- отправил смс-ку Светке. Ответов пока нет. И всё-таки у меня было легкое и еле уловимое ощущение, что совершил что-то важное для себя в жизни. И с тех пор не пишу. Только читал.
Собственно читать я начал раньше, но в начале года, карабкаясь из бронхита я сломал ногу. Впереди весна, День победы. Я решил встретить праздник и сломал ногу, чтобы отправиться парадным маршем по военной литературе.
Ты пишешь - хватит об этом! Ты меня опять поразила в самое сердце решимостью своих решений!
Но теперь я напишу:
Когда-то когда Тимур приезжал ко мне на сепаратные переговоры, я ему сказал, что невозможность жить по-человечески здесь, на мой взгляд, совсем не гарантирует человечью жизнь там. Какая разница - здесь, там. Тыкаться, спотыкаться, упрямо упираться. Или соглашаться. И всё равно не знать - как. Зачем, какой, каков, когда, который, кто, куда, откуда, почему. Сколько, чей. А что? А ты говоришь - это я ему - где! Он сказал - я не прав. Ты сказала - хватит об этом.
А я вчера весь день после ноги ломал голову - почему не прав профессор из ВГИКа, который ругает Путина и хвалит фильм Жизнь и судьба, а книгу называет нечитаемым бредом и не прав филолог, уехавший туда, который ругает Путина и фильм Жизнь и судьба, и хвалит книгу за доказательство тождества между Сталиным и Гитлером. Ты сказала - хватит об этом. Да, у меня всё равно не получается написать, чтобы выразить глубину и нечитаемость борьбы, т.е. жизни или судьбы человека ... вот как написать, чтобы черти липко зашлепали по полу, чтобы слюна поползла по щеке и стеклу от очков Rochas Rodenstock, чтобы волос зашевелился на лбу или около, чтоб не вешать у двери на гвоздик и счастье подков.
Вчера читал письма рядового Генриха Бёлля, которые он пишет с вышки лагеря военнопленных. Он охраняет Мостовского, комиссара Осипова и майора Котикова, читает Эрнста Юнгера, Леона Блуа, Дневники Кьеркегора. Обожает Достоевского. На вышке пишет письма жене. Я их читаю. Ты сказала - хватит об этом. Да, у меня всё равно не получается написать, чтобы выразить тождество профессора из ВГИКа и филолога, уехавшего туда, в их страстях по доброму хозяину и хорошему царю, в социальной претензии, в социальной активности, если хочешь. Я понял - ты не хочешь.
Нет, конечно, в этой стране социальное общежитие, как зло, доведено до представимого мной абсолюта. Когда степенью пионерского холуйства прямо-пропорционально определяется уровень жизни, то, наверное, нужны специально выделенные люди, которые как-то должны пытаться эту пропорцию испортить и исказить, и палкой в колеса внести какой-нибудь понижающий коэффициент корреляции. Хотя бы в отдельно взятых, автономных и самоопределившихся, а скорей забытых и глухих областях. Но это - спецотряд! Заведомо обреченные пилоты-смертники. А филолог и киновед?! Хотя, возможно это просто клички. Или псевдоним подпольщика. И честь им и хвала. И памятник ему на родине.
Конечно, власть искусства ничтожна, но для искусства - власть это абсолютное зло! Какие могут быть претензии и активность у филолога и киноведа от искусства?! Может быть только Семеныч! Конечно, вполне допускаю филологом и киноведом сдавшего ЕГЭ и отлично спортивно ориентирующегося между правильных вопросов к правильным ответам. Но Жизнь и судьба - это искусство! Поэтому я пристал к тебе. Поэтому - только Семеныч.
Кстати, у Семеныча есть брат жены. Брат жены живет в Брянске в собственном доме на одной из центральных улиц. У дома был сад на одной из центральных улиц. У сада был брат жены Семеныча. Брат жены называется - шурин. Брат жены Семеныча на одной из центральных улиц Брянска закатал свой сад в асфальт и сдает места под автостоянку на одной из центральных улиц Брянска. Я спросил, пока мы скучали в пробке - Владимир Семеныч, а брат Вашей жены, когда был в театре и смотрел Вишневый сад, в каком отделении он встал и подняв насмех Чехова предложил Раневской вакантное место - собирать почасовую плату на своей автостоянке? Теперь внимание - очевидный правильный ответ. Семеныч сказал - нет, брат моей жены не встал и не предложил Раневской. Брат моей жены - воспитанный человек. Я бы добавил здесь к Семенычу - филолог и киновед в придачу к брату жены. И воспитывает детей, где читать, а где рыбу заворачивают.
- жрать хочешь, сука? - в этом месте надо бы включить звук и вставить блатной хрип в нашу интеллигентную беседу. И дальше двинуть роман Гроссмана - как жить человеку, если жрать хочешь. А как жить человеку с человеком, если жрать хочешь? Но ты сказала - хватит об этом.
Вообще говоря, раз ты сказала - хватит об этом, то хочу добавить - я в этом году прочитал книги, которые к своему стыду должен был прочесть сто лет назад. Потому что это лучшие книги о войне. И мире) Давно хватит, поэтому я только перечислю, чтоб самому не забыть) - Владимова Руслан и Генерал, Василь Быков, Прокляты и убиты и главной, раз война) стала Жизнь и судьба. Удивительным для меня встало, что после них сложно что-либо читать вообще. О кино не говорю. Я даже не пробовал включить Урсуляка. У меня пока получаются только стихи Набокова и ранняя Цветаева. Хотя я успел выписать им диагноз. За мечту, за человечность, за гоголевскую Шинель, за «этот мир велик в лучах рабочей лампы», за лужу черную «где детская рука средь грустных сумерек, челнок пускает слабый, напоминающий сквозного мотылька».
И все-таки, так как давно хватит - я бы подвел итог и сказал, что самыми выразительными для меня стали два рассказа о войне. Мурашки Виана и Атака Бёлля. И Пастух и пастушка Астафьева. Если б, не дай мне Б опять, воспитывать, я бы советовал выучить их наизусть - и хватит на этом.
Прости, что у меня пролилось на тебя столько. Наверное, хватит об этом)
А на Любовь Ханеке мы обязательно пойдем.