(no subject)
С веранды молча смотрит Исабель Мир потерял тепло и вкус и цвет.
Все люди стали равно-фантастичны.
Она подумала: «Меня, наверно, нет…»
Почти что буднично, уже почти привычно.
Тогда же опустилась тишина.
Но новая - смертельней и плотнее.
И вдруг - упавший плод. И стук окна.
Вода не льёт. И горизонт светлет.
(см. Гарсия Маркес «Монолог Исабели, которая смотрит на дождь в Макондо»)
Вдыхает розмарин, полынь и влагу.
Дождь проливается на мяту, мирт и хмель.
Течет под ноги, в комнаты. Бумага
Размокла и скрутила уголки.
В тумане растворяются минуты.
Все вещи стали чýдно-далеки.
И мыслей нет. И ноги не обуты.
А дождь идет уже четвертый день.
Её озноб мешается с тоскою.
Преодолев нахлынувшую лень,
Отводит шторы мокрою рукою.
В саду - как будто миру первый день.
«На кладбище размытые могилы, -
Сказала мачеха, пройдя, как будто тень, -
Молиться надо, мертвые-то всплыли!...»
Все люди стали равно-фантастичны.
Она подумала: «Меня, наверно, нет…»
Почти что буднично, уже почти привычно.
Тогда же опустилась тишина.
Но новая - смертельней и плотнее.
И вдруг - упавший плод. И стук окна.
Вода не льёт. И горизонт светлет.
(см. Гарсия Маркес «Монолог Исабели, которая смотрит на дождь в Макондо»)
Вдыхает розмарин, полынь и влагу.
Дождь проливается на мяту, мирт и хмель.
Течет под ноги, в комнаты. Бумага
Размокла и скрутила уголки.
В тумане растворяются минуты.
Все вещи стали чýдно-далеки.
И мыслей нет. И ноги не обуты.
А дождь идет уже четвертый день.
Её озноб мешается с тоскою.
Преодолев нахлынувшую лень,
Отводит шторы мокрою рукою.
В саду - как будто миру первый день.
«На кладбище размытые могилы, -
Сказала мачеха, пройдя, как будто тень, -
Молиться надо, мертвые-то всплыли!...»