Смеляков: Кто убил Маяковского ?
.
Ты себя под Лениным чистил,
душу, память и голосище,
и в поэзии нашей нету
до сих пор человека чище.
.
Ты б гудел, как трёхтрубный крейсер,
в нашем общем многоголосье,
но они тебя доконали,
эти лили и эти оси.
.
Не задрипанный фининспектор,
не враги из чужого стана,
а жужжавшие в самом ухе
проститутки с осиным станом.
.
Эти душечки-хохотушки,
эти кошечки полусвета,
словно вермут ночной сосали
золотистую кровь поэта.
.
Ты в боях бы её истратил,
а не пролил бы по дешёвке,
чтоб записками торговали
эти траурные торговки.
.
Для того ль ты ходил, как туча,
медногорлый и солнцеликий,
чтобы шли за саженным гробом
вероники и брехобрики!?
.
Как ты выстрелил прямо в сердце,
как ты слабости их поддался,
тот которого даже Горький
после смерти твоей боялся?
.
Мы глядим сейчас с уваженьем,
руки выпростав из карманов,
на вершинную эту ссору
двух рассерженных великанов.
.
Ты себя под Лениным чистил,
чтобы плыть в Революцию дальше.
Мы простили тебе посмертно
револьверную ноту фальши.
==============================
.
Статья Ярослава Смелякова «Я обвиняю» была написана в 1970 году по следу публикаций в «Огоньке» статей «Любовь поэта» и «Трагедия поэта», авторы которых - В. Воронцов и А. Колосков - сделали достаточно робкую попытку разобраться в той роли, которую Лили Уриевна Брик играла в жизни В. В. Маяковского. Публикация эта вызвала грандиозный скандал. Тут же последовали письма в ЦК КПСС и лично Л. И. Брежневу, написанные официальным литературным чиновником Константином Симоновым и неофициальным лидером «левого крыла» литературы Борисом Слуцким - людьми, в своё время принятыми и обласканными Лилей Брик. Письма эти были написаны в лучших традициях жанра доноса и, даром что не были опубликованы, всё же возымели действие: все «антибриковские» публикации прекратились.
.
В подобных условиях статья Смелякова была обречена исключительно на «рукописное» существование. Списки её ходили по рукам, но в печать она не могла «пробиться» до сегодняшнего дня. Как можно видеть из контекста, она представляла собой часть более объёмной рукописи, текст которой нам не известен.
.
Мы публикуем статью «Я обвиняю» в год столетия Ярослава Смелякова и 120-летия его старшего современника - Владимира Маяковского.
https://litkritika.by/categories/literatura/raznoe/1250.html
***
-------------------------------
ОБВИНЯЮ
.
.
Заканчивая мои записи, я должен вернуться к тем далёким дням, когда миру стало известно о неожиданной, ошеломившей всех смерти Маяковского.
В течение сорока лет, прошедших с того времени, я не переставал думать: что же произошло 14 апреля 1930 года? Не переставал искать разгадки трагического события.
В статье «Трагедия поэта», опубликованной в 1968 году в журнале «Огонёк», были показаны некоторые обстоятельства смерти Маяковского, В конце статьи, возражая В. Перцову, требовавшему соблюдения такта при объяснении обстоятельств смерти поэта, я привёл слова Маяковского, который по поводу «Бани» 23 сентября 1928 года заявил:
«Что касается прямого указания, кто преступник, а кто нет, - у меня такой агитационный уклон, я не люблю, чтобы этого не понимали. Я люблю сказать до конца, кто сволочь».
.
Далее в моей статье было сказано:
.
«Мы стоим на тех же позициях и считаем, что в раскрытии обстоятельств трагической смерти великого поэта не следует руководствоваться мотивами соблюдения такта. К сожалению, сейчас мы ещё не сможем сказать, кто преступник, кто сволочь. Мы знаем, что это были враги Маяковского, враги коммунизма. Мы пока ещё не можем назвать, кто именно подготовил выстрел, приведший к гибели великого поэта. Но уверены, что время это придёт».
.
