Замечательно! Апрельское... А мне нравится очень это:
Черемуха трехдневная
Три дня тебе, красавица моя! Не оскудел твой благородный холод. С утра Ольга Ивановна приходит: - Ты угоришь! Ты выйдешь из ума!
Вождь белокурый странных дум, три дня твои я исповедовала бредни. Пора очнуться. Уж звонят к обедне. Нефёдов нынче снова у меня.
- Всё так и есть! Душепогубный цвет смешал тебя! Какой еще Нефёдов? - Почуевский ученый барин: с вёдром нас поздравлял как добрый наш сосед.
- Что делает растенье-озорник! Тут чей-то глаз вмешался, чья-то зависть. - Мне всё, Ольга Ивановна, казалось,- к чему это? - что дом его сгорит.
Так было жаль улыбчивых усов, и чесучи по-летнему, и трости. Как одуванчик - кружевные гостьи развеются, всё ветер унесет.
- Уж чай готов. А это, что свело тебя с ума, я выкину, однако. И выгоню Нефёдова. - Не надо. Всё - мимолетно. Всё пройдет само.
- Тогда вставай. - Встаю. Какая глушь в уме моем, какая лень и лунность. Я так, Ольга Ивановна, люблю вас, что поневоле слог мой неуклюж.
Пьем чай. Ольга Ивановна такой выискивает позы, чтобы глазом заботливым в мой поврежденный разум удобно было заглянуть тайком.
Как чай был свеж! Как чудно мед горчил! Как я хитра! - ни чаем и ни медом не отвлеклась от знанья, что Нефёдов изящно-грузно с дрожек соскочил.
С Нефёдовым мы долго говорим о просвещенье и, при встрече рюмок, о мрачных днях Отечества горюем и вялое правительство браним.
Конечно, о Толстом. Мы, кстати, с ним весьма соседи: Серпухов и Тула. Затем, гнушаясь низменностью стула,- о будущем, чей свет неодолим.
О, кто-нибудь, спроси меня о том... - нет никого! - мне всё равно! пусть спросит: - Про вас всё ясно. Но Нефёдов сродствен вам почему? Ведь он-то - здрав умом?
- О, совершенно. Вся его родня известна здравомыслием, и сам он сдавал по электричеству экзамен. Но - и его черемухе три дня.
Нет никого - так пусть молчат. Скорей! Нефёдов милый, это вы сказали, что прельщены зелеными глазами Цветаева двух юных дочерей?
Да, зеленью под сильной кручей лба, как и сказал, он был прельщен. А как же не быть? Заметно: старшей, музыкантше, назначена счастливая судьба.
- Я б их привел, но - зябкая весна и, кажется, они теперь на водах. - Они в Нерви. Да и нельзя, Нефёдов, не надобно: их матушка больна.
Ушел. Ольга Ивановна вошла. Лишь глянула - и сразу укорила: - Да чем же ты Нефёдова кормила? Ей-ей, ты не в себе, моя душа.
- Он вам знаком? - Еще бы не знаком! Предобрый, благотворный, только - нервный. - Хвала моей черемухе трехдневной! Поздравьте нас с ее четвертым днем.
Он начался. Как зелены леса! Зеленым светом воды полыхнули. Иль это созерцают полнолунье двух девочек зеленые глаза?
А мне нравится очень это:
Черемуха трехдневная
Три дня тебе, красавица моя!
Не оскудел твой благородный холод.
С утра Ольга Ивановна приходит:
- Ты угоришь! Ты выйдешь из ума!
Вождь белокурый странных дум, три дня
твои я исповедовала бредни.
Пора очнуться. Уж звонят к обедне.
Нефёдов нынче снова у меня.
- Всё так и есть! Душепогубный цвет
смешал тебя! Какой еще Нефёдов?
- Почуевский ученый барин: с вёдром
нас поздравлял как добрый наш сосед.
- Что делает растенье-озорник!
Тут чей-то глаз вмешался, чья-то зависть.
- Мне всё, Ольга Ивановна, казалось,-
к чему это? - что дом его сгорит.
Так было жаль улыбчивых усов,
и чесучи по-летнему, и трости.
Как одуванчик - кружевные гостьи
развеются, всё ветер унесет.
- Уж чай готов. А это, что свело тебя
с ума, я выкину, однако.
И выгоню Нефёдова. - Не надо.
Всё - мимолетно. Всё пройдет само.
- Тогда вставай. - Встаю. Какая глушь
в уме моем, какая лень и лунность.
Я так, Ольга Ивановна, люблю вас,
что поневоле слог мой неуклюж.
Пьем чай. Ольга Ивановна такой
выискивает позы, чтобы глазом
заботливым в мой поврежденный разум
удобно было заглянуть тайком.
Как чай был свеж! Как чудно мед горчил!
Как я хитра! - ни чаем и ни медом
не отвлеклась от знанья, что Нефёдов
изящно-грузно с дрожек соскочил.
С Нефёдовым мы долго говорим
о просвещенье и, при встрече рюмок,
о мрачных днях Отечества горюем
и вялое правительство браним.
Конечно, о Толстом. Мы, кстати, с ним
весьма соседи: Серпухов и Тула.
Затем, гнушаясь низменностью стула,-
о будущем, чей свет неодолим.
О, кто-нибудь, спроси меня о том... -
нет никого! - мне всё равно! пусть спросит:
- Про вас всё ясно. Но Нефёдов сродствен
вам почему? Ведь он-то - здрав умом?
- О, совершенно. Вся его родня
известна здравомыслием, и сам он
сдавал по электричеству экзамен.
Но - и его черемухе три дня.
Нет никого - так пусть молчат. Скорей!
Нефёдов милый, это вы сказали,
что прельщены зелеными глазами
Цветаева двух юных дочерей?
Да, зеленью под сильной кручей лба,
как и сказал, он был прельщен. А как же
не быть? Заметно: старшей, музыкантше,
назначена счастливая судьба.
- Я б их привел, но - зябкая весна
и, кажется, они теперь на водах.
- Они в Нерви. Да и нельзя, Нефёдов,
не надобно: их матушка больна.
Ушел. Ольга Ивановна вошла.
Лишь глянула - и сразу укорила:
- Да чем же ты Нефёдова кормила?
Ей-ей, ты не в себе, моя душа.
- Он вам знаком? - Еще бы не знаком!
Предобрый, благотворный, только - нервный. -
Хвала моей черемухе трехдневной!
Поздравьте нас с ее четвертым днем.
Он начался. Как зелены леса!
Зеленым светом воды полыхнули.
Иль это созерцают полнолунье
двух девочек зеленые глаза?
1981
Reply
Reply
Reply
Reply
Leave a comment