Текст
Спасибо за вдохновение bianki.
За понимание parijanka_
И заранее извиняюсь за орфографические и прочие ошибки.
По дню шагами (рефлексируя)
«Это произошло в тот день, когда я понял что я мудак.» да именно так, такая фраза, но она не моя, её мне придумал друг, он сказал что так должен начинаться то, что я хочу написать. Я хотел начать по-другому: «Меня зовут Антон. Мне 27 лет. Я мудак.» Впрочем разницы немного, потому что когда я пишу эти строки нет ничего, только слова: «Я» и «мудак». Впрочем и это не важно. Хотя бы потому что в этот день ничего не произошло. (Это ключевая фраза)
Я на самом деле немного запутался, в моей жизни есть не всё, далеко не все, но многое, хотя это тоже вопрос щепетильный и философский. Например, у меня нет опыта развода, как у Маронье, нет его работы и нет ни одного опубликованного слова, кроме пожалуй, одной статьи, в сборнике студенческих научных работ, который лежит на полке в квартире родителей.
полка. Хорошая она, на ней был вечный беспорядок и там много можно было что найти интересного, например письма. Не любовные, в юношестве все письма девушкам и от них любовные, а потом они становятся просто письмами. Там я нашел одно, читал, и было то ли стыдно, то ли трогательно. Тогда мы писали друг другу стихи. Плохие стихи если честно, но тогда они были хорошие. Пока не знаешь хорошего, не знаешь что плохо. Впрочем, стихов я вообще не читал. Так вот тогда было так, что я хотел затащить её в постель наивный такой мальчик, почти девственник, кажущийся себе интеллектуалом. Она тоже хотела меня. Только мы так и не поняли друг друга, наверное как-то по разному хотели одного и того же. Ведь бывает как в анекдоте, что из точки «А» в точку «Б» один из точки «Б» в «А» другой, но не судьба. Потом я слышал, что она чуть не спилась, приятно думать о такой беде, тешит самолюбие. А она где-то была рядом, а я всё думал, что все не так как надо.
Тогда все было не так. Тогда были смешные дискотеки. Смешные девчонки из дальних районов города и страшные до смешного же их отцы. А друзья пили. И я пил. Только некоторые из нас не по-настоящему, а некоторые спились. Вспоминать. Как будто не со мной как говорил: «Нафига тебе это?» А он: «Попробовать надо!». Ему попалс тяжелый наркотик. А легкие прошли мимо моих легких. Да я вообще очень правильный. Даже когда я не прав все равно так надо. Глупость, зато на работе помогает. Работа простая. Главное не делать ничего незаметно: написал записку, шуми на всю контору. Позвонили с вопросом: скажи директору что тебя достали эти звонки и что ты хочешь уволиться. Тогда зарплата, тогда хоть не уважение, но кондиционер в комнату. Ну и поездки. Кстати, там мне сны снятся.
Дома тихо спокойно, для снов нужна встряска. И тогда в голове рождаются нелепые образы и диалоги:
- Привет.
- Привет.
- Кто ты?
- Я люблю тебя.
- Так не бывает…
- Бывает. Поехали со мной?
- Я не могу.
- Я тоже не могу, но как я без тебя?
- Привыкнешь.
И я привыкал. Забавно, я часто и не помнил с кем говорил. То ли про любовь вообще трудно помнить? Зато очень хорошо помнить страх.
Я сидел в самолете, листал книгу, и думал что это очень хорошая книга, раз у меня в душе что-то шевелится, какие-то воспоминания: как я разбил трехлитровую банку с маслом и говорил что это не я, как я украл яблоко на центральном рынке и убегал, думая, что за мной гоняться. Яблоко я съел, а линолеум сменили. А самолет мог упасть. Нет, вероятность того, что самолет шлепнется оземь с десятикилометровой высоты мала, но зато можно при посадке, хотя разница небольшая, думаешь не об этом, а что останется после.
Куча долгов, которые кому-то придется отдать. Небольшие сбережения, которые уйдут на долги и на похороны. Десяток разбитых сердец, ну ладно не десяток, а всего два, одно из которых моё, а другое может и не разобьется. Даже наверняка не разобьется. Потому что оно не совсем настроено на меня. Оно настроено на себя как и всякое сердце, зато оно многое об мне знает. Что я мудак, к примеру.
С Ней я познакомился в кафе. Она чертовски красива и ангельски сексуальна. А я, а что я? да и что познакомился трудно сказать. Просто я её увидел и подумал: «а почему бы и нет?» Вообще часто вот так случается, не бывает так удара, озарения свыше, просветления сознания от которого хочется бежать навстречу чувствам и не бывает ощущения того что врезался в стену, разбил нос и потирая ушибленную руку которую тянул к новоявленной любви идешь размышляя о несовершенстве жизни. Бывает? Ну может быть, но не часто. Обычно нос тебе разбивают в темном переулке из-за денег, а руки за нестерпимое желание получить что-то до согласия отдающего субъекта. Так вот: почему бы и нет. И я начинаю кропотливое собирание осколков фактов, выглядывание и подглядывание, всматривание и примерка - а осилю ли? И опять - «почему бы и нет». Два слова. Улыбка, спина. «Почему бы и нет» - номер телефона, звонок, три минуты. «Почему бы и нет» - свидание, счет в ресторане, деньги в долг на цветы. «Почему бы и нет» - первые ссоры, первые примирения. «Почему бы и нет» - секс в парке, овражке, за кустиками, на пляже, в подъезде. «Почему бы и нет» - помолвка, подготовка, свадьба. «Почему бы и нет» - токсикоз, роды, плачь. «Почему бы и нет» - ночи укачивания, недосыпа, надоевшие ссоры, приевшиеся примирения. Так почему бы и нет? Даже если это и домыслы.
Почему бы в этом месте не появится любовнице? Почему потом жене не узнать про нее, почему потов не выбирать из двух вариантов: мать одиночка, гулящий муж? Почему бы им не умереть счастливой парой? Ну и кто из нас идиот? Кому пришла в голову эта экзистенциальная мысль? Кому, кроме женщины, интересно читать про т,о что есть у всех? Почему вообще еще льются буквы?
Потому что я в самолете. Я боюсь и я думаю о том что всё может разбиться включая, услужливых стюардесс и пилотов в неизменно синем. И мужик переборщивший с халявным коньяком, и женщина (без ребенка, чтобы не предавать ситуации излишнюю драматичность). Всё может, но не разбивается. Шасси касаются полосы оставляя на бетоне черные полосы, в салоне украденные с международных рейсов жидкие хлопки, и щелканье привязных ремней в момент объявления стюардессой что расстегивать их до полной остановки двигателей не нужно.
Жизнь замершая на два с половиной часа снова бежит. За иллюминатором солнце, за солнцем бездна, а в городе машины. И люди. Сонмы людей двигающихся по маршрутам: дом-метро-работа-кафе-работа-магазин-дом, или с вариациями в любом месте мершрута. Люди потоками втекают в двери, вытекают на эскалаторы, разбиваются колоннами на потоки, смотрят в себя и в книги, вслушиваясь с себя и в музыку, вышагивая в себя и в камень.
А на камень гораздо приятнее наступать чем смотреть, особенно когда камня много он недрагоценный и огранен в параллелепипеды выложен в здания в который заселены или размещены люди, которые… И если не повторяться, то у меня не было особой цели кроме как провести несколько часов до следующего рейса.
- Здарова! *радостно*
- А я в столