Чего же ты хочешь теперь от больного сознания? Чернобыль перестройки
Это продолжение «Бесславных творцов перестройки». В первой части статьи утверждалось, что «крах СССР не имел отношения к проблемам экономического развития. Таковых в СССР просто не было. Советский Союз погубило то, что может быть названо психоисторическим заболеванием. А именно, быстрый рост советской элиты дурного качества, которая, в силу своего психотипа была неспособна адекватно оценивать реальность, и, подобно раковой опухоли, убивала здоровые клетки мышления».
Перестроечники - верхушка КГБ и придворные экономисты - с этим, разумеется, не согласны. До сих пор у нас в обществе немалое число людей верит сказкам о том, что Горбачев оказался таким неудачником в политике не потому, что ему плохо советовали чекисты - экономисты, а вопреки их советам. Потому, что он никого не слушал. Такие оценки вбрасывались в общественное сознание с одной целью: все повесить на Горбачева и вывести из-под удара конкретных людей.
Посмотрим же, что именно говорили Горбачеву эти конкретные люди.
По мнению советского и российского историка и политолога Анатолия Ивановича Уткина, «Горбачев верил в «заветное слово», в решающую часть цепи, в единственный верный путь. Его знакомая академик Ирина Заславская привела Горбачева в круг академических ученых - Леонида Абалкина и Олега Богомолова, отличавшихся критической оценкой в отношении советской экономики и сиявших новым набором экономических идей». - Уткин А. И. Измена генсека. Бегство из Европы. - М.: Эксмо, Алгоритм, 2009.
Анатолия Ивановича как автора, немало послужившего и моему семинару, всегда отличало редкое для российского историка сочетание научных компетенций, интуиции и здравого смысла.
Привела Горбачева (!) в круг ученых.
В каком смысле привела? Разве не должно быть наоборот: ученые ходят на поклон к всесильному генсеку?
Из этих двух экономистов более влиятельным советчиком был Леонид Иванович Абалкин (1930 - 2011).
Благодаря личным связям, его дядя заведовал отделом литературы и искусства газеты «Правда», Абалкин сделал блестящую карьеру преподавателя экономических наук, получив в 1976 г. звание профессора и должность заведующего кафедрой политэкономии Академии общественных наук при ЦК КПСС - главной кузницы управленческих кадров в СССР.
Продолжая «ковать кадры» для ЦК, Абалкин в 1984 г. получил звание член-корреспондента АН СССР по отделению «советская экономика».
В правление Брежнева входил в круг экономических советников ЦК.
Сам Абалкин утверждал о своей роли в формировании идей перестроечного ускорения следующее:
«Начало перестройки проходило в сложнейшей ситуации, после многолетнего застоя в стране. К этому времени мы пропустили компьютерную революцию, пропустили политику ресурсосбережения, пропустили зеленую революцию. Ровно через два месяца после апрельского пленума Центрального Комитета КПСС в июне 1985 года в ЦК состоялось совещание по вопросам ускорения научно-технического прогресса, где с большим докладом выступил Михаил Сергеевич Горбачев. Он, что за два месяца сочинил программу перестройки? Нет, перестройка опиралась на хорошие заделы советских ученых». - Абалкин Л. И., Перестройка на весах истории. - 7 апреля 2005 г.
Претензии Абалкина в адрес советской экономики сначала долго ходили «по рукам» на манер диссидентской литературы. Довольно странно для диссидента заведовать кафедрой при ЦК, а генералам-чекистам распространять ксерокопии его докладов. Я принадлежал к среде, где эти доклады появились года за два - за три до появления Горбачева, но фамилий распространителей называть не буду.
Пусть читатель не обязан верить автору на слово в бытовых деталях, зато с тем, насколько три высказанные Абалкиным претензии были справедливыми в принципе, нам поможет разобраться здравый смысл.
Мы пропустили компьютерную революцию
Так весь мир ее пропустил!
Талантливые одиночки, придумавшие первые персональные компьютеры, не обладали одним важным качеством, которого в избытке было у IBM. «Голубой гигант» был не только самой крупной информационной компанией, но обладал также широчайшим интеллектуальным кругозором, сформированным десятилетиями проб и ошибок.
Ведь IBM - это компания XIX века, начинавшая с электрического табулятора, электромеханической машины, предназначенной для обработки цифровой или буквенной информации, записанной на перфокарту. Такую машину создал в 1888 г. американский инженер Герман Холлерит. Его табулятор был продолжением идей, уже применявшихся в ткацких станках Жаккарда (1808 г.), в разностной машине Чарльза Бэббиджа (1849 г.) и в компараторе Семена Николаевича Корсакова, создававшего свои механические аналитические машины в то же время, что и Бэббидж.
