Все Его кошки
Метался из угла в угол, мерял нервными шагами рукава галактики, как только голова не закружилась в первую тысяу лет.
- Устал, - говорил.
Бормотал себе под нос детские считалки на каждый шаг, вытащенные из бог знает какой вселенной, а может, из собственных памятей, благо, их накопилось на три бесконечности вперёд.
- Не могу, - говорил. - Ты посмотри, материки без всякой логики, история вспять не пророщена, чем я думал, когда проект создавал? Не выспался? Да мне уже и не выспаться после такого в ближайшие десять тысяч лет!
Смотрел на меня растерянно и пылающе, злился, доставал сигареты, зажигал о третью планету ближнего звёздного кластера.
- Что? Какие тысячи вёдер, какой ключик, что ты голову мне морочишь и хохочешь? У меня белые дыры сквозь мир одна за другой шастают, попробуй теперь выверни. А мне в пределах мира вообще от силы лет двадцать. Каково им будет с таким богом, ты хоть подумал? Ну, что ты ухмыляешься сидишь?
Стряхивал пепел в чёрную дыру, ворчал, что от меня никакой помощи не дождёшься, а у него вечность не резиновая, всю потратить придётся, и голова болит, и кто это, чёрт побери, включил метеоритный дождь на краю галактики, сколько можно шуметь, тут люди работать пытаются.
- Всё бы им ха-ха-ха, а кот пришёл без молока, между прочим, даже похвалить не за что, - говорил, мрачнея взором, так что мне в этот мрак становилось и тревожно, и сладко смотреть.
Бездомный Йиржи ходит на холмы кормить кошек каждую вторую среду лунного месяца. Оттуда хорошо наблюдать за переливами третьего сектора нестабильного пространства и неожиданными траекториями кораблей, вынужденных использовать ближайший к прорехам воздушный коридор. В детстве хотел быть пилотом, воображал, как мастерски будет подстраиваться под искривления трасс нижайшего класса и станет самым знаменитым в мире асом, никого лучше него. Не сложилось.
У Йиржи двухнедельная щетина в тон пожухлой осенней травы, из-за неё он выглядит втрое старше своих чуть больше двух десятков лун, особенно когда устал. Всё никак не успевал зайти в приют побриться, занят был по уши, времени не замечал вовсе, а что делал при этом - чёрт его знает, сам себе объяснить не мог, не то что Кларе рассказать.
Клара варит самый лучший кофе в самом лучшем приюте города: у них там чисто и светло, всегда можно получить опрятную одежду и синтезированную похлёбку. Зато кофе у Клары настоящий, даром что болтается в огромной кастрюле. Ну, а что делать, на её кофе большой спрос даже среди работников учреждения, иначе на всех не напасёшься. Подозревал, что высокую репутацию приют заслужил только благодаря её напитку: никто не умеет так сварить кофе на всех из жалких дневных норм, как она. Клара всегда улыбается, когда Йиржи приходит, подсовывает ему то пряник, заначенный с еженедельной ярмарки на реке, то леденцы, то редкие орехи, - он всегда дивился откуда что берется в бездонных карманах её фартука. Йиржи пойдёт за клариным кофе прямиком с холмов, иначе не жизнь: живые озёра, перепутанные с падающими звёздами, отняли у него больше сил, чем ожидал. Думать надо, прежде чем браться за ремонтные работы, не отдохнув. Вот только все его кошки доедят припасённое угощение, и он посидит немного ещё с ними, подышит, устал как собака.
- Тише, мыши, кот на крыше...эй, ну правда, вы чего, я всего лишь образно сравнился, не собираюсь я псом быть сейчас, - говорит он вслух, и кошки возвращаются обратно к нему, подставляют круглые головы на почесать, но опасливо косятся жёлтыми глазищами. На всякий случай. Мало ли что он снова выдумает.
Аничка бежит на холм за пятицветной кошкой, выдирается на гребень, встаёт, запыхавшись, рядом с Йиржи. У Анички закончились дополнительные часы обучения, ей шестой год и она считает себя вправе гнаться за любым живым увиденным, отмахиваясь от маминых окликов вдогонку. Всё равно она умеет дотянуться уже до матери в пределах целого домашнего стабильного сектора, подумаешь, из виду скрылась, чай не маленькая уже за мамину юбку держаться, даже вблизи прорех.
