(no subject)
Цепкий взгляд выхватил нас из толпы. Широко перекрестился, двинулся прямо на нас.
"Голубые глаза. Русские?" - странное начало. Вспомнился Сорокин с его Братством Света Изначального. Взял моего зеленоглазого Сашу за руку, да так и не отпустил. Так и стоял, сжав его ладонь в своей, иногда поднося ее к груди. Так и стояли: я держу Сашу за левую руку, он - за правую. Пьян, но не алколголик, не городской фрик. Пьян как-то странно: ясный, пронзительный взгляд, а говорит совсем невнятно, я понимала где-то треть. Но этого оказалось достаточно, чтобы через две минуты я, полуобняв, гладила его могучую спину и думала потом о нем вечером и следующим утром.
Крепкий мужик лет 50, широкие плечи, спортивная стойка, седой бобрик волос, синие глаза. Что-то про греко-римскую борьбу и бокс, глядя на меня - про гандбол и волейбол "У нее все есть")) Сашу называл пацаном. Но главное и самое напряженно-звенящее, то, что наворачивает слезы на мои глаза: раз восемь про Афган и про Донецк. Начал с того, что сейчас еще выпьет и пойдет плакать. А потом - в Донецк. Я решила, что ослышалась. Потом, спустя что-то незначительное, снова - "нужно ехать, нужно их всех перебить". Через мгновение мы стояли тесным кольцом - чужие ему люди, я глажу его плечи и спину и уговариваю, как маленького: "Не нужно, не нужно ехать, останьтесь здесь, все будет хорошо, пусть они сами, они разберутся, оставайтесь, а мы потом, мы будем к ним лучше в гости ездить". Он мотал головой, что-то возражал. Мне хотелось обнять его, прижать к себе, совершенно как маленького ребенка, гладить по голове и бормотать успокоительные банальные вещи. Но я не могла ничего. Ничего изменить в его жизни. И он может быть поедет. И будет убивать. И его, может быть, убьют. И он будет очереднай жертвой этой странной войны, потому что стал когда-то жертвой другой и никто не помог ему это пережить. Им бы дебрифинг и реабилитацию. А их снова цинично используют какие-то чужие им сильные властные.
Не отпускал. Едва смогли оторваться от него. Посреди свежеумытого предзакатного Троицкого. Среди гуляющих, туристов, детей, собак, под мокрыми ветками сирени.