Теперь (1970 г) , я полагаю, время это пришло: мы можем и должны сказать, кто преступник, кто сволочь; можем назвать тех, кто подготовил выстрел, приведший к гибели великого русского поэта.
В течение многих лет, исследуя, сопоставляя факты, имеющие отношение к смерти Маяковского, я пришёл к выводу, что она подготовлялась врагами поэта издавна, планомерно и неотступно.
.
Кто были эти враги и как они подготовляли гибель поэта? Чтобы ответить на этот вопрос, мне придётся напомнить некоторые обстоятельства жизни Маяковского, о которых говорилось в статьях «Любовь поэта» и «Трагедия поэта (журнал «Огонёк», 1968, №№ 16, 23 и 28), дополнив их новыми фактами и соображениями.
.
Как и в названных статьях, я буду рассматривать эти обстоятельства в двух планах: в плане общественной, литературной деятельности поэта и в плане его личной жизни. Начну с обстоятельств первого порядка.
.
В официальном сообщении, в своё время опубликованном в печати и основывавшемся на «предварительных данных следствия», было сказано, что Маяковский «покончил жизнь самоубийством» и что «самоубийство вызвано причинами личного порядка, не имеющими ничего общего с общественной и литературной деятельностью поэта». Однако более углублённое изучение фактов убедило меня в том, что это заключение не совсем точно и что при рассматривании обстоятельств смерти Маяковского неверно исключать факты, связанные с его общественной и литературной деятельностью. Разумеется, это следует делать не в том плане, как делают враги социализма, тщетно пытаясь доказать, будто Маяковский находился или под конец жизни пришёл в противоречие с советской действительностью. Такого противоречия не было и не могло быть. Но было другого рода противоречие, о котором враги социализма умалчивают, - это противоречие между тем, что делал Маяковский, и тем, как расценивали эту его деятельность многочисленные критики и их единомышленники в редакциях газет, журналов и издательств. Умолчание это не случайно, и причина его заключается в том, что клевета, которую распространяют враги социализма о Маяковском сейчас за рубежом нашей страны, и та клевета, которой изобиловали многие и многие писания критиков при жизни поэта, имеют одни и те же корни, проистекают из одного и того же источника - из их ненависти к социалистическому строю, из желания во что бы то ни стало очернить социализм и его поэта Владимира Маяковского.
.
В самом деле, легко понять и объяснить ту злобу, какой встретила и сопровождала литературные выступления Маяковского в дооктябрьские годы буржуазная печать: «капиталистический нос», как отмечал сам поэт, чуял в нём «динамитчика». Поэтому царская цензура кромсала его произведения, вычёркивала целые страницы, а буржуазная печать улюлюкала, глумилась над молодым революционным поэтом.
.
После Октябрьской революции, с первых дней её Маяковский идёт в передовых рядах борцов за социализм, он отдаёт советской власти и коммунистической партии весь свой многогранный талант. В одном из выступлений последних лет жизни поэт с гордостью отмечал, что советская цензура не вычеркнула у него ни одной строчки, - всё, что он написал, было нужно, полезно советскому строю, строительству социализма.
.
А между тем литературная критика упорно не хотела признавать в нём то, что любил и ценил в поэте наш народ, советская власть, коммунистическая партия, - его революционный, большевистский дух, пламенный патриотизм, высокое вдохновение и пафос в изображении победоносной борьбы советских людей за социализм. Литературная критика продолжала глумиться над Маяковским, чернила всё, что он делал, последовательно охаивала все его лучшие произведения. Вот как это делалось.
.
В 1918 году, к первой годовщине советской власти Маяковский написал и поставил в Петрограде пьесу «Мистерия-Буфф», в которой вдохновенно славил великий революционный подвиг нашего народа, свергнувшего эксплуататоров и начавшего строительство нового социалистического общества. Народный комиссар просвещения А. В. Луначарский писал в те дни, что пьеса производит на рабочих сильное впечатление, что «она изочаровывает». А сейчас же после первого представления «Мистерия-Буфф» в подведомственной наркомату просвещения газете «Жизнь искусства» появилась статья некоего А. Левинсона, который всячески поносил пьесу Маяковского, а его самого обвинял в приспособленчестве, в «желании угодить новым хозяевам».
