаточно обученными, агентами. В то же время русская контрразведка, благодаря многочисленной полиции, стояла на высокой ступени. Между прочим, в ее сети попался поручик фон Урсин-Прушинский, вступивший во время своей «миссии» в связь с некоторыми из тайных агентов и скомпрометировавший, кроме того, успешно работавшего по разведке вице-консула в Варшаве Юлиуса Пинтера (офицер генштаба, с 1883 г. по 1885 г. работал в разведывательном бюро генштаба). Этого великолепного разведчика мы были вынуждены в 1889 г. отозвать. Впоследствии министр иностранных дел выразил желание сократить подобные «поездки» офицеров и ограничил содействие своих органов разведывательной работе лишь исключительными случаями.

С тех пор началась глухая борьба между разведывательными органами обоих государств. Уже в 1889 г. в Галиции был осужден первый русский шпион. Другой, австрийский дезертир Венцель Марек, энергично занялся кражами и ограблениями военных канцелярий. В 1887 г. ему в руки попали планы крепости Перемышль, которые он и передал в Варшаву. Не зная о хороших отношениях, завязавшихся между разведывательным бюро генштаба и начальником германской разведки майором фон Беккером, Марек позволил в 1890 г. органам австрийской «контрразведки завлечь себя на германскую территорию, где он и был арестован и выдан для суда Австрии.

Русские немедленно взяли реванш. Им помогло то обстоятельство, что австрийские агенты работали группами. Это была большая ошибка нашей разведслужбы, так как арест одного агента, особенно начальника труппы, тянул за собой остальных. Таким образом, из-за Марека пострадало 28 человек нашей агентурной группы Киев - Житомир - Волочиск, а также некоторые агенты в Варшаве, среди последних - один очень ценный.

В последующие годы русские в достаточной мере удачно продолжали свою охоту за шпионами. Даже один слепой, т. е. с виду совершенно непригодный агент, не ускользнул от их внимания и должен был идти в Сибирь наравне со своими зрячими помощниками, которых он сумел себе подобрать. Однако это не помешало нашему разведывательному бюро быть блестяще информированным о России, при; поддержке военно-уполномоченного в Петербурге и особенно благодаря одновременно с ним назначенному военному атташе штабс-капитану Эрвину Мюллеру. Были добыты даже планы русского развертывания, а также секретные одноверстные карты.

К тому времени австрийцам удалось углубить совместную работу с германцами и наладить обмен секретными данными о России. Германская разведывательная служба была проведена по книгам австрийского разведывательного бюро генштаба как источник № 184. Недостаток в офицерах генерального штаба, владевших русским языком, старались восполнить тем, что, начиная с 1890 г., ежегодно отправляли двух офицеров для изучения языка в Казань. Эту уступку мы с трудом вырвали у русского военного министра Ванновского.

* * *

В 1902 г. разведывательной деятельности против России был нанесен тяжелый удар. В Варшаве был арестован германский агент - русский подполковник Гримм {1}. Следствие выяснило, что [13] он поддерживал сношения с майором Эрвин Мюллером, отозвание которого теперь стало неминуемо. В нем мы потеряли энергичного и толкового работника. В дальнейшем, когда в 1903 г. мюрцштегерское соглашение, казалось, привело к сближению с Россией, и когда год спустя война с Японией всецело поглотила внимание царской империи, новый начальник разведывательного бюро подполк. Гордличка (1903-1909 гг.) счел возможным пренебречь разведкой против России.

Правда, поведение русских могло бы служить предостережением. Еще в 1902 г. стало известно об организации в России специальных школ шпионажа. Одновременно в Галиции появилось большое количество странных «точильщиков». Чины русской пограничной охраны все чаще и чаще стали переходить нашу границу. Отдельные русские офицеры начали изучать немецкий язык, хотя среди большого количества жителей Прибалтики и прочих германских потомков, конечно, не было недостатка в офицерах, владевших немецким языком. Одним из таких изучавших немецкий язык был капитан Михаил Галкин, позднее предприимчивый руководитель разведывательной службы в Киеве. В 1903 г. австрийская контрразведывательная группа генштаба узнала, что военный прокурор ландвера, подполк. Зигмунд Гекайло, занимается шпионажем в пользу России. Ему удалось сбежать, но на его следы навело письмо, отправленное им на родину из Бразилии. С затратой 30 000 крон и при помощи властей Бразилии Гекайло удалось арестовать и доставить в Австрию. Другим признаком несомненной шпионской деятельности русских было нападение в том же году на штаб кавдивизии в Станиславове. Были похищены мобилизационная инструкция и шифр мирного времени. Подозрение пало на разжалованного командира взвода Антона Боднара, скрывшегося в Нью-Йорке. В апреле 1904 г. он вернулся обратно в Галицию. Его уличил кусок занавески с окон штаба кавдивизии, найденный в его дорожном чемодане {2}.

