Как морпехи США мёртвых японцев грабили.
Прелюбопытное описание нравов американской морской пехоты сделал известный американский военный историк Роберт Леки в своих мемуарах «Каска вместо подушки».
В 1942 году он сражался на острове Гуадалканал в рядах 1-й дивизии морской пехоты США.
Морпехи удачно отразили попытку японцев форсировать реку:
«Огнем нашего полка было убито около 900 японцев. Большинство из них лежали кучами перед огневыми точками на песчаной косе, словно они умирали не в одиночку, а большими группами. Между ними сновали охотники за сувенирами. Они двигались осторожно, словно опасаясь неведомых ловушек, по, тем не менее, не прекращали избавлять мертвые тела от их имущества.
В войнах изменилась амуниция - и только это отличало охотящегося за сувенирами морского пехотинца от Гектора, освобождающего убитого Патрокла от позаимствованных доспехов Ахиллеса. Один из морпехов методично шагал среди мертвых тел с парой щипцов. Он сделал наблюдение, что японцы имеют большую склонность к золотым зубам. Он заглядывал в каждый рот. Он разжимал челюсти со всей сноровкой опытного дантиста с Парк-авеню, затем осторожно, очень осторожно, чтобы, не дай бог, не пораниться и не заразиться, выдергивал все, что блестит. Он хранил золотые зубы в мешочке из-под табака, который всегда носил на шее, как амулет. Мы звали его Сувенир».
Решил помародерствовать и сам автор воспоминаний:
«Мысль о нем и о других искателях трофеев, когда я вернулся с берега, получила вполне естественное развитие. Я подумал, что за рекой находятся совсем еще неразработанные залежи сувениров, на которые я имею полное право претендовать. Стреляя по бегущим вдоль берега реки японцам, я отчетливо видел, как что-то блеснуло, когда первый упал. Я предположил, что это солнце осветило офицерский значок. Если он действительно был офицером, он обязан был иметь саблю.
Этот самый ценный из всех возможных военных трофеев я и вознамерился добыть. Я пролез сквозь колючую проволоку и скатился вниз к реке. Одежду я оставил у кромки воды и, чувствуя себя школьником, сбежавшим в теплый день купаться, скользнул в воду. В зубах у меня был зажат штык: школьник представлял себя кровожадным пиратом. Я плыл брассом, но никакой вражеский огонь не заставил бы меня погрузить лицо в вонючую муть, по чистому недоразумению именуемую рекой. Вода была густой от всевозможных нечистот. Я плыл, содрогаясь всем телом, вытянув шею, словно лебедь, и высоко задрав голову, постоянно ощущая холод металла во рту, а слюна текла так интенсивно, что штык грозил вот-вот выскользнуть».
Поиски «трофеев» оказались занятием не очень приятным:
«Я осторожно обогнул большое тело японского солдата, лежащее в воде. Оно плавно покачивалось, как привязанная к берегу лодка. Тело было странно раздутым, но, приблизившись, я понял, что его рубашка была набита рисом, им же были загружены штаны, которые он у коленей перевязал ремнями, чтобы рис не вываливался. «Жрать хотел», - подумал я и неожиданно почувствовал симпатию к этому бедолаге. В это время мои ноги коснулись илистого дна. До берега оставалось около трех метров. Мои ноги так глубоко провалились в ил, что я даже забеспокоился, не попал ли в трясину. Липкая грязь доходила почти до коленей и издавала чавкающие звуки при каждом шаге. Маленькие крабы, признавая мое превосходство, в панике разбегались в стороны. Мертвые тела были разбросаны по роще. Тропики есть тропики, и тела уже начали раздуваться. Я пришел в ужас, увидев полчища облепивших их мух. Черные, гудящие потоки вытекали отовсюду - из ртов, глаз, ушей. Биение мириад крохотных крылышек создавало монотонный, низкий звук. Здесь мухи полностью владели ситуацией. Они были хозяевами на поле брани. Так тропики расправлялись с грудами гниющей плоти. Я больше не чувствовал радость победы, она отступила перед ужасом от увиденного. Я вдруг понял, что мухи могли сейчас ползать по моему скрюченному телу, и вполне возможно, что вскоре так и будет».
