Я МЫСЛЕННО ВХОЖУ В ВАШ КАБИНЕТ.
ПАМЯТИ АБС.
Харьковчане, конечно, помнят библиотеку им.Короленко.Дореволюционный двухэтажный особняк, выкрашенный желтой краской, на замызганной улочке в центре, среди пивнушек, ганделыков, комиссионок, дешевых столовок и кинотеатров с деревянными откидными сидениями.
Именно там, в гигантском читальном зале со стрельчатыми трехметровыми окнами под потолком, для меня открылись миры Стругацких, там, забыв о детерминантах матриц и так никогда и не взятых интегралах, о неизбежном позоре на грядущем экзамене, и страдальческом взгляде преподавателя, я стоял спиной к спине с доном Руматой, изнывал от жары и жажды в бесплодной пустыне с Изей Кацем , и бросал гайки в зоне с Редом Шухартом. они, Стругацкие, были моими учителями жизни, по их героям и их книгам я сверял свои поступки.
Не так много книг, идей, убеждений, остается с человеком навсегда - от юности до старости. В Миры Стругацких я вошел совсем пацаном, и вряд ли покину их до смерти.
Харьковчане, конечно, помнят библиотеку им.Короленко.Дореволюционный двухэтажный особняк, выкрашенный желтой краской, на замызганной улочке в центре, среди пивнушек, ганделыков, комиссионок, дешевых столовок и кинотеатров с деревянными откидными сидениями.
Именно там, в гигантском читальном зале со стрельчатыми трехметровыми окнами под потолком, для меня открылись миры Стругацких, там, забыв о детерминантах матриц и так никогда и не взятых интегралах, о неизбежном позоре на грядущем экзамене, и страдальческом взгляде преподавателя, я стоял спиной к спине с доном Руматой, изнывал от жары и жажды в бесплодной пустыне с Изей Кацем , и бросал гайки в зоне с Редом Шухартом. они, Стругацкие, были моими учителями жизни, по их героям и их книгам я сверял свои поступки.
Не так много книг, идей, убеждений, остается с человеком навсегда - от юности до старости. В Миры Стругацких я вошел совсем пацаном, и вряд ли покину их до смерти.