Александра Коллонтай
"Для нас, молодых, это была не просто уважаемая начальница. О нет, гораздо больше, это была живая легенда. Ведь мы же прекрасно знали ее биографию: решительно порвавшая с высшими аристократическими кругами царской империи, к которым принадлежал ее отец, активная участница международного революционного движения с первых лет XX века, друг и товарищ по революционной работе таких выдающихся деятелей международного социалистического движения как Жан Жорес, Поль Лафарг (зять Маркса), Георгий Валентинович Плеханов, Карл Либкнехт, Роза Люксембург, Клара Цеткин, основатель шведской социал-демократии Яльмар Брантинг, и, наконец, одна из давних и близких соратниц Ленина, член первого советского правительства, образованного в 1917 г."
(А. М. Коллонтай была тем человеком, кто привез в Петроград ленинские «Письма из далека», вызвавшие негативную реакцию социал-демократов, в том числе руководства РСДРП; «Правда» отказалась их печатать; в период пребывания Ленина в Разливе и в момент его тайного возвращения в Петроград личную охрану Ленина обеспечивали финские боевики, подчинявшиеся Коллонтай; она также обеспечила связь Ленина с партийными организациями Петрограда и Москвы, распространение его писем о вооруженном восстании среди членов партии в обход решения ее центральных органов, которые восстанию противились; Коллонтай до разрыва с Лениным в 1922 г. - XI съезд РКП (б) в марте - апреле, разгром «рабочей оппозиции», исключение Коллонтай из ЦК и ссылка на дипломатическую работу - входила в число примерно 50 лиц, причастных к планированию «мировой революции», эта группа действовала автономно от любых советских органов власти, подчинялась напрямую Ленину, в ее деятельность не обязательно были посвящены другие советские руководители любого ранга. - Е.М.)
«…уникальность ее жизненного пути (как, разумеется, и ее выдающиеся способности) заложили прочную основу для успеха ее деятельности как посла Советского Союза в Швеции.
Прежде всего это касается контактов, связей, информированности. Еще в дореволюционные времена уходило своими корнями ее близкое знакомство с виднейшими деятелями шведской социал-демократии, находившейся в это время у власти.
Для придворных кругов и вообще аристократии Коллонтай была хоть и «большевичкой», но как бы только наполовину, там знали и помнили ее аристократическое происхождение и воспитание, близость ее семьи к царскому двору, и даже тот факт, что детские годы Шурочка нередко проводила в поместье своей бабушки в Финляндии. Король был к ней весьма благосклонен, а его братья (особенно эстет-европеист и художник принц Евгений) просто считали себя друзьями мадам Коллонтай. С ведущими финансовыми и торгово-промышленными кругами страны Александра Михайловна умела находить общий язык еще с тех пор, когда была торгпредом в Норвегии. И успешно культивировала свои связи в этих кругах: недаром к числу ее наиболее близких знакомых относились владельцы могущественного финансового концерна Валленбергов и крупнейший судовладелец Карл-Аксель Юнссон.
Наконец, известный во всей Европе (да и в США) блестящий публицист и оратор, а также в какой-то мере и писательница, Александра Коллонтай просто не могла, находясь на столь видном дипломатическом посту, не стать центром притяжения значительной части лево-настроенной шведской интеллигенции. Мне в этой связи хочется назвать здесь такие имена: выдающиеся медики профессора Нанна Свартц и Израэль Хольмгрен, доктор Ада Нильссон, химик профессор В. Пальмэр, физик профессор Эва Пальмэр, видный политический и общественный деятель адвокат Георг Брантинг, всемирно известный художник-экспрессионист Исаак Грюневальд, директор стокгольмского театра эстрады Карл Герхард. Список мог бы быть продолжен.
То ли пресса и радио, то ли тысячеустная молва тому способствовали, но только имя ее было известно практически в каждом шведском доме.
Удивительно ли, что при всем сказанном выше Коллонтай была самым информированным о делах и политике Швеции дипломатом. Это открыто признавали многие иностранные послы.
И еще одно обстоятельство не могло тут не сыграть своей роли. Коллонтай твердо придерживалась позиции поддержки шведского нейтралитета, в том числе и в такие периоды, когда проявлялось явно отрицательное отношение шведов к нам во время советско-финляндской войны 1939 - 1940 гг.
Думается, шведское руководство об этих взглядах Коллонтай знало достаточно хорошо и ценило их. А вот наши руководители далеко не всегда проявляли понимание этой позиции и даже относились к ней с определенным подозрением.