Пришлось возвращаться, правда, не с пустыми руками: «Изо всех сил стараясь не поддаться панике, я вернулся к берегу реки и скользнул в воду. Но все же предварительно я освободил одно из тел от полевого бинокля и штыка, которые повесил себе на шею. Сабли я так и не нашел. Ни один из убитых не был офицером. Обратно я плыл быстро, стараясь как можно быстрее оказаться подальше от поля мертвецов. Когда я вышел из реки, товарищи, которые прикрывали мою вылазку, ожидая с винтовками в руках, приняли гримасу отвращения, прочно поселившуюся на моей физиономии, за выражение триумфа. Они тщательно осмотрели мои трофеи. Затем я отправился поесть».
Способности сохранить аппетит после такой экспедиции можно позавидовать. На этом путешествия за реку за трофеями закончились:
«Вернувшись, я заметил группу морпехов, в основном из роты G, которые оживленно что-то обсуждали на берегу реки. Бегун направился к ним с моим новым полевым биноклем. Когда я подошел, он все еще напряженно вглядывался в бинокль. Его лицо было искажено гримасой ужаса. Я взял у него бинокль и навел на противоположный берег реки, где увидел крокодила, с аппетитом пожиравшего запасшегося рисом японца. Сначала я наблюдал с каким-то извращенным восторгом, но когда зеленый хищник добрался до внутренностей, мне пришло в голову, что в этой реке и в этом самом месте каких-то полчаса назад находилось мое собственное тело. Я почувствовал слабость в коленях и поспешно опустил бинокль… Все вокруг гикали и улюлюкали, но на этот раз никто не стрелял. Теперь мы знали, что это крокодил. За ним двигались еще три... Они с громким хрустом расправлялись со своей добычей, не давая нам уснуть. И еще очень мешал спать ужасный запах. Даже если мы закутывали головы одеялами - это был единственный способ спастись от москитов, - вонь проникала даже сквозь эту преграду. Удивительно, но именно запах способен быстрее, чем любой другой раздражитель, свести человека с ума. Спрятаться от него невозможно. Если не желаешь чего-то видеть, можно закрыть глаза, если раздражает звук - заткнуть уши. И только от запаха нет защиты, от него можно только сбежать. А поскольку бежать было некуда, мы мучились от невозможности уснуть. Мы никогда не стреляли по крокодилам, хотя они день за днем возвращались к трапезе, пока оставшиеся на противоположном берегу тела противника не были собраны вместе и сожжены.
Погребальный костер был виден издалека. Мы не стреляли по крокодилам, поскольку считали их своего рода «речным патрулем». Досыта отведав человеческой плоти, они явно разохотились и теперь патрулировали по Тинару ежедневно. Мы были уверены, что противник не осмелится предпринять попытку переплыть реку, когда в ней находятся эти отнюдь не нежные существа. Если же все-таки осмелится, то все равно не доплывет до цели. Основываясь на своих отрывочных знаниях о крокодильих повадках (если они вас преследуют, бегите зигзагом, эти твари не могут менять направление), мы соорудили ограждение из колючей проволоки, чтобы не дать прожорливым тварям добраться до нас. Иногда, если ночь была особенно темной, казалось, что огромный крокодил где-то рядом, как крокодил с часами внутри, преследовавший капитана Хука в «Питере Пэне». Так что со временем мы даже полюбили крокодилов и старались их не тревожить. И никто из нас больше не переплывал Тинару».
К этой картинке нравов морской пехоты США надо добавить, что Роберт Леки и его товарищи еще не были «отморожеными» бойцами, они только-только высадились и начали воевать.
Вырывать золотые зубы это не помешало…
ссылка