Механические вычислители - это очень далеко от того, чем занимались Гейтс и Джобс, но в этом и состояло преимущество инженеров IBM перед новичками. В 1910 - 30-х гг. они под руководством харизматичного директора Томаса Ватсона создавали механические табуляторы для нужд правительства США или Германии (что позже обошлось компании в 3 млн. долларов, выплаченных жертвам Холокоста), затем в 1943 г. была создана электро-механическая машина IBM Mark I, которая использовала идею Бэббиджа, весила 4,5 тонны, имела в длину 17 метров, состояла из 765 тысяч деталей и работала от электродвигателя.
Mark I стал второй в истории программируемой машиной, заняв место в линейке изобретений между большими арифмометрами Бэббиджа, Холлерита и Корсакова, и нормальными большими ЭВМ или, по-американски, мейнфреймами.
В 1952 г. IBM построила первую в истории большую ЭВМ, работавшую на лампах, а в 1959 г. - первые ЭВМ на транзисторах, использовавшие язык программирования FORTRAN. Эти успехи были достигнуты под руководством сына Уотсона - Томаса Уотсона-младшего.
В 1964 г. появились ЭВМ семейства IBM System/360, ставшие международным стандартом архитектуры больших ЭВМ, которая использовалась и в советских машинах.
В коммерческом плане «Голубой гигант» оставался поставщиком правительства США и крупных корпораций. Машинам IBM были доверены американская демократия, финансы, планирование и противоракетная оборона.
В компании не задумывались о машинах стоимостью в 500 долларов, пока Apple не продала первый миллион компьютеров, зато инженеры IBM проделали весь исторический путь от механических до электронных вычислительных систем, не выходя из дома. Все другие разработчики присоединились к процессу на что-то «готовенькое» или же сошли с дистанции.
Ответом IBM на вызов конкурентов, производивших маленькие доступные машины, было решение в высшей степени нетривиальное, хотя многие находят его попросту странным.
IBM решила создать свой персональный компьютер, не создавая его. Руководство компании предоставило подразделению, ответственному за данный проект, невиданную в фирме свободу. В частности, инженерам предложили не конструировать персональный компьютер «с нуля», а использовать блоки, изготовленные другими фирмами. В качестве основного микропроцессора был выбран новейший тогда 16-разрядный микропроцессор производства небольшой фирмы Intel, а создать программное обеспечение поручили небольшой фирме Microsoft.
В компьютере были использованы и другие комплектующие различных «гаражных» фирм.
В августе 1981 г. новый компьютер под названием IBM 5150 был представлен публике и уже через 1-2 года, благодаря влиянию IBM, стал самым продаваемым компьютером в США.
Странной частью этой истории признается отказ IBM лицензировать этот продукт в целом или даже отдельные его инновационные элементы, такие как DOS и BIOS. Позитивной новостью стало превращение архитектуры IBM PC в международный стандарт компьютера вообще. Негативная часть истории связана с тем, что открытая архитектура компьютера IBM отдала рынок готовых изделий специализированным компаниям-сборщикам, из которых до наших дней дожили Dell и Compaq.
Многим экспертам до сих пор кажется, что «Голубой гигант» ошибся.
Но вот мнение Игоря Ашманова, высказанное в интервью по другому поводу. Оно касается не «железа», а «софта». Но ситуации, в коммерческом смысле, похожи.
«За 20-25 лет мы как страна не заплатили условному "Майкрософту" условные двести миллиардов долларов за лицензии на Windows, Office и так далее, потому что во многом взяли это всё даром, но тем самым мы "подсели" на их ПО, как "на иглу", и с тех пор только этим и пользуемся».
Наше положение в мире IT Ашманов назвал «цифровой оккупацией».
Почему СССР (и весь мир) пропустили компьютерную революцию? Да потому, что нигде в мире не было IBM. Это не просто одна из технологических компаний, не просто ведущая компания, это уникальное национальное достояние США.
А у нас было другое уникальное национальное достояние - социализм.
«...в историческом плане никакому другому государству, кроме СССР, никогда и нигде не удавалось достичь столь высокой степени социального равенства и гомогенности (однородности по составу, свойствам, происхождению) при одновременном впечатляющем росте уровня жизни практически для всех слоев и групп населения. Решающей предпосылкой для такого развития была экономическая политика советского государства, проводимая в условиях общенародной собственности на средства производства и системы единого экономического планирования».