. Руководитель разведывательной службы штаба Варшавского военного округа полк. Батюшин также развивал кипучую деятельность. На это указывает случай двойного шпионажа пенсионера лейт. Болеслава Ройя. После того как этот человек был принят на службу в качестве австрийского агента в Кракове, он в 1906 г. выехал с рекомендацией графа Кемеровского в Варшаву к полк. Батюшину и заслужил себе честь и славу как осведомитель о германских маневрах при Лигоице, где он присутствовал [14] под видом корреспондента. После этого он вернулся обратно в Австрию и просил военное министерство дать ему фальшивые документы для введения русских в заблуждение. Привлеченный к ответственности, он сознался в своих сношениях с Батюшиным. От него хотели узнать условный адрес последнего, а также шифр его сообщений, но Ройя отказался это сообщить. После этого мы ему дали возможность бежать и удовольствовались отдаленным наблюдением за этим сомнительным господином.

В этом же году появилось объявление в «Нейе Фрейе Прессе», а также в германских газетах о том, что некий г. Гольтон вербует в Париже бывших кадровых офицеров для «колониальных дел». Несколько претендентов были изумлены, когда Гольтон после краткого вступления прямо перешел к военным вопросам и в достаточно незамаскированной форме поставил вопрос о шпионаже. Они сообщили об этом нашему разведывательному бюро, догадавшемуся, что за Гольтоном скрывается 2-е бюро французского генштаба, руководившееся в то время майором Дюпон. «Пригодным» лицам мы предложили вступить в серьезный контакт с Гольтоном и в конце концов они очутились в распоряжении толк. Батюшина, чем и было подтверждено то, о чем мы только догадывались. Со времени заключения франко-русской конвенции в 1892 г., установившей взаимный обмен разведывательными данными, русская и французская разведывательные службы работали рука об руку. При помощи весьма заслуженного германского контрразведчика, полицейского советника Цахера в Познани, мы смогли арестовать дезертира Франца Недвед, состоявшего на службе у полк. Батюшина.

Таким образом, эти и другие случаи показывают, что Россия вела против нас энергичную разведку. Наша же разведывательная сеть в России состояла в 1906 г. всего лишь из двух агентов, работавших на разведывательное бюро генштаба. Даже изучение языка в г. Казани было в том же году приостановлено из финансовых соображений.

Конечно, невыгоды этого изменения курса дали себя почувствовать не сразу. Незадолго до этого мы добыли за 10000 рублей план русского развертывания. Это случилось как раз перед вызвавшим большой шум делом о шпионаже полк. Леонтьева в России. Русско-японская война дала великолепную возможность наблюдать за русской армией. Это дело было возложено на подполк. Макса Чичерин фон Бачани, капитана графа Щептицкого (Станислава) на русской стороне и [15] на военного атташе в Токио майора Адальберта Данн фон Гиармата и обер-лейтенанта Эрвина Франца - на японской стороне. В частности, граф Щептицкий находился при кавкорпусе Ренненкампфа и хорошо ознакомился с русской конницей. Попутно с этим обогатились наши сведения о разведывательной службе во время войны, причем оказалось, что японская разведка далеко обогнала русскую.

* * *



В ноябре 1909 г. контрразведывательная группа узнала, что один австриец продал военные документы итальянскому генштабу за 2 000 лир. Его фотография, на фоне памятника Гете в Риме, попала на мой письменный стол. Он был опознан как служащий артиллерийского депо Кречмар и вместе со своей любовницей был поставлен под надзор полиции, чтобы в надлежащий момент уличить его и его сообщников. Однажды он вместе с русским военным атташе полк. Марченко появился на неосвещенной аллее в саду позади венского большого рынка. Очень скоро выяснилось, что Кречмар состоял на службе не только у итальянцев и русских, но также и у французов.

