Бюнюэль vs. Феллини feat. Кончаловский

[clockworkarma]

   "Я рассказываю, какое впечатление произвели на нас с Тарковским образы «Лос Ольвидадос», спрашиваю о сюрреализме, которым мы были увлечены.
   - Да. Юность, юность... - говорит Бюнюэль и, хитро взглянув, добавляет: - А вообще реализма нет, есть только сюрреализм.
   - В каком смысле?
   - А какая разница? Реализм, сюрреализм... Вот ябло­ко. Ты что видишь?
   - Яблоко.
   - А еще что?
   - Больше ничего.
   - Так. Но если посмотреть в микроскоп, будет видно очень много микробов. Понимаешь? Они друг друга едят. Они знают о существовании друг друга, но не зна­ют о твоем существовании, так же как и ты не знаешь о них. Ну может, и знаешь, но на тебя это никак не влия­ет. Если ты их съешь, они не узнают о том, что ты их съел, они узнают только о том, что оказались в другой флоре, к которой надо приспособляться. Это что, реализм? Или сюрреализм? Что мы видим? Что знаем и представляем? Все - в поведении. В живописи сюрреа­лизм начинается там, где художник изменяет реаль­ность. А кино не изменяет, оно отражает реальность, но отражать ее нужно сюрреалистично.
   - Как?
   - В поведении.
   - У Феллини люди очень часто ведут себя сюрреалис­тично, - говорю я. - Помните того человека в новелле «Бокаччио», который все время дергает себя за ухо?
   - Не помню. Не видел, - говорит он, заметно посмурнев. Ему интересно говорить только о себе.
   Я начинаю рассказывать о своей любви к Феллини.
   - Помните «8 1/2»? Какой там поразительный кусок, когда герой стреляется под столом! Смотрит в зеркало, залезает под стол и стреляется. Это же полнейшее выра­жение подсознания!
   - Нет, не видел, - мрачно повторяет Бюнюэль.
   Я рассказываю ему этот кусок. Говорю о потрясшем меня финале с цирковыми оркестрантами, выходящи­ми все в белом.
   - Ничего подобного, - поправляет Бюнюэль (к этому моменту мы выпили еще), - они в цирковых костюмах.
   - Так вы ж не видели! - ловлю его на том, что он про­болтался. Выходит, все-таки видел.
   - Куски какие-то, кажется, видел, - заминает он ще­котливый вопрос.
   Я вел с ним студенческий разговор, был похож на те­ленка, резвящегося вокруг матерого буйвола. К этому времени у Бюнюэля уже открылось второе дыхание, он снял «Скромное очарование буржуазии».
   ...Он наливает еще по полстакана:
   - Идем!
   Заходим в спальню. Смятая кровать, на ней - старый халат, никакой мебели, на стене - огромный Миро. Та­кая картина стоит миллиона два долларов. С Миро они дружили. Кажется, на картине была даже дарственная надпись.
   - Вот мой любимый художник. Когда мне хочется прогуляться, я беру бутылку виски или водки, сажусь вот на этот диван и смотрю вот на эту картину.
   Только спустя время я понял, что он имел в виду. Но в память врезалось: продавленный диванчик, смятая пижама, кровать и над ней - огромный прекрасный Миро. Вот они какие, прогулки сюрреалиста - бесконеч­ные путешествия в мире нерасшифровываемых обра­зов, ошеломляющего цвета, пятен и красок."

Андрей Кончаловский "Низкие истины"