.
В последующие годы, полностью подчинив свою работу насущным задачам борьбы за упрочение советской власти и строительства социализма, Маяковский создаёт ряд замечательных произведений революционной, социалистической поэзии - политического, агитационного, эпического, лирического и сатирического рода. Один из авторитетнейших знатоков русской поэзии поэт-коммунист Валерий Брюсов писал в 1922 году, что «стихи Маяковского принадлежат к числу прекраснейших явлений пятилетия». Сатирическое стихотворение Маяковского «Прозаседавшиеся» было замечено В. И. Лениным и получило его высокую оценку.
.
А в то время укрывшийся в эмиграции Илья Эренбург как только не издевался над Маяковским: расхваливая милых его сердцу Осипа Мандельштама и Бориса Пастернака, он утверждал, что в стихах Маяковского «слышатся одни, конечно, перворазрядные барабаны». Корней Чуковский, в дни первой мировой войны угоднически прислуживавший союзу англо-русской империалистической буржуазии, в 1921 году с чудовищной наглостью упрекал Маяковского, будто «чувства Родины у него никакого», будто «его пафос - не из сердца», «его пламенность - деланная», и всё, написанное Маяковским, «отзывается выдумкой, натугой, сочинительством».
.
Отзыв В. И. Ленина о стихотворении Маяковского «Прозаседавшиеся» (март 1922 года) вдохновил поэта, укрепил его позиции, открыл ему более широкий доступ в печать. Это всполошило врагов социалистической революции и ненавистников русской литературы. Тесно объединившись, они усиливают борьбу против поэта. Возглавил эту борьбу самый коварный и злобный враг социализма - Л. Троцкий. В статьях на литературные темы, доказывая бесперспективность развития пролетарской революции, Троцкий крест на крест перечёркивал всё, написанное Маяковским в годы революции, и клеветнически утверждал, будто Маяковский «влился в пролетарскую революцию, но не слился с ней», будто всё, написанное им после Октября, «внутренне противоречиво» и т. д., и т. п.
.
Один из оруженосцев Троцкого - Л. Сосновский - начал ожесточённую кампанию под лозунгом «Довольно Маяковщины». В эту кампанию включилась дюжина других критиков и фельетонистов. Они обвиняли поэта в приспособленчестве, утверждали, будто существуют «нелады между Маяковским и революцией» (В. Полонский), будто он «воспринял революцию больше умом, чем чувством» (А. Воронский), и будто он работает «под внешним давлением» (Д. Горбов), а его произведения представляют собой «чисто логические построения, облечённые в более или менее удачную звуковую и ритмическую оболочку» (Г. Лелевич). В. Шершеневич провозглашал, что «единственными строками Маяковского, имеющими к революции отношение», являются «строки о революции до революции» - в поэме «Облако в штанах». А друг Шершеневича И. Грузинов объявил написанное Маяковским в революционные годы «малограмотной халтурой». Как бы обобщая все эти наветы и инсинуации, профессор литературы П. Коган в книге «Литература этих лет», вышедшей в 1924-1925 годах тремя изданиями, писал: «Он чужд революции нашей... Маяковский слишком от прошлого слишком индивидуален в старом буржуазном смысле этого слова...» А. Лежнев упрекал Маяковского, будто он «уже несколько лет, как повторяет себя» и называл его ритором и резонёром».
.
В 1924 году, когда Маяковский написал пламенную поэму о Ленине, посвятив её Российской Коммунистической партии, коммунисты, комсомольцы, рабочая и учащаяся молодёжь приняли её с восторгом и благодарностью. А критик В. Перцов раздражённо писал, что эта поэма - «в высшей степени странная и, так сказать, разномастная вещь», он находил в ней «труднопереносимые даже для комсомольца длинноты, коробящие наивности и прямые формальные неудачи жизнеописания Ленина и рабочего класса тоже». Другой критик - М. Беккер - объявил, что поэма Маяковского о Ленине всего-навсего «рифмованный доклад на политическую тему».
.