Моим первым намерением было отдать приказ об его аресте при ближайшем же его свидании с Марченко. В этом случае последний оказался бы в неприятном положении, будучи вынужденным удостоверить свою личность, чтобы ссылкой на свою экстерриториальность избавиться от ареста. Но это намерение не было осуществлено вследствие сомнения полиции в исходе этого предприятия, а также вследствие опасения неодобрительной оценки министерства иностранных дел. Таким образам,. 15 января 1910 г. вечером был произведен обыск у Кречмара и у его зятя фейерверкера. Военная комиссия, разобрав найденный материал, установила, что Кречмар оказывал услуга по шпионажу: начиная с 1899 г. - русскому военному атташе, с 1902 г. - Франции и с 1906 г. - итальянскому генштабу, причем заработал только 51 000 крон. За большую доверчивость к нему поплатился отставкой его друг - управляющий арсеналом морской секции, его тесть - штрафом за содействие и 5 офицеров артиллерийского депо - отставками и штрафами.

Весьма опечаленный в свое время инцидентами, виновниками которых были наши агенты, граф Эренталь отнесся к инциденту с Марченко очень снисходительно. Он лишь дал понять русскому поверенному в делах Свербееву, что желателен уход полковника Марченко в отпуск без возвращения его в Вену. [30]

Взамен Марченко мы получили в лице полк. Занкевича столь же опасного руководителя русской агентуры. Так как полицейского надзора за полк. Занкевичем нельзя было установить, то я, желая все-таки затруднить его деятельность, поставил наблюдение за ним под свою личную ответственность.

Я не ошибся. Занкевич проявил неприятную любознательность, появлялся 2-3 раза в неделю в бюро дежурного генерала военного министерства и задавал больше вопросов, чем все прочие военные атташе, вместе взятые. На маневрах он вел себя настолько вызывающе, что его пришлось ввести в границы. К военным учреждениям он подходил под предлогом дачи заказов, с целью узнать их производственную мощность. Он был хитер и скоро заметил, что за его жилищем установлен надзор. Потребовалось много времени, прежде чем удалось установить методы его работы.

* * *

Замечательный случай был с одним: «глухонемым», часто проживавшим в качестве рисовальщика во всех укрепленных пунктах Галиции. Его личность не могла быть установлена, но один свидетель узнал его, как агитатора, которого он видел в Киеве. Его заявления о том, что он неграмотен, были опровергнуты, и это давало основания предполагать, что он симулянт. После 8-месячного следствия во Львове он был оправдан. Вообще в то время обращали на себя внимание мягкие приговоры полицейских судов. Теперь я просмотрел дела и нашел их необычно скудными. [37] Существенным данным не придавалось никакого значения. Если обвиняемый давал ложные показания, то ему верили, и процесс заканчивался. Впервые перелом был достигнут с назначением в состав суда постоянных военных экспертов. Однако в южном Тироле и это не помогало. Местные жители всегда помогали шпионам, находившимся на службе соплеменной Италии. Мы, благодаря содействию одного богемского музыканта, оказались в состоянии основательно надуть русский разведывательный пункт в Киеве, имевший главным образом своим назначением политическую обработку Галиции и Буковины. Этот музыкант похвастался в Киеве своим знакомством с обремененным долгами австрийским офицером генштаба. Он для вида дал себя завербовать в качестве шпиона, затем явился в русскую полицию за некоторыми «справками». Этот последний поступок окончательно укрепил доверие к нему начальника киевской разведывательной службы полковника Маринско. {5} После этого киевский полковник приказал организовать свидание мнимому австрийскому офицеру генштаба свидание с одной красивой женщиной в Праге, которая должна была дать ему дальнейшие указания. Это удалось блестяще. Офицер генштаба, женщина, фотография которой вскоре украсила нашу коллекцию, и музыкант съехались в Праге. Первому было предложено посетить русского полковника Линдау. Подполковник Милан Ульманский, выдававший себя за майора, действительно нашел на месте свидания полковника с его характерным шрамом на лице и обогатил наши сведения о методах киевского шпионажа. Богемский же музыкант был вынужден «переменить климат» и впоследствии повысился на должность капельмейстера черногорской военной капеллы. Лишь позднее выяснилось, почему порвалась быстро и внезапно столь много обещавшая связь фальшивого майора Генштаба с полковником. Мы имели у себя в разведывательном бюро предателя, раскрывшего русским нашу затею.

