Кое-что об американском национальном характере.
Когда-то, несколько жизней назад, в 2001 году, меня познакомили с экскурсоводом (дело было в декабре уже). Познакомили горячие бостонские парни, сделав мне щедрый подарок: экскурсии по Бостону и Нью-Йорку в её исполнении. Подарок был действительно очень щедрый. Не только мне, но и ей (ей они «подарили интеллигентную русскую не-эмигрантку»).
Экскурсовод была доктором исторических наук. Родом и образованием из СССР. МГУ, все дела. Русская, уехала на муже-еврее в Израиль сперва. Дальше - уже без мужа, - в США. Обычная история 70-х. Историю США она знала куда лучше американцев, впрочем для этого и доктором исторических наук быть не надо. Мы с ней как-то сдружились с первого взгляда, и рассказала она мне вот какую историю.
Одиннадцатого сентября проводила она тур на Большом Каньоне. Туры у неё откровенно недешёвые, но они того стоили. И тут - трах-бах, шок-ужас, а у неё дочь (моя ровесница) в Нью-Йорке, работает в компании с офисами в Твинсах. Она бегом звонить. Дозвониться не может. Состояние представляете себе, да?
- В тот день, - сказала она мне, - я разлюбила американцев. А я их обожала! И вот почему я их разлюбила. Немногочисленная группа мягко сказать небедных американских граждан минут пятнадцать поглядев на мои прыжки с телефоном, очень вежливо сказала мне: «Продолжайте, будьте любезны, экскурсию». Понимаешь?! Им похую были мои волнения, моя дочь, им похую были собственные сограждане в Нью-Йорке, потому что, блядь, уплочено! Мало ли что сейчас в Нью-Йорке! Это вон аж где! «Уплочено!» - это та граница, где кончается человек и начинается американец.
Мы с ней даже долго спорили на эту тему. Казалось, она сама себе противоречила временами, вспоминая, сколько раз американцы ей помогали. И тут же она сама себя оспаривала, вспоминая, что помогали-то разве в рамках «цены безразличия» или перспективы. Мы с ней нехило тогда выпили, таскаясь по промозглому-солнечному-промозглому (морская погода) декабрьскому Нью-Йорку. Только поллитру (пить доктор исторических наук была горазда) на двоих у Дыры (мемориала, понятно, ещё не было; был ещё только блестящий щит про мемориал).
- А дочь-то?! - опомнилась я.
- Эта дура великовозрастная накануне нажралась в хлам, проебала телефон и опоздала на работу! - счастливо зарыдала моя экскурсовод. - Я бы с тобой здесь, блядь, не стояла, если бы с ней что-то случилось. (Она избегала даже слова «погибла».) Я бы просто спрыгнула в этот ёбанный Большой Каньон.
- А туристы твои что?
- Разогнала к хуям. Деньги вернула. Не последний хуй без соли доедаю… Ты думаешь, они скорбят? Они скорбят потому что положено скорбеть. А так-то они понятия не имеют, что такое скорбь. Иди к полисмену, попроси сфоткаться. Зуб даю, он улыбнётся. Потому что на фото положено улыбаться. Нет, он не покрутит пальцем у виска. Не состроит тебе козью морду. Не скажет: «какое фото?! Вы охуели?! Я при исполнении!» Нет. Он согласится и улыбнётся в ёбанный объектив! Иди-иди! Я вас сфоткаю! Пусть у тебя будет портрет настоящего американца, улыбающегося в объектив на фоне собственной национальной трагедии!
Т. Соломатина
Экскурсовод была доктором исторических наук. Родом и образованием из СССР. МГУ, все дела. Русская, уехала на муже-еврее в Израиль сперва. Дальше - уже без мужа, - в США. Обычная история 70-х. Историю США она знала куда лучше американцев, впрочем для этого и доктором исторических наук быть не надо. Мы с ней как-то сдружились с первого взгляда, и рассказала она мне вот какую историю.
Одиннадцатого сентября проводила она тур на Большом Каньоне. Туры у неё откровенно недешёвые, но они того стоили. И тут - трах-бах, шок-ужас, а у неё дочь (моя ровесница) в Нью-Йорке, работает в компании с офисами в Твинсах. Она бегом звонить. Дозвониться не может. Состояние представляете себе, да?
- В тот день, - сказала она мне, - я разлюбила американцев. А я их обожала! И вот почему я их разлюбила. Немногочисленная группа мягко сказать небедных американских граждан минут пятнадцать поглядев на мои прыжки с телефоном, очень вежливо сказала мне: «Продолжайте, будьте любезны, экскурсию». Понимаешь?! Им похую были мои волнения, моя дочь, им похую были собственные сограждане в Нью-Йорке, потому что, блядь, уплочено! Мало ли что сейчас в Нью-Йорке! Это вон аж где! «Уплочено!» - это та граница, где кончается человек и начинается американец.
Мы с ней даже долго спорили на эту тему. Казалось, она сама себе противоречила временами, вспоминая, сколько раз американцы ей помогали. И тут же она сама себя оспаривала, вспоминая, что помогали-то разве в рамках «цены безразличия» или перспективы. Мы с ней нехило тогда выпили, таскаясь по промозглому-солнечному-промозглому (морская погода) декабрьскому Нью-Йорку. Только поллитру (пить доктор исторических наук была горазда) на двоих у Дыры (мемориала, понятно, ещё не было; был ещё только блестящий щит про мемориал).
- А дочь-то?! - опомнилась я.
- Эта дура великовозрастная накануне нажралась в хлам, проебала телефон и опоздала на работу! - счастливо зарыдала моя экскурсовод. - Я бы с тобой здесь, блядь, не стояла, если бы с ней что-то случилось. (Она избегала даже слова «погибла».) Я бы просто спрыгнула в этот ёбанный Большой Каньон.
- А туристы твои что?
- Разогнала к хуям. Деньги вернула. Не последний хуй без соли доедаю… Ты думаешь, они скорбят? Они скорбят потому что положено скорбеть. А так-то они понятия не имеют, что такое скорбь. Иди к полисмену, попроси сфоткаться. Зуб даю, он улыбнётся. Потому что на фото положено улыбаться. Нет, он не покрутит пальцем у виска. Не состроит тебе козью морду. Не скажет: «какое фото?! Вы охуели?! Я при исполнении!» Нет. Он согласится и улыбнётся в ёбанный объектив! Иди-иди! Я вас сфоткаю! Пусть у тебя будет портрет настоящего американца, улыбающегося в объектив на фоне собственной национальной трагедии!
Т. Соломатина