- Роджер Киран и Томас Кенни, «Продавшие социализм: теневая экономика в СССР».
Променять социализм на компьютерную революцию? А не дешевле ли было просто покупать компьютеры у американцев?
Мы пропустили политику ресурсосбережения
Забавно. Любой из моих читателей, кто живет в частном доме, кто строил такой дом в наших северных широтах, знает, что такое утепленная шведская плита. И сколько это стоит. Вот и попробуйте с такой плитой сберегать ресурсы как в Европе или в США, почти вся территория которых лежит южнее Киева.
Мы пропустили зеленую революцию
Еще забавнее. Экономист Абалкин, похоже, не занимался посадками папайи. А я занимался. Втыкаешь папаечную палку в землю, поливаешь один раз водой (можно и не поливать, само как-то польется), а через две недели из палки торчат крупные листья и плоды.
Кушать подано!
Когда американские и, отчасти, советские биотехнологии были переданы на нужды тропического земледелия, это произвело зеленую революцию. В климатических условиях, где и без всякой революции можно получать несколько урожаев в год. Но никакие биотехнологии не отменяют условий земледелия в северных широтах. Поэтому, как и в случае с компьютерами, покупать продовольствие за рубежом Советскому Союзу было экономически выгоднее, чем производить его на своей территории. Современная Россия производит и продает много низкосортного зерна. Но свой хлеб на стол мы и сейчас покупаем за границей. И никакой трагедии я в этом не вижу.
Все три ужаса «застоя», которые называл Абалкин, достаточно лукавые, притянуты за уши. Действительным ужасом были сногсшибательные откровения член-корреспондента АН СССР, не только осуждавшего несуществующие недостатки, но и предлагавшего способы объять необъятное.
Присмотримся к взглядам Абалкина, о которых он говорил в другом выступлении.
«Мы много занимались в институте историей экономики СССР. К примеру, за короткий период нэпа страна возродилась после мировой и гражданской войн. К 1927 году по показателям развития промышленности и сельского хозяйства, по результатам доходов на душу населения Советская Россия вернулась на уровень 1913 года. Многие предприятия переводились на хозрасчет, инвестировали свою прибыль в развитие. Возрождалось или создавалось заново мелкое, в том числе кустарное, производство».
Вот откуда взялась у Горбачева идея т. н. ускорения. А позже идея дробления единого народохозяйственного комплекса на хозрасчетные объединения в интересах именно ускорения темпов развития.
Ведь при Ленине такое было!
Но ленинские темпы роста не имели ничего общего с хозрасчетом. Представим себе, что идет гражданская войны, в деревне, да и в городе мало работников. Наступил мир. Работники вернулись, заполнили вакансии, которые прежде пустовали. Разумеется, темпы роста у вас взлетят до потолка. А что произойдет с темпами роста потом, когда все вакансии уже заполнены? Рост у вас будет, но его темпы снизятся до естественных значений в данной экономической системе. У нас в СССР было два послевоенных восстановления с высокими темпами роста, причем сталинские темпы без хозрасчета не уступали ленинским с хозрасчетом, а превосходили период НЭПа. Просто потому, что хозрасчет вообще ни при чем, механизм послевоенного роста я объяснил выше.
Но, к сожалению, Абалкину этого никто не объяснил.
Институциональные реформы нужны не для краткосрочного ускорения развития, а для изменения его фундаментальных параметров. Надеюсь, читатель со мной согласится, что в СССР было слишком много абалкиных, но не хватало честных и компетентных людей. Это положение и стоило бы изменить.
Взгляды, поведение и личный стиль Абалкина, - а ведь он был в числе первых, кто предал Горбачева, когда перестройка стала немодной, - выдают в характере «выдающегося» экономиста черты логико-интуитивного экстраверта.
Представьте себе, что Максим Максимович Исаев курит марихуану, временами читает рэп и комментирует папашу Мюллера в соцсетях.
Именно этим Абалкин (в соционике его тип называется «Джек Лондон») всю жизнь и занимался: выдвигал яркие идеи, чтобы снискать внимание власть имущих, эпатировал общественное мнение, а затем, когда его идеи на практике оказывались в чем-то, и даже в самой сути ошибочными, неуместными, недостаточно обоснованными, первым соскакивал с паровоза, предоставляя другим расхлебывать дурно пахнущую кашу. А я на конференцию! И на очередной конференции цикл вешания лапши на уши повторялся заново.