Очень трудным для Коллонтай и ее работы в Швеции оказался период, который последовал за заключением советско-германских договоров о ненападении и о дружбе и границе (август и сентябрь 1939 г.). Это было политическим шоком не только для наших друзей в Швеции, но и для всех антинацистских и даже просто либеральных сил в стране. Политическая атмосфера в отношении СССР стала резко негативной. Самой Коллонтай соглашение с Гитлером было принять, конечно, нелегко. Но как посол своей страны она должна была его оправдывать…
(бывали случаи, когда гости советских приемов приветствовали хозяйку нацистским салютом, что Александре Михайловне было крайне неприятно - Е.М.)
В этот период Коллонтай проявила себя проницательным и хладнокровным аналитиком. И уж меньше всего она подделывалась (как это бывало тогда с некоторыми нашими не очень умными дипломатами) под «прогерманский» дух официальных московских деклараций, хорошо понимая их истинную цену.
Из писем Коллонтай В. М. Молотову в сентябре - ноябре 1940 г.: «Мы могли бы осторожно поддержать те силы в Швеции, которые видят в англичанах и американцах противовес влиянию Германии».
(В разгар пакта Молотова-Риббентропа давать подобные советы Молотову было, как минимум, очень рискованным шагом со стороны посла. Сейчас мы снова вынуждены вспоминать день за днем о том, что даже самоочевидные вещи могут быть смертельно опасными, если они противоречат точке зрения начальства. Но так это было и с Коллонтай. В военный период Александре Михайловне удалось вернуть Советскому Союзу симпатии шведов, чему способствовал организованный ею выпуск бюллетеня о военных усилиях СССР. Бюллетень выходил ежедневно тиражом 10 тыс. экземпляров, его материалы перепечатывали шведские газеты. Но дело не только в бюллетенях. Шведы, разумеется, свирепели после каждого потопленного «неизвестной подводной лодкой» их судна с железной рудой для Германии. В такие моменты Коллонтай проводила во дворце больше времени чем в посольстве, добиваясь «взаимопонимания». Подводные лодки так и остались официально «неизвестными» до конца войны. Вторая задача, которую она пыталась решить, добиться выхода Финляндии из войны, не могла быть решена. Однако влияние Коллонтай и ее шведских симпатизантов на финское руководство сказалось в том, что участие Финляндии в войне на стороне Германии было неактивным и во многом формальным. - Е.М.)
«Напряжение сказалось на здоровье Коллонтай, которая свою войну вела в уже очень немолодом возрасте - 70 лет. В 1942 г. она перенесла инфаркт, но работала до 1945 г., доведя дела в Стокгольме до мирного договора с Финляндией. Она писала знакомой о завершении своей работы посла: «Я поплатилась параличом левой ноги и левой руки, но оставалась «на поле брани».
«Есть еще другая, внутренняя сторона ее деятельности, которую очень важно знать для более глубокого понимания смысла, подоплеки и причинной связи многих событий.
Для нас, воспитанных в суровой обстановке Советского Союза 30-х гг., вся жизнь и атмосфера в дипломатическом представительстве на Виллагатан, 17 выглядели довольно странно. Все крутилось вокруг «мадам», определялось ее личными традициями, вкусами, привычками. В парадных (приемных) залах висели ее портреты и фотографии выдающихся деятелей из мира международной политики и искусства с автографами.
Специальная секретарша аккуратно вела альбомы вырезок из прессы разных стран, где что-либо говорилось о Коллонтай. Находясь на излечении в санатории, она одно время вызывала к себе дипломата из посольства, хорошо владевшего французским языком, и диктовала ему дневниковые записи по-французски.
Александра Михайловна не препятствовала развитию контактов своих сотрудников с иностранцами (знаю это и по себе), но крупные политические задачи ставила перед ними редко, а главные связи - с членами правительства, дворцовыми кругами, «королями экономики» - поддерживала лично.
На приемах блистала. До сих пор у меня перед глазами картина: стройная, хрупкая (а ведь почти 70-летняя) Коллонтай в черном бархатном платье с белым испанским кружевным воротником и букетом роз, лежавшем на руке, танцует вальс, меняя язык своих бесед почти так же часто, как партнеров по танцу.
А вот обобщенными выводами из собранной ею обширной информации, анализом и оценкой важнейших событий делиться не любила даже со старшими дипломатами посольства, оставляя основное «про себя». Впрочем, это одно из проявлений стиля работы, характерного для ветеранов советской дипломатии, интеллигентов дореволюционной формации (таких как Литвинов, Суриц, Майский и др.) Одному из них приписывают фразу: «Дайте мне хорошего повара, стенографистку и шофера, а с остальным я управлюсь сам».