Так же враждебно встретили критики другое талантливейшее произведение Маяковского - его поэму «Хорошо», написанную к десятилетию Великого Октября. Тот же Абрам Лежнев поспешил заявить, что в поэме всего «несколько десятков хороших стихов», а в целом она знаменует собой «полный провал». А критик Ю. Юзовский назвал её «картонной поэмой», отказавшись признать в ней какие-либо идейные или художественные достоинства.
.
Десять лет Маяковский с энтузиазмом, не жалея сил, работал на пользу русской литературы и советского строя, в его произведениях революционные события этого десятилетия получили самое яркое выражение. А П. Коган в книге «Литература великого десятилетия», вышедшей в 1927 году, продолжал твердить, что «Маяковский не стал глашатаем эпохи», «не стал поэтом революции в полной мере...»
.
А. Воронский в юбилейном сборнике «Октябрь в искусстве и литературе» писал: «Социализм Маяковского - не наш марксистский социализм, это скорее социализм литературной богемы...» В том же 1927 году появилась гнусная книжонка Г. Шенгели «Маяковский во весь рост», от первой до последней строчки пропитанная злобой, издёвкой, клеветой.
.
В последующие годы число хулителей Маяковского не только не уменьшилось, но продолжало расти. Стало модным говорить (вернее, повторять вслед за Троцким) о «кризисе» Маяковского. «В последние годы Маяковский как будто остановился. Его произведения последнего времени (поэма «Ленин» и др.), по общему признанию критики, не представляют шага вперёд ни в области формы, ни в области углубления содержания», - возвещал всё тот же П. Коган. И. Розанов в книге «Русские лирики», восхищаясь стихами Бориса Пастернака, Ильи Сельвинского, Семёна Кирсанова зло острил: «Маяковскому оказалось не по дороге с революцией», «сейчас Маяковский - светило, склоняющееся на запад». Корнелий Зелинский напечатал в 1928 году в рапповском журнале «На литературном посту» статью «Идти ли нам с Маяковским?», где писал: «Безвкусным, опустошённым и утомительным выходит мир из-под пера Маяковского». Критик и дальше подчёркнуто утверждал, что «к новому понимаю революции можно придти, уже перешагнув через Маяковского». Критик Давид Тальников в журнале «Красная новь» поносил стихи Маяковского об Америке, называл их «рифмованной лапшой», «кумачовой халтурой» и злопыхательски восклицал, что «перо Маяковского совсем не штык», а «просто швабра какая-то». В том же духе о Маяковском писали Насимович-Чужак, И. Гроссман-Рощин, А. Горнфельд, М. Ольшевец, И. Машбиц-Вербов, Л. Авербах, А. Сельвановский и др.
.
Теперь всё, что появлялось в печати за подписью Маяковского, непременно подвергалось разносной критике. В 1929 году Маяковский издал сборник стихов «Слоны в комсомоле». В нём наряду с другими были помещены глубоко патриотический и высокопоэтический «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру», одно из лучших сатирических произведений «Служака», очень сильное лирико-публицистическое стихотворение «Маруся отравилась», прекрасный мобилизующий «Марш-оборона». Несмотря на это критик Б. Бухштаб в журнале «Звезда» писал, что в книге «несколько остроумных строчек», что общественная ценность стихов Маяковского «очень сомнительна» и «более чем сомнительно их художественное достоинство».
.
Как стая воронов, налетели критики на пьесу Маяковского «Баня», написанную в 1929 году и поставленную в начале следующего года в Ленинграде и Москве. Сим Дрейден уверял читателей, что пьеса сделана халтурно, наспех. М. Янковский острил, будто «пьеса Маяковского предстала в красе своих сомнительных достоинств». В. Ермилов опубликовал три ругательских рецензии на «Баню», настойчиво доказывая, что «здесь, несомненно, звучит у Маяковского фальшивая «левая нота», Фельетонист, скрывшийся под псевдонимом Ан. Чаров, незадолго до смерти Маяковского напечатал в «Комсомольской правде» рецензию на «Баню», где писал, что «пьеса действительно вышла плохая» и её «ставить не стоило».