Как тебе такое, Илон Маск?
В качестве руководителей Илоны Маски нацелены на выполнение и перевыполнение грандиозных планов, жесткую дисциплину, доходящую до терроризма, но все это ради будущего! От себя и от вас они будут требовать постоянных инноваций. И инноваций этих инноваций.
Если вы работаете у такого начальника, будьте готовы к тому, что вам придется отвечать головой за производство и продажу товара, который еще никто не производил и не продавал. (А может, и не надо?) Нацеленность на захват технического будущего подрывает баланс (бухгалтерский). Не удивительно, что «Тесла» в долгах как в шелках.
В смысле стиля они, конечно, не консерваторы. Скорее это будут элегантные модники, умеющие выглядеть так, как надо выглядеть на фотосессии для журнала мод. Архитекторы, дизайнеры интерьеров, поставщики диковинных практик личностного роста и тимбилдинга обычно стайками вьются вокруг подобных руководителей.
Что касается Горбачева и Абалкина, то вокруг них стайками вились продавцы западных кредитов, которые из-за океана почувствовали запах больших денег.
СССР на деле был социальным государством, где самое серьезное внимание уделялось балансу прямых государственных инвестиций в производство и размеру фонда потребления (все, что связано с социальной политикой, в том числе и строительство жилья, и дотации коммунальных услуг и т.п.). На злосчастном совещании в ЦК по вопросам ускорения, на которое ссылался Абалкин, у многих практиков возник вопрос: откуда же взять деньги на такое невиданное ускорение темпов роста на уровне 20% за пятилетку? Многие руководители сразу поняли, что за «ускорением» кроется нечто немыслимое: отказ от фундаментальных основ экономики социализма с низкими темпами роста ради справедливого распределения выросшего.
Возникли вопросы и у председателя Совета Министров РСФСР Виталия Ивановича Воротникова, который оставил в своих мемуарах такую запись:
«Я направил записку с замечаниями и выступил. Сказал: «Трудно сравнить достигнутый уровень развития нашего общества с другими странами. Мы не имеем сопоставимых показателей даже для Политбюро. Поэтому как оценить реальность прогнозов? Например, рост национального дохода 20-22 % не даст возможности создать необходимого фонда накопления (в проекте намечается повышение удельного веса этого фонда). В таком случае будет причинен ущерб фонду потребления. Надо прояснить ЭТУ проблему. Если есть возможность ускорения темпов социально-экономического развития, то надо использовать все до конца. Если нет, то не надо брать завышенные обязательства. Зачем обманывать себя и народ?»
Западные банкиры вскоре узнали, как к их выгоде будет решаться «ЭТА проблема». Реформаторы с охотцей ринулись в логово заемного капитала.
О том, почему слепленная из несовместимых кусков и ориентированная на сомнительные цели программа Абалкина («заделы советских ученых») была принята Горбачевым, нужно, конечно, спросить у Горбачева.
Американцы, располагая самой продвинутой школой психологии в мире - они, в сущности, и создали эту науку из разрозненных теорий иммигрантов в США, сделали и Горбачева предметом психологического анализа.
Среди доступных по прошествии многих лет характеристик Горбачева, предложенных американскими, британскими и израильскими психологами, выделим следующие:
Стремится к популярности, с удовольствием ведет за собой, смел и категоричен в эротике, но с трудом справляется с объективным анализом. Центр удовольствия связан с манипулированием мнениями людей, тогда как факты действительности воспринимаются им как нечто способное разрушить его игру.
Беспокойная активность, жадность к практической деятельности. Оптимистичен в отношении своей способности любую сложную ситуацию решить наскоком, личным обаянием.
Его выводят из себя требования вести себя умно. Его поступки могут казаться здравыми лишь до тех пор, пока действительные обстоятельства не требуют особого здравомыслия, сложной логики, или пока, как ему кажется, его «уважают» и с ним «считаются».
Сравнительно терпелив к критике. Склонен рассматривать критику в свой адрес как признак собственной значимости.
Кажется, что речь здесь не только о человеке. Психологический портрет Горбачева будто бы показывает нам атмосферу всей перестройки.
В психотипологии Юнга в ее современном (соционическом) прочтении, Горбачева можно отнести к сенсорно-этическим экстравертам.
Сильнейшее стремление к власти у таких людей (в соционике: «Наполеон», «Цезарь») обусловлено психической установкой на то, чтобы оказаться в поле зрения как можно большего числа людей, пользоваться всеобщим вниманием и любовью.