* * *

Русские штабы применяли в конце 1914 г. так называемый «прыгающий код», где у одного из зашифрованных алфавитов каждый раз извлекалось 5-7 или 9 сокращающих знаков и затем переносились на другой. Но этот код скоро исчез, потому что он для них был слишком сложным, и они снова перешли к буквенной подмене, к так называемому «Цезарю», к самому легкому способу для дешифрования.

<...>

К моменту моего прихода в разведывательное бюро [41] Генштаба шифрование было оценено вполне как необходимое средство сохранения тайны в неприкосновенности. Шифровали и дешифровали много, но совершенно не занимались раскрытием иностранных шифров. Лишь после продолжительных поисков мне удалось найти один далеко запрятанный в старых делах русский консульский шифр. Срок его действия истек, и для моей работы он был, к сожалению, непригоден.

* * *

Было очевидно, что война или мир зависели от поведения России. Тут давала себя весьма сильно чувствовать недостаточная агентурная сеть в России. Ни у нас, ни у Германии не было постоянных агентов в ее военных округах. По крайней мере, в каждом из 28 русских корпусных округов необходимо было иметь по постоянному агенту для того, чтобы иметь под своим наблюдением хотя бы европейскую часть этого огромного государства. Но откуда было их взять при вечной скудости в денежных средствах? На это нужно было иметь ежегодно, по меньшей мере, полмиллиона крон.

* * *

Областью, наиболее удобной для охоты за шпионами, являлась Греция, где работал капитан Ишковский. Его поддерживало полицейское управление. Процессы шпионов, захватывавшие частично и 1914 г., позволяли глубоко заглянуть в русскую систему шпионажа. Дом полковника Батюшина на Саксонской площади в Варшаве, где капитан Терехов и капитан Лебедев выработались в прекрасных помощников, сильно беспокоивших нас во время мировой войны, давал в своих стенах приют предприятию, работавшему с массой руководителей - начальников групп, вербовщиков агентов, разведывательных инспекторов и женщин. Эти последние особенно охотно использовались в качестве посредниц и вербовщиков, причем те, которые попали в наши руки, как, например, Мария Тромпчинская, Ева Войчик и др., особенной красотой не отличались. По установившимся у нас традициям, мы, по крайней мере, в мирное время, не использовали для работы женщин, возможно, из-за недостатка денежных средств, а также из опасения разного рода неизбежных женских историй. Что касается женщин высшего круга, то благодаря отсутствию у них военных знаний, от них нельзя было ожидать результатов, соответствующих затратам, и они использовались скорее для политической разведки. Возможно, что русские женщины, вследствие внутриполитических условий, обладают особенной склонностью к агентуре, и я до сих пор помню о многолетней докучливой деятельности жены русского ротмистра Иванова в Сосновицах. [49]
Вербовщики и посредники Батюшина нередко имели целые бюро, как, например, Зигельберг, Самуэль, Пинкерт, Соломон Розенберг и прежде всего Иосиф Герц - правая рука полковника Батюшина, специалист по фабрикации фальшивых паспортов, фальшивых крепостных планов и т.п. В конце 1913 г. говорили, что Герц был уволен из-за мошенничества на таможне, однако Батюшин, получив в конце 1914 г. командование частью, якобы принял его в качестве поставщика.
Так как у русских количество играло большую роль, то Батюшин имел армию доверенных лиц, хозяев явочных квартир, старших дворников и подручных. Это массовое использование сил имело тот недостаток, что слишком много народа было знакомо с работой, и они могли, в случае нужды, выболтать все за деньги. К сожалению, у нас не было средств для наилучшего использования этого промаха/