.
Маяковского травили не только открыто, но и скрыто. Его долго не пускали на страницы «Известий» и «Правды», его книги отказывались издавать, задерживали их в печати и на складах. В марте 1925 года нарком просвещения А. В. Луначарский писал заведующему Госиздатом: «Выходят какие-то странные недоразумения с полным собранием сочинений Маяковского. Все соглашаются, что это очень крупный поэт, в его полном согласии с советской властью и коммунистической партией ни у кого, конечно, нет сомнений. Между тем, его книги ГИЗом почти не издаются. Я знаю, что на верхах партии к нему прекрасное отношение. Откуда такой затор?»
.
Чем же объяснить эти более чем «странные недоразумения», что крупного, талантливейшего поэта советской эпохи, которого ценили и в «верхах», и в «низах» нашей партии, не хотело печатать Государственное издательство, а литературная критика непрестанно - из года в год, изо дня в день - всячески поносила, отказываясь видеть в нём поэта революции и поэта вообще? Можно ли это признать действительным недоразумением? Нет, причины этого гораздо глубже и серьёзнее.
.
История русской литературы знает немало примеров, когда критика - её определённая часть - отказывала в понимании и признании самым талантливым русским писателям. Ещё А. С. Пушкин - самый русский и самый талантливый из русских писателей прошлого века - в стихотворении «Дельвигу» сетовал:
.
Бывало, что ни напишу,
Всё для иных не Русью пахнет.
.
О том, что определённая часть критиков не понимает и не признаёт многих русских писателей, говорил в своё время и А. П. Чехов. В дневниках 1887 года он откровенно писал:
.
«Такие писатели, как Лесков и С. В. Максимов, не могут иметь у нашей критики успеха, так как наши критики почти все евреи, не знающие, чуждые русской коренной жизни, её духа, её форм, её юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше, ни меньше, как случайного инородца. У Петербургской публики, в большинстве руководимой этими критиками, никогда не имел успеха Островский, и Гоголь уже не смешит её» (А. П. Чехов. Полное собрание сочинений. 1933. Т. 12. С.11).
.
Я понимаю, что уже за одну эту цитату меня обвинят в антисемитизме. Нас, русских людей, издавна запугивают этим словом. Между тем, если повнимательнее понаблюдать нашу жизнь, особенно в части искусства и литературы, нетрудно убедиться, что не антисемитизм, а антирусицизм или, как прежде говорили, русофобство получило необыкновенное развитие и приносит ощутимый вред социалистической культуре. Трагическая судьба Маяковского - одно из подтверждений тому.
.
Скажу прямо: то, что писал о критиках Чехов, в полной мере относится к критикам Маяковского, так как они в своём подавляющем большинстве были именно евреями. Отдельные русские имена в данном случае не меняют общей картины, тем более что они на поверку нередко оказываются всего лишь псевдонимами. Недаром Маяковский, когда заходила речь о его хулителях, говорил: «Все они Коганы».
.
То, что писал Чехов о критиках Лескова и петербургских истолкователях Гоголя и Островского, полностью, а может быть, ещё в большей мере, относится к критикам Маяковского. Они действительно оказались неспособными понять Маяковского как русского поэта, поэтому-то Эренбург слышал в его стихах одни «перворазрядные барабаны», и поэтому-то ни «Клоп», ни «Баня» никого из этих критиков не смешили.
.
Но если в прошлом веке «иные», как говорил Пушкин, не хотели признать в написанном именно русское, - то, что «Русью пахнет», - то в Маяковском его критики, как мы видели, отрицали самое его поэтическое начало и особенно настойчиво, рьяно отрицали то, что составляло наиважнейшую суть Маяковского как поэта нового времени - его коммунистическую революционность. А это, разумеется, шло уже не от непонимания. Трудно допустить, что такой прожжённый политик, как Л. Троцкий, не понимал истинного революционного, большевистского содержания поэзии Маяковского. Трудно допустить, что этого не понимали И. Эренбург, Л. Сосновский, П. Коган, В. Полонский, Л. Авербах и другие хулители Маяковского, большинство из которых тоже были не только опытными литераторами, но и опытными политиками.
