(no subject)
На днях опять показывали "Жестокий романс" и опять я его смотрела.
Потому что так близки и понятны все эти:
"Подите, подитеее... На меня смотрели и смотрят как на забаву",
Или:
- Барышня простовата.
- Что, глупа?
- Нет, хитрости не достает...
Или:
- Вася, я по-ги-ба-ю. Помоги.
- Не могу, Лариса, не могу.
- Да, мне ничего не надо, только пожалей.
- Не могу, Лариса...
- У тебя тоже цепи?
- Хуже, кандалы...
Моя беда, а не вина, что я наивности образчик...
Пришли иные времена
Тебя то нет, то лжешь не морщась...
Зачем я плачу пред тобой и улыбаюсь так некстати?...
И каждый раз я открываю в этой истории и в этой экранизации что-то новое, чего раньше не замечала, а может подзабыла.
Впервые за долгое время я попала на самое начало. И теперь имхо самая душераздирающая сцена даже не финальная с этим убийственным "Благодарю", до которой последние разы я стараюсь не досматривать, а именно первая, когда Лариса с матерью провожают в Тифлис старшую сестру под грустную цыганскую песню. Раньше я каждый раз думала, что же это за песня (остальные-то все песни из фильма я знала по названиям). Несколько лет назад случайно в сборнике цыганских песен меня зацепила лирическая хоровая "Легла река". Ее-то они там и пели - и в начале, и в финале.
Еще я удивилась, что у песни "Мохнатый шмель" два текста и поет ее Паратов дважды в фильме. Сначала: "А цыган идет, куда воля ведет..."
И уже только потом, во второй серии: "А цыганская дочь за любимым в ночь, по родству бродяжьей души"...
Впервые я посочувствовала Сергей Сергеичу, когда он сказал:
"У меня, господа, странные чувства - я сегодня впервые присутствую на "Ласточке", как гость".
И впервые жесткость и безжалостность Паратова вкупе с его гордостью и самолюбием не вызвали у меня восторга, я уже не считала: "Да, разве можно в нем сомневаться? Да, разве можно ему не верить?"
Но как и прежде вызвал отвращение Карандышев - если бы его сыграл, к примеру, Евгений Миронов, я бы может его и пожалела. Но мордастый и самовлюбленный Мягков сочувствия не заслуживал. "Рано было торжествовать-то".
- Подите, вы слишком ничтожны для меня.
- Самое большое унижение для меня - ваше покровительство.
Поделом ему.
Имхо самая откровенная эротическая сцена из всех когда-либо виденнных мною фильмов, именно в "Жестоком романсе". Это сцена прогулки Ларисы с Паратовым на "Ласточке", когда он накрывает ее легкую аккуратненькую ручку в белой кружевной перчатке своей огромной ручищей в кожаной перчатке. Ни убавить, ни прибавить.
Потому что так близки и понятны все эти:
"Подите, подитеее... На меня смотрели и смотрят как на забаву",
Или:
- Барышня простовата.
- Что, глупа?
- Нет, хитрости не достает...
Или:
- Вася, я по-ги-ба-ю. Помоги.
- Не могу, Лариса, не могу.
- Да, мне ничего не надо, только пожалей.
- Не могу, Лариса...
- У тебя тоже цепи?
- Хуже, кандалы...
Моя беда, а не вина, что я наивности образчик...
Пришли иные времена
Тебя то нет, то лжешь не морщась...
Зачем я плачу пред тобой и улыбаюсь так некстати?...
И каждый раз я открываю в этой истории и в этой экранизации что-то новое, чего раньше не замечала, а может подзабыла.
Впервые за долгое время я попала на самое начало. И теперь имхо самая душераздирающая сцена даже не финальная с этим убийственным "Благодарю", до которой последние разы я стараюсь не досматривать, а именно первая, когда Лариса с матерью провожают в Тифлис старшую сестру под грустную цыганскую песню. Раньше я каждый раз думала, что же это за песня (остальные-то все песни из фильма я знала по названиям). Несколько лет назад случайно в сборнике цыганских песен меня зацепила лирическая хоровая "Легла река". Ее-то они там и пели - и в начале, и в финале.
Еще я удивилась, что у песни "Мохнатый шмель" два текста и поет ее Паратов дважды в фильме. Сначала: "А цыган идет, куда воля ведет..."
И уже только потом, во второй серии: "А цыганская дочь за любимым в ночь, по родству бродяжьей души"...
Впервые я посочувствовала Сергей Сергеичу, когда он сказал:
"У меня, господа, странные чувства - я сегодня впервые присутствую на "Ласточке", как гость".
И впервые жесткость и безжалостность Паратова вкупе с его гордостью и самолюбием не вызвали у меня восторга, я уже не считала: "Да, разве можно в нем сомневаться? Да, разве можно ему не верить?"
Но как и прежде вызвал отвращение Карандышев - если бы его сыграл, к примеру, Евгений Миронов, я бы может его и пожалела. Но мордастый и самовлюбленный Мягков сочувствия не заслуживал. "Рано было торжествовать-то".
- Подите, вы слишком ничтожны для меня.
- Самое большое унижение для меня - ваше покровительство.
Поделом ему.
Имхо самая откровенная эротическая сцена из всех когда-либо виденнных мною фильмов, именно в "Жестоком романсе". Это сцена прогулки Ларисы с Паратовым на "Ласточке", когда он накрывает ее легкую аккуратненькую ручку в белой кружевной перчатке своей огромной ручищей в кожаной перчатке. Ни убавить, ни прибавить.