День после Рождества
Мы выпили на три купе три литра виски, прошли тринадцать километров по заснеженному Питеру, отсидели детский утренник в трех действиях, выбрали один из трех катков на Васильевском и три часа играли в боулинг на Сенной.
Сбылась детская мечта посидеть на краю оркестровой ямы, и это захватывающе настолько, что, считаю, на первый ряд нужно продавать билеты отдельно - спектакль внутри спектакля.
Флейтистки - пикколо в паузах отсылали смс-ки, развинчивали и изучали инструмент на просвет, сплетничали и хихикали, вступая точно в свое время, даже не готовясь заранее, а просто сменив телефон на флейту.
Румяный трубач энергично взмахивал кулаком в промежутках между партиями, следя за действием, и успевал вовремя подсказать соседу потерянное место в партитуре - у соседа явно была нелегкая ночь
Скрипачки кокетничали с дирижером.
Один из флейтистов беззвучно ржал, упав головой на колени и покраснев лицом, которое десятью минутами раньше было абсолютно непроницаемо, пока он, как ослик ИА с пустым горшком и огрызком шарика, протирал флейту платком с грузиком на конце, похожим на игрушечного парашютиста.
Второй сидел, сложив руки на коленях и вывинтив лампочку над пюпитром с тем самым видом - "бесполезно все".
Наши бешеные аплодисменты и крики "браво!" адресовались оркестру, но артисты приняли их на свой счет.
Стало жаль опрометчиво оставленных в спящем доме цветов - впервые в жизни дирижер стоял на расстоянии вытянутой руки. Ее, эту вытянутую руку, показали в телевизоре.
Это была самая незабываемая опера на моей памяти из всех трех.
Каток вернул в детство и в равновесие.
Боулинг с аппетитом съел оставшуюся энергию, но мы еще успели добежать до Дворцовой.
Усталые, но довольные сели в обратный поезд.
Все уехали, а я осталась.
Сбылась детская мечта посидеть на краю оркестровой ямы, и это захватывающе настолько, что, считаю, на первый ряд нужно продавать билеты отдельно - спектакль внутри спектакля.
Флейтистки - пикколо в паузах отсылали смс-ки, развинчивали и изучали инструмент на просвет, сплетничали и хихикали, вступая точно в свое время, даже не готовясь заранее, а просто сменив телефон на флейту.
Румяный трубач энергично взмахивал кулаком в промежутках между партиями, следя за действием, и успевал вовремя подсказать соседу потерянное место в партитуре - у соседа явно была нелегкая ночь
Скрипачки кокетничали с дирижером.
Один из флейтистов беззвучно ржал, упав головой на колени и покраснев лицом, которое десятью минутами раньше было абсолютно непроницаемо, пока он, как ослик ИА с пустым горшком и огрызком шарика, протирал флейту платком с грузиком на конце, похожим на игрушечного парашютиста.
Второй сидел, сложив руки на коленях и вывинтив лампочку над пюпитром с тем самым видом - "бесполезно все".
Наши бешеные аплодисменты и крики "браво!" адресовались оркестру, но артисты приняли их на свой счет.
Стало жаль опрометчиво оставленных в спящем доме цветов - впервые в жизни дирижер стоял на расстоянии вытянутой руки. Ее, эту вытянутую руку, показали в телевизоре.
Это была самая незабываемая опера на моей памяти из всех трех.
Каток вернул в детство и в равновесие.
Боулинг с аппетитом съел оставшуюся энергию, но мы еще успели добежать до Дворцовой.
Усталые, но довольные сели в обратный поезд.
Все уехали, а я осталась.