.
Не случайно об одном из них - В. Полонском, редактировавшем сразу три журнала: «Новый мир», «Красная нива», «Печать и революция», - Маяковский с явным политическим намёком заметил, что он «редактирует» и «Мир», и «Ниву», и «Печать», и революцию». На самом деле критики Маяковского не принимали революционного содержания его поэзии и потому отрицали её.
.
Ожесточённая борьба, которую на протяжении многих лет вели критики против Маяковского, была составной частью классовой борьбы - борьбы против социалистической революции, против советской власти и коммунистической партии. Не случайно один из злейших врагов Маяковского - Л. Троцкий - оказался и злейшим врагом ленинизма. Не случайно многие из названных мною критиков Маяковского были так или иначе причастны к троцкизму. Не случаен, скажем, и такой факт, что критик Перцов, высмеивавший поэму Маяковского о Ленине, в своё время в гаденькой антисоветской брошюре «Эпоха замыслов» (1922) высмеивал самого Ленина, называя его великий план электрификации советской страны «идеей фикс». Нет, всё это не случайно. Маяковский - поэт-революционер, поэт-коммунист - был ненавистен всем, кто ненавидел социалистическую революцию, советскую власть, коммунистическую партию, и потому они так яростно вели против него борьбу.
.
Могут сказать, что не только Маяковский подвергался преследованию критиков, это верно. Травили они и Максима Горького, и Сергея Есенина, и Алексея Толстого, и Н. Сергеева-Ценского, и Дмитрия Фурманова, и Александра Серафимовича, и Алексея Чапыгина, и Михаила Пришвина, и Михаила Шолохова, и других самых талантливых и самых дорогих русскому народу и Советской стране писателей.
.
Причём - случайно ли это? - в большинстве случаев в этой травле участвовали те же критики, которые травили Маяковского, и в большинстве своём - всё те же коганы.
.
То, что Маяковский подвергался особенно жестокой, особенно упорной травле, объясняется тем, что в нём наиболее ярко сочеталось русское поэтическое начало с проявлением русского революционного размаха. Именно потому антирусские, космополитические и сионистские элементы, объединившись с откровенно контрреволюционными элементами троцкизма, так настойчиво и жестоко преследовали поэта.
.
Нет, борьба против Маяковского не была, как полагал Луначарский, каким-то «недоразумением», «заторы», которые в таком множестве устраивали на пути поэта издатели, люди, сидевшие в редакциях газет и журналов, и литературные критики, не были случайными. Это была открытая и скрытая борьба против великого русского поэта-коммуниста, и велась она с антиреволюционных, антирусских, космополитических и сионистских позиций. И Троцкий, и более мелкие «выродки типа Лелевича», как сказал об одном из них И. В. Сталин (Т. 13. С. 27), сознательно ставили перед собой цель: опорочить Маяковского, подорвать доверие к нему революционного народа и коммунистической партии, подорвать творческие силы поэта, выбить его из рядов активных борцов за социализм.
.
В последние годы жизни Маяковский понял это. Если раньше он называл своих хулителей «безответственными губошлёпами» и недоумевал, «почему так безудержно пишут Коганы», то позже называл их не иначе, как «критиканы из-за угла».
.
Некоторые из этих «критиков», доживших до нынешних дней, в том числе В. Перцов, пытаются оправдаться тем, что-де было сложное время, существовала борьба мнений, что-де Маяковский тоже умел драться и т. д., и т. п.
.
Да, Маяковский действительно умел драться, он отважно отбивал враждебные наскоки «критиков из-за угла». Но если им не удалось разобщить его с народом, не удалось подорвать доверие к нему советской власти и коммунистической партии, им всё же удалось неимоверно затруднить и осложнить творческую работу поэта и в значительной мере подорвать его силы. И даже если то, что произошло 14 апреля 1930 года, было действительно самоубийством, - то и тогда они - вся эта банда наглых рвачей и выжиг, неотступно травивших великого русского поэта, - виноваты в его смерти.
.
Ярослав Смеляков, 1970 г.