* * *

Чересчур одинаковое снаряжение агентов Батюшина также несомненно вредило образцовой в остальном отношении разведывательной службе. Все собиравшие сведения о крепостях получали армейский карманный фотографический аппарат «Экспо» [Тромпчинская, Лангнер и Сокалук (Соботкин)]. В 1911 г. Лангнер и Сокалук, в сопровождении Лидии Кащенко, наблюдали за большими армейскими маневрами.
Аналогичным образом был организован разведывательный центр в Киеве, которым руководили полковник Галкин и его помощник Беловцев. Об этом центре мы слышали еще чаще, так как он был направлен исключительно против нас, тогда как Батюшин работал и против Германии. [50] Одесский центр работал против Румынии и Венгрии, что было доказано после ареста Епифана Куруца. В мае 1914 г. в одном туристе, проезжавшем по Семиградии, признали русского военного атташе в Бухаресте, полковника Семенова. Мы тогда полагали, что ему было поручено обследовать юго-восточную часть государства. Во время войны наши предположения подтвердились.
Не довольствуясь этим, русский шпионаж протягивал свои щупальца против центральных держав и из-за границы. При поддержке некоего Гампена в Копенгагене, полковник Ассанович развил энергичную деятельность из Стокгольма. Один из агентов Ассановича, русский, некий Бравура, завербовавший венгерца Велесси, впервые со времени моего пребывания в разведывательном бюро Генштаба привел в движение венгерские суды. У них было мало практики, поэтому им понадобилось три недели, чтобы разыскать Бравура, несмотря на то, что им неоднократно помогал офицер разведывательной службы в Будапеште. Едва успели арестовать Бравуру, как в венгерских газетах тотчас было опубликовано все это дело со всеми подробностями, которые могли выясниться только из протоколов суда. Как слабо власти держали прессу в своих руках, выяснилось во времена кризиса. Венгерский премьер-министр не осмелился даже выступить против разглашения военной тайны, опасаясь обратных результатов.

* * *

О том, как глубоко была оправлена Галиция русскими интригами, свидетельствуют два процесса, имевшие место в 1914 г. Состоявший на пенсии окружной секретарь Александр Раманик из Рогатина обратился с просьбой к известному русофилу судейскому чиновнику и депутату рейхсрата Владимиру Куриловичу достать ему важные военные документы из Львовского корпусного командования. Курилович счел его за провокатора и донес о нем по линии. К своему ужасу он узнал после, что Раманик - его единомышленник. На суде он взял обратно все свои показания, и его единомышленник был оправдан.

Другой случай. Молодой православный священник, Макс Сандович, и другой более пожилой поп, Игнат Гудима, были арестованы за шпионаж. Найденные у них заметки тяжело скомпрометировали журналиста Семена Бендасюка и судейского чиновника Василия Колдра. Следствие установило связь их с русским графом Бобринским, с русско-галицийским благотворительным союзом, с местами русофильской пропаганды - с Почаевским православным монастырем, с интернатом в Житомире и с русским разведывательным бюро. Таким образом, шпионаж и агитация в пользу «православной церкви» работали рука об руку. Церкви с их молитвами за царя, школьные интернаты и читальни, равно как и газета «Прикарпатская Русь», - все они содержались на русские деньги. Материал так недвусмысленно подтвердил обвинение в государственной измене, что защитник не мог его опровергнуть. За государственную измену полагалась смертная казнь, а за шпионаж - самое большее пять лет. Дело о государственной измене слушалось в суде присяжных во Львове. Защитниками являлись испытанные единомышленники и партийные товарищи подсудимых доктора Дудукевич, Глускевич и Черлунчакевич, которые вскоре после этого сами судились за то же преступление. Они так хорошо действовали на этом процессе, что добились оправдания: обвиняемых.

* * *

В ночь с 29 на 30 июля в Галиции пытались разрушить железнодорожный мост линии Тарное - Орло (через р. Пойрад). Кроме того, был подожжен мост у Неполокуц (в Буковине). Эти факты давали основание предполагать начало диверсионных действий, связанных с мобилизацией русской армии. Немедленно принятые меры предотвратили дальнейшие покушения. Были арестованы все русофильские элементы, известные еще в мирное время. Это должно было оградить нас также и от шпионажа. Но эта зараза была распространена гораздо шире, чем мы предполагали. [75]

В этом отношении показательной была брошюра под названием «Современная Галиция», выпущенная в июле 1914 г. отделом военной цензуры при генерал-квартирмейстере штаба русского юго-западного фронта для комсостава подчиненных этому штабу армий. Она должна была служить им справочником о политических партиях Галиции и их отношении к России. В ней были указаны нее члены русофильских организаций, на которых можно было рассчитывать. Первый экземпляр этой брошюры 11 октября доставил наш агент из штаба 24-го корпуса. Почти в то же время германский генштаб добыл другой экземпляр из полевой канцелярии 23-го корпуса; один экземпляр был добыт в районе Сана, два экземпляра доставила армейская группа фон Кэвесса, а три экземпляра - главный разведывательный пункт во Львове, переведенный к тому времени в Мункач.