Сильная сторона «Цезарей» - умение строить отношения с людьми и творчески ими манипулировать. Президенту СССР не нужно было читать Дейла Карнеги, он и так прекрасно знал, «как приобретать друзей и оказывать влияние на людей». Это знание диктовалось ему его психотипом.
Однако запрос на популярность с точки зрения входящей информации или социального заказа может иметь различные характеристики. «Цезарь» не сам определяет содержание запроса, что делает его во многом рабом обстоятельств психоистории. Его популизм, соответственно, может быть как созидательным, так и разрушительным, в зависимости от того, чего хочет общество и, прежде всего, элита.
В случае с римским диктатором Суллы или с Екатериной II, запросы римского и российского общества создали из них правителей, ориентированных на укрепление правовых оснований жизни. Удовлетворяя эти запросы, Сулла восстановил действие прежних законов Республики, а Екатерина предприняла попытку общественного договора на основе прежних русский законов.
Общественная ситуация, в которой действовал Горбачев, была полностью противоположной и характеризовалась желанием влиятельной части элиты, сделавшей Горбачева правителем, изменить правила правления.
Верхушка КГБ, создавшая Горбачева, позволившая ему методами «плаща и кинжала» обойти конкурентов, была не чужда мысли пожить «по-человечески», на уровне западной элиты. В среде «тоже» интеллектуалов, принадлежавших к чекистской корпорации, в особенности, ее заграничного аппарата, мечтавшего получить бесконтрольный доступ к средствам, предназначенным для финансирования зарубежных операций СССР, гиперкритическое отношение к СССР было типичным явлением.
Этим, в частности, оправдывалось желание завладеть тайным «золотым запасом», который прежде нужно было отобрать у международного отдела ЦК КПСС. Поэтому частью социального контракта, подписанного невидимыми (пока) чернилами с Горбачевым, было не укрепление, и разрушение прежней системы правил. И, прежде всего, возвышение КГБ над партией.
Как «Цезарь», подобно другим Цезарям, Горбачев говорил и делал то, что нравилось окружению, что должно было снискать ему любовь. Но это, в его случае, была любовь со стороны дьявольских сил разрушения СССР.
Я считаю не вполне корректным распространенное в соционике мнение о сенсорно-этическом психотипе, к которому принадлежали такие разные по результатам их деятельности правители как Луций Корнелий Сулла, Екатерина II и Горбачев, как о силе, которая обречена на генерирование одних только социальных катаклизмов.
Сулла и Екатерина были фантастически успешными руководителями потому, что психоисторическая среда, в которой они действовали, предъявила им запрос на созидание. Горбачев оказался фантастическим неудачником потому, что его окружение требовало в своем безумии именно неудачи.
Самым болезненным, самым психически уязвимым местом этого типа личности является их третья функция логики. Им не дано мыслить концептуально, перед явлениями объективного характера, другими словами - перед всем тем, с чем нельзя договориться, «Цезари» пасуют.
Вся политика Горбачёва - это цепь алогичных, непоследовательных, зачастую взаимопротиворечащих решений. По-настоящему последователен он был только в своем стремлении оставаться в центре событий, не сойти со сцены, чего бы это ни стоило. С объективной точки зрения Горбачёв не знал, для чего нужна перестройка.
Это только половина беды. Политическая драма Горбачёва заключалась еще и в общей для всех «Цезарей» переоценке собственного умения «решать вопросы». Таким людям всегда кажется, что суть вопроса для них ясна, что они полностью во всем разобрались. «Цезари» искренне убеждены, что если очень, очень захотеть или хорошо попросить, то даже законы физики изменятся в их интересах. На этой слабости и сыграла команда «коллективного Абалкина».
Внутренний храм «Цезаря» не терпит ереси самокритики. Горбачев, избавив Россию от друзей, территорий и развитой экономики, никогда не признавал себя политическим банкротом.
Об авторе
Евгений Владимирович Милютин (род. в 1965 г.) - российский историк, востоковед, получивший образование в Институте стран Азии и Африки при МГУ, Дипломатической академии МИД России, Академии народного хозяйства при Правительстве РФ. Имел опыт преподавательской работы в Asia Pacific Center for Security Studies (США). Имеет ранг второго секретаря российской дипломатической службы. Писатель, автор книги «Психоистория. Экспедиции в неведомое известное», изданной в 2017 г. в Германии. Журналист, пишущий на темы психоистории, постоянный автор газеты «Литературная Россия». Руководитель международного сообщества психоисториков «Зеленая Лампа».