Октябрьское восстание
Не знаю, почему Павел Соколов-Скаля выбрал античное прочтение сюжета, но оно представляется мне наиболее достоверным. Хотя художник полностью игнорировал факты.
По отзыву П. Н. Милюкова, оппоненты большевиков - правые социалисты и кадеты - «назначали» восстание сначала на 17-е, затем на 20-е, затем на 22 октября, правительство неустанно к нему готовилось, но произошедший в ночь с 24-го на 25 октября переворот для всех явился неожиданностью, - потому что представляли его совершенно иначе.
Ожидали повторения Июльских дней, вооруженных демонстраций полков гарнизона, только на сей раз с выраженным намерением арестовать правительство и захватить власть. Но никаких демонстраций не было, да и гарнизон почти не был задействован.
Патрули красной гвардии и матросов Балтийского флота просто завершали давно начатую Петроградским советом работу по превращению двоевластия в единовластие Совета: сводили разведенные Керенским мосты, разоружая выставленные правительством караулы, брали под свой контроль вокзалы, электростанцию, телефонную станцию, телеграф и т. д., и т. д., и все это без единого выстрела, спокойно и методично, - не спавшие в ту ночь члены Временного правительства во главе с Керенским долго не могли понять, что происходит, о действиях ВРК узнавали по «вторичным признакам»: в какой-то момент в Зимнем дворце отключили телефоны, потом - свет…
Зарисовка Милюкова, автора истории «Второй русской революции», проникает в суть события: обстановка, в которой октябрьская революция вызревала, была крайне нервной, но событие, по поводу которого все нервничали, вышло слишком будничным и произошло как-бы само собой.
Октябрьское восстание представляется потоком слов при минимуме действий - и даже немцы, которым приписывались самые зловещие и немедленные намерения, оставались на своих позициях.
И, вдруг, в какой-то момент: «Зимний взят!»
Чистейшей воды материализация духа революции - если поделиться личным впечатлением от всего, что написали участники октябрьской революции о ней Самой. Не они победили или проиграли, или, по крайней мере, сделали что-то существенное, а История на миг стала видимой и материальной, чтобы тут же вновь раствориться в мелочевке комитетов и митингов.
Суть метафизического спора между Марксом и Лениным состоит в том, что Марксу история представлялась работой механизма, имеющего материальную природу, прежде всего, экономическую, тогда как для Ленина история была воплощением идеи истории - явления бестелесного. Когда эта бестелесная идея овладела волей масс, революция победила.
Октябрьская революция победила не «по Марксу», а «по Ленину».
А коли так, октябрьское восстание действительно могло быть понято художником как античный сюжет.
Спор по поводу метафизики истории не является только спором внутри марксизма или русского социализма. Это «вечная» тема. Античная философия, как известно, изначально стояла «на точке зрения Ленина».
Аристотель, живший в 384 - 322 гг. до н. э., пришел к выводу, что мы воспринимаем мир не столько глазами, сколько умом. На самом деле, мы видим в мире преимущественно понятия нашего мышления.
Каждое чувство воспринимает нечто одно: или вкус, или цвет, или запах. Но как разрозненные результаты чувств собираются в целостный образ? Что позволяет нам судить о том, что в одном случае перед нами желток яйца, а в другом - букет желтых астр?
Аристотель утверждал, что эти образы строит понятийное мышление. Понятия, это такие блоки информации, для которых не имеет значения, что говорят чувства, и говорят ли они что-либо. Например, можно видеть и слышать во сне, когда мы не получаем никакой чувственной информации. Тогда что же мы видим или слышим?
Ответ довольно прост: мы прослушиваем и просматриваем наши понятийные записи. Более того, находясь в области чистой мысли, мы можем создавать новые записи такого рода.
Это, как показал Аристотель, касается даже доступных для чувственного восприятия предметов, а продукты нашей собственной психики, такие как «любовь», «дружба», «экономика», в отличие от любимой девушки или друга детства, или приусадебного участка, мы «видим» лишь в качестве воображаемых объектов.
То, что нам кажется простым и непосредственным впечатлением, воспринимаемым зрением или слухом, или другими чувствами, чаще всего есть работа сложного комплекса понятий мышления.
Мысль - не просто реакция на внешний мир. Напротив, внешний мир скорее может быть назван проекцией мышления. В этом суть открытия Аристотеля.
Лишь в XIX веке эта точка зрения была отброшена в пользу материального механизма истории. В рамках этой новой концепции для объяснения причин октябрьской революции 1917 года мы должны в качестве такой причины предъявить полки революционного гарнизона, действующие с точностью часового механизма. Мы должны искать заговорщиков, способных привести в действие эту армию. Но такой армии, способной подчинить себе огромную страну, у Ленина не было, о чем не уставали говорить ему соратники-заговорщики.
Зато, вернувшись на точку зрения Аристотеля, мы могли бы утверждать, что революционное событие возникает в качестве отображения в материи психического образа такого события. Тогда имеет значение сила образа, а не сила материи, и в этом случае следовало бы рассмотреть путь духа.
Например, если все люди в Петрограде в октябре 1917 года были уверены, что большевики должны были взять почту и телеграф, если таким был психический образ события, то для действительного взятия почты и телеграфа было достаточным послать туда не армию, а двух-трех человек с красными повязками.
Материализация идей большевиков, осуществленная малыми силами при покорности больших материальных сил, напрямую не входивших в материальный механизм революции - вот та картина событий, которую рисуют для Петрограда историки-очевидцы - П. Н. Милюков и С. П. Мельгунов, принадлежавшие к проигравшей стороне.
Их наблюдения доказывают правоту примата нематериальных психических образов в истории и ошибочность исторического материализма.
Разбирая ход октябрьских событий, мы не должны понапрасну искать «армию» или «спецназ» революции. С большей пользой для понимая успеха революции мы могли бы присмотреться к тому, как идея шаг за шагом овладевала волей масс.
Для понимания сути истории нужно искать в ней проявления психической деятельности, чем, собственно, и занимается психоистория.
Об авторе
Евгений Владимирович Милютин (род. в 1965 г.) - российский историк, востоковед, получивший образование в Институте стран Азии и Африки при МГУ, Дипломатической академии МИД России, Академии народного хозяйства при Правительстве РФ. Имел опыт преподавательской работы в Asia Pacific Center for Security Studies (США). Имеет ранг второго секретаря российской дипломатической службы. Писатель, автор книги «Психоистория. Экспедиции в неведомое известное», изданной в 2017 г. в Германии. Журналист, пишущий на темы психоистории, постоянный автор газеты «Литературная Россия». Руководитель международного сообщества психоисториков «Зеленая Лампа».