- Наша учительница говорит, что кошки умеют менять мир, а мама говорит, что всё это чепуха, а я думаю, что получить миску молока они умеют сами, потому что иначе где бы взялось столько молока в мире, а ты большой молодец, что, - тараторит, задыхается на выдохе.
"Что кормишь их!"- договаривает мысленно, пыхтит, восстанавливая дыхание, считает про себя кошек тем временем. Молчать вовне и внутри одновременно - вышё её сил, учительница говорит, это потом придёт, и тишина, и силы, а пока кот пошёл за молоком, а котята кувырком, кот пришёл без молока...
Йиржи усмехается, смотря в Аничкины глаза, светлые как рябь на давешних озёрах. Говорит с подкупающей честностью:
- Они же мои все создания, как их не кормить, они же меня иначе...
- Правильно, кормить нужно, потому что нужно много чтобы кошек было, вот, - перебивает, достаёт из кармана каштан, тычет кулачком в плечо, мол, ну чего ты несмышлёный будто, это тебе, руку подставляй давай.
Бездомный Йиржи берёт у Анички каштан, улыбается её матери, подоспевшей на вершину, кивает: всё в порядке.
- Ой, сколько кошек у вас, а вас Аничка не успела утомить, надеюсь, - тараторит ровно как дочка, улыбается смущённо.
Он заверяет, что никоим образом столь прелестная юная особа не может утомить, машет дочке и маме, удаляющимся к среднему пересечению путей, встаёт, вспоминает о каштане, раскрывает ладонь. Смотрит в тускнеющем вечернем свете на лоснящуюся чёрную поверхность, темнее самого глубокого беззвёздного участка, бормочет под нос детскую считалочку, все его кошки навостряют уши, смотрят лукавым глазом. Он оглядывается рассеянно, делает шаг, сам не замечая, в какую сторону
- А котята ха-ха-ха, - сообщал мне удивлённо, открыв заспанные глаза цвета безмятежности. Потягивался, показывал, что принёс в ладони, закуривал, стряхивая звёзды со своей сигареты, говорил:
- Свари мне кофе, пожалуйста. Только такой, знаешь...вон в том закоулке пространства звёздного потока у нас где-то были кастрюли.
- Устал, - говорил.
Бормотал себе под нос детские считалки на каждый шаг, вытащенные из бог знает какой вселенной, а может, из собственных памятей, благо, их накопилось на три бесконечности вперёд.
- Не могу, - говорил. - Ты посмотри, материки без всякой логики, история вспять не пророщена, чем я думал, когда проект создавал? Не выспался? Да мне уже и не выспаться после такого в ближайшие десять тысяч лет!
Смотрел на меня растерянно и пылающе, злился, доставал сигареты, зажигал о третью планету ближнего звёздного кластера.
- Что? Какие тысячи вёдер, какой ключик, что ты голову мне морочишь и хохочешь? У меня белые дыры сквозь мир одна за другой шастают, попробуй теперь выверни. А мне в пределах мира вообще от силы лет двадцать. Каково им будет с таким богом, ты хоть подумал? Ну, что ты ухмыляешься сидишь?
Стряхивал пепел в чёрную дыру, ворчал, что от меня никакой помощи не дождёшься, а у него вечность не резиновая, всю потратить придётся, и голова болит, и кто это, чёрт побери, включил метеоритный дождь на краю галактики, сколько можно шуметь, тут люди работать пытаются.
- Всё бы им ха-ха-ха, а кот пришёл без молока, между прочим, даже похвалить не за что, - говорил, мрачнея взором, так что мне в этот мрак становилось и тревожно, и сладко смотреть.
Бездомный Йиржи ходит на холмы кормить кошек каждую вторую среду лунного месяца. Оттуда хорошо наблюдать за переливами третьего сектора нестабильного пространства и неожиданными траекториями кораблей, вынужденных использовать ближайший к прорехам воздушный коридор. В детстве хотел быть пилотом, воображал, как мастерски будет подстраиваться под искривления трасс нижайшего класса и станет самым знаменитым в мире асом, никого лучше него. Не сложилось.
У Йиржи двухнедельная щетина в тон пожухлой осенней травы, из-за неё он выглядит втрое старше своих чуть больше двух десятков лун, особенно когда устал. Всё никак не успевал зайти в приют побриться, занят был по уши, времени не замечал вовсе, а что делал при этом - чёрт его знает, сам себе объяснить не мог, не то что Кларе рассказать.