Но уже впервые вторжения русских в Галицию раскрыли нам глаза на положение дела. Русофилы, вплоть до бургомистров городов, скомпрометировали себя изменой и грабежом.

Мы очутились перед враждебностью, которая не снилась даже пессимистам. Пришлось прибегнуть к таким же мероприятиям, как и в Боснии, - брать заложников, главным образом, волостных старост и православных священников. О настроениях последних весьма показательны следующие цифры: до начала 1916 г. с отступавшими русскими войсками ушли 71 священник, 125 священников были интернированы, 128 расстреляны и 25 подверглись судебным преследованиям. Таким образом, больше чем одна седьмая часть всех священников Львовского, Перемышльского и Станиславского округов были скомпрометированы.

Вышеуказанная брошюра стала роковой для многих русофилов. Она стала также главной уликой против их вождя, члена рейхсрата Маркова, который был арестован 4 августа одним из первых и отправлен в Вену. Другие вожаки еще до мобилизации скрылись в Россию. Россия вела пропаганду также в Богемии и Моравии при помощи возвращавшихся на родину русофилов-чехов. Они остерегались проявлять открыто свои враждебные государству настроения, но то здесь, то там вспыхивали антивоенные и антиавстрийские демонстрации. Ряд анархистских и национал-социалистских союзов был закрыт, и их пресса запрещена.

* * *

Исключительно ценным, непревзойденным источником информации оказалась русская радиотелеграфная служба; русские так же неосторожно ею пользовались, как и немцы в первое время войны. Русские пользовались своими аппаратами так легкомысленно, как если бы они не предполагали, что в нашем распоряжении имеются такие же приемники, которые мы могли настроить на соответствующую волну. Мы [83] пользовались своими радиостанциями для передачи приказов значительно экономнее и осторожнее и, главным образом, для подслушивания, что нам с успехом удавалось.
Какая бывала у нас радость, когда мы перехватывали один за другим незашифрованные приказы! Еще большая радость была у нас, когда шифр прерывался отдельными незашифрованными словами. Мои специализированные дешифровщики с энтузиазмом бросались разгадывать эти загадки. Иногда расшифровка удавалась путем догадок, а иногда при помощи прямых запросов по радио, во время радиопередачи. Все это требовало, понятно, громадных усилий.

<...>

В это время результаты нашего радиоподслушивания были взяты под сомнение: были выдвинуты опасения, что русские посылают по радио заведомо ложные приказы, чтобы ввести нас в заблуждение. Только с большим трудом удалось восстановить доверие к правильности нашей работы в области радиоподслушивания.

<...>

Распространено мнение, что во время первоначального этапа войны наш разведывательный аппарат доказал свою несостоятельность. На это мы вправе возразить, что и русские в это наиболее тяжелое для разведки время успели не больше нашего, а ведь не надо забывать, что русская разведка имела уже до войны богатые средства и опирались на русофильские слои нашего населения. И. К. Цихович («Стратегические очерки мировой войны 1914-1918 гг.») указывает, что в русской ставке еще 24 августа рассчитывали на то, что наши войска расположены на линии Краков - Перемышль, и жаловались на недостаток в сведениях, поступавших из этой области и из района левого побережья Вислы. Ген. Данилов («Россия в мировой войне», статья VII) подтверждает, что о положении в восточной Галиции русские ничего не знали вплоть до боев 26 августа.
Что касается работы нашего разведывательного аппарата, то в этом отношении можно сделать только одно заключение, а именно: даваемые нами сведения были близки к истине, но не всегда аппарат мот доказать их достоверность и, таким образом, с успехом бороться с недоверием к нашим сведениям, господствовавшим у командования.

Ну и далее про первую мировую войну, борьбу австрийских и русских спецслужб, революцию в России и крах Австро-Венгерской Империи.



Ронге в тюрьме. 1938-й год.

Читать бесплатно можно здесь http://militera.lib.ru/memo/other/ronge_m/index.html
Купить в бумаге можно здесь https://www.ozon.ru/context/detail/id/170070929/

Перед второй мировой войной эта книга издавалась во многих странах, да и после нее тоже.
По содержанию она мне показалась несколько интереснее мемуаров Вальтера Николаи.