мемуары

[cl2ystalcastles]

я впринципе понимаю почему меня воспитывал этот человек. возможно потому что он был моряком, у него были длинные волосы и он слушал тяжеляк. симпотичные девушки с полным отсутствием половой жизни и опыта пропадают в хрущевках с такими как он. фактически, воспитание моей матери как сильной личности началось в Москве и продолжилось в Южно-Сахалинске, куда ее притащил мой отчим. Когда он склонялся надо мною, чтобы поцеловать, его длинная шевелюра щекотала мне глаза, вползала мне в ноздри и я рефлексорно чихала, что так умиляло мою мать. я питала к моему отчиму какую-то странную страстную любовь, но стеснялась смотреть ему в глаза, и видеть его выражение лица. я любила прижиматься к его торсу и потеть, представляя что я замурована в раскаленной гробнице города Дита, но внезапно я чувствовала, что в меня словно втыкали багор, а это была мать, которая зрением +1- умела засечь случайное направление моей ползущей руки в сторону гениталий. это было одним из поводов к ежедневным материнским скандалам и истерикам. повод к истерикам всегда находился: от раскиданного нижнего белья до грязной посуды; от отчимовского меланхоличного типа личности, до моего, как ей казалось, совращения. прошло два года прежде чем наступил ужасный день, который перечиркнул всю идилию, что существовала между нами: отчим пошел в парикмахерскую и подстригся. оказывается он устроился на работу и решил показать свою респектабельность столь тщеславным и эгоцентричным порывом! сказать, что я была растроена, не сказать ничего. я закрылась в туалете и рыдала. его внешность не то, что шокировала меня, она меня угнетала. с того дня я замкнулась в себе и стала от него отдаляться. отчим это видел и его это не устраивало. мать переодически уезжала в командировку и мне приходилось делить пространство с отчимом, который внезапно решил заняться моим воспитанием. естественно я никуда не могла деться от его "отцовской любви" и нравоучений. не правда, абсолютная ложь, что меланхолики могут сосуществовать с флегматиками. один из этих типов не может сосуществовать с другим, они оба слишком замкнуты и обособлены, чтобы понимать друг друга. случилось то, чего я никак от него не ожидала. он пришел с работы раньше обычного и закрылся в комнате. это было странно, потому что, насколько я знала своего отчима, он никогда не уходил в спальню не поев и не посмотрев телевизор. эта ситуация тем меня порадовала, что он заныкался к себе в комнату, освободив довольно большое пространство и место у телевизора. только я плюхнулась на царское седалище, как мой чувствительный слух уловил прерывистый звук рыданий, доносясихщя из спальни. желание смотреть телек отпало. хотелось бежать из квартиры, бежать до коликов в легких, подальше от депрессующего отчима. меня держал лишь страх получить за побег наказание, мое тело вмерзло в кресло. руки устали затыкать уши, препятствуя проникновению прерывистых колебаний. через полчаса, услышав шаги по направлению к гостинной, я внутрене напряглась. отчим шел высмаркиваться в ванную. он впал в глубокую депрессию на неделю,и эта неделя казалась мне пребыванием в Злой Щели. я влипала в зловонное дерьмо из его соплей. он пытался меня обнимать и использовать в качестве носового платка. когда я начинала извиваться и отбивалась, он мне тихо говорил, что я злой и циничный ребенок, и рыдая убегал в спальню. я была на пределе и хотела, чтобы мама побыстрее вернулась или соседи приперлись в гости, или воры залезли через балкон, лишь бы не быть запертой в замкнутом пространстве с душевнобольным.
хоть и прошло 10 лет, я рада, что мои родители в разводе. у нас с отчимом хорошие отношения, потому что я не мелькаю у него перед лицом. прийдя однажды к нему на квартиру, где я провела свое детство, я обнаружила, что ничего не изменилось с 90-х. под кроватью я нарыла отвертки и бутсы, на полках фантастику и порно фильмы. я как-то спросила про его молодость, дрочил ли он, сидел ли на колесах, блевал ли укуренный в подъезде - на что он, гневно сверкнув очками, резко ответил мне, что он уважает себя и призывает меня к этому же действию. уходя я положила его очки в карман, надеясь что у него отпадет желание что-либо читать или смотреть.