Клара варит самый лучший кофе в самом лучшем приюте города: у них там чисто и светло, всегда можно получить опрятную одежду и синтезированную похлёбку. Зато кофе у Клары настоящий, даром что болтается в огромной кастрюле. Ну, а что делать, на её кофе большой спрос даже среди работников учреждения, иначе на всех не напасёшься. Подозревал, что высокую репутацию приют заслужил только благодаря её напитку: никто не умеет так сварить кофе на всех из жалких дневных норм, как она. Клара всегда улыбается, когда Йиржи приходит, подсовывает ему то пряник, заначенный с еженедельной ярмарки на реке, то леденцы, то редкие орехи, - он всегда дивился откуда что берется в бездонных карманах её фартука. Йиржи пойдёт за клариным кофе прямиком с холмов, иначе не жизнь: живые озёра, перепутанные с падающими звёздами, отняли у него больше сил, чем ожидал. Думать надо, прежде чем браться за ремонтные работы, не отдохнув. Вот только все его кошки доедят припасённое угощение, и он посидит немного ещё с ними, подышит, устал как собака.
- Тише, мыши, кот на крыше...эй, ну правда, вы чего, я всего лишь образно сравнился, не собираюсь я псом быть сейчас, - говорит он вслух, и кошки возвращаются обратно к нему, подставляют круглые головы на почесать, но опасливо косятся жёлтыми глазищами. На всякий случай. Мало ли что он снова выдумает.
Аничка бежит на холм за пятицветной кошкой, выдирается на гребень, встаёт, запыхавшись, рядом с Йиржи. У Анички закончились дополнительные часы обучения, ей шестой год и она считает себя вправе гнаться за любым живым увиденным, отмахиваясь от маминых окликов вдогонку. Всё равно она умеет дотянуться уже до матери в пределах целого домашнего стабильного сектора, подумаешь, из виду скрылась, чай не маленькая уже за мамину юбку держаться, даже вблизи прорех.
- Наша учительница говорит, что кошки умеют менять мир, а мама говорит, что всё это чепуха, а я думаю, что получить миску молока они умеют сами, потому что иначе где бы взялось столько молока в мире, а ты большой молодец, что, - тараторит, задыхается на выдохе.
"Что кормишь их!"- договаривает мысленно, пыхтит, восстанавливая дыхание, считает про себя кошек тем временем. Молчать вовне и внутри одновременно - вышё её сил, учительница говорит, это потом придёт, и тишина, и силы, а пока кот пошёл за молоком, а котята кувырком, кот пришёл без молока...
Йиржи усмехается, смотря в Аничкины глаза, светлые как рябь на давешних озёрах. Говорит с подкупающей честностью:
- Они же мои все создания, как их не кормить, они же меня иначе...
- Правильно, кормить нужно, потому что нужно много чтобы кошек было, вот, - перебивает, достаёт из кармана каштан, тычет кулачком в плечо, мол, ну чего ты несмышлёный будто, это тебе, руку подставляй давай.
Бездомный Йиржи берёт у Анички каштан, улыбается её матери, подоспевшей на вершину, кивает: всё в порядке.
- Ой, сколько кошек у вас, а вас Аничка не успела утомить, надеюсь, - тараторит ровно как дочка, улыбается смущённо.
Он заверяет, что никоим образом столь прелестная юная особа не может утомить, машет дочке и маме, удаляющимся к среднему пересечению путей, встаёт, вспоминает о каштане, раскрывает ладонь. Смотрит в тускнеющем вечернем свете на лоснящуюся чёрную поверхность, темнее самого глубокого беззвёздного участка, бормочет под нос детскую считалочку, все его кошки навостряют уши, смотрят лукавым глазом. Он оглядывается рассеянно, делает шаг, сам не замечая, в какую сторону
- А котята ха-ха-ха, - сообщал мне удивлённо, открыв заспанные глаза цвета безмятежности. Потягивался, показывал, что принёс в ладони, закуривал, стряхивая звёзды со своей сигареты, говорил:
- Свари мне кофе, пожалуйста. Только такой, знаешь...вон в том закоулке пространства звёздного потока у нас где-то были кастрюли.