Коллонтай было очень тяжело жить и работать в Стокгольме потому, что она была окружена стеной недоброжелательности и недоверия со стороны советских людей. И сверху, и снизу.
Прежде всего сверху. Ее не любили и фактически открыто не доверяли ей Сталин и Молотов. Коллонтай обладала исключительным гражданским мужеством и не подделывалась под политику вышестоящих, если она противоречила ее убеждениям. Она была в ужасе от истребления старых большевиков. Пока Коллонтай молчала, дисциплинированно сидя на своем посольском посту, но кто знает…
По свидетельству ее бывшего секретаря Марселя Боди, она в 1930 году говорила ему: «Я запрятала свои принципы в дальний уголок сознания и осуществляю, насколько могу, ту политику, которую мне диктуют».
- Из воспоминаний А. М. Александрова-Агентова, «От Коллонтай до Горбачева».
Андрей Михайлович Александров-Агентов, более 20 лет являвшийся помощником Л. И. Брежнева по вопросам внешней политики, в своих мемуарах многое опустил.
Почти ничего не сказано о родителях, скупо о годах учебы, несколько десятков теплых слов о жене и целая глава о Коллонтай - подробная, тщательно продуманная. Неужели больше ничего из опыта первой в жизни загранкомандировки не запомнилось?
Думаю, что автор, которого многие исследователи считают «серым кардиналом советской политики» эпохи Брежнева, вполне сознательно убрал себя из рассказа. Я склонен видеть в этом знак, во многом объясняющий и феномен самого Александрова-Агентова. По характеристике биографа Брежнева Леонида Млечина: «Александров-Агентов был человеком высоко профессиональным, жёстким, желчным, может быть даже злым в неплохом смысле этого слова, человеком, для которого никаких авторитетов не было… …он спорил с Брежневым, и Брежнев с ним часто соглашался, потому что понимал, что он имеет дело с высоким профессионалом».
Влияние Александрова-Агентова простиралось далеко за пределы области внешней политики, в которой он, несомненно был профессионалом. Другой исследователь, историк, главный редактор «Литературной России» В. В. Огрызко пишет:
«До сих пор неясно, почему новый помощник Брежнева очень быстро превратился в серьёзную теневую фигуру. Он сразу стал влезать в идеологию, экономику, кадры и во многое другое, далеко не всегда имевшее отношение к международной проблематике. И никто не смел его одёрнуть. Многие в партаппарате гадали, почему Брежнев слишком много Александрову-Агентову позволял. Только потому, что новый помощник хорошо ориентировался в международных делах? Но Александров-Агентов был в Москве не единственным человеком, который владел иностранной тематикой».
Конечно, он не был единственным образованным человеком в СССР, разбиравшимся во внешней политике. Но Александров-Агентов был, возможно, единственным человеком, кому достались уроки гражданского мужества Александры Коллонтай. А только такие уроки и делают из просто образованного человека интеллигента.
В большинстве своем советские образованные люди предпочитали наступать песне на горло ради согласия с властным единомыслием, так и оставались в итоге темной «образованщиной» без собственной мысли в голове. Сейчас трудно понять, к чему вообще было тратить государственные средства на их образование!
Александров-Агентов с младых ногтей усвоил другое: опираясь на высокий профессионализм, можно и в СССР позволить себе не поступаться принципами, чтобы стать интеллигентом. Перед его внутренним взором всю жизнь стоял пример Коллонтай как образец личного стиля. Женщины, которую мужчины, как ни старались, так и не смогли убрать из политики.
Безусловно важным было и то, что Коллонтай послужила наставницей его жене - ведь жена дипломата или политика тоже дипломат и политик. Точнее, большое счастье для дипломата и политика, если это так. Александрову-Агентову крупно повезло с воспитанием жены, полученным у мадам Коллонтай.
Брежнев по целому ряду политических причин, о которых было сказано в эту пятницу, нуждался в таком человеке и прощал Александрову-Агентову мелочи вроде подслушанной (и записанной на пленку) фразы «я создал Брежнева». Брежнев простил этот всплеск тщеславия именно потому, что знал: в главном на ученика Александры Коллонтай он может положиться.
Об авторе: Евгений Владимирович Милютин, российский дипломат (в прошлом), историк, востоковед, писатель, автор книги «Психоистория. Экспедиции в неведомое известное». Вы можете комментировать эту и другие мои статьи в группе любителей психоистории «Зеленая Лампа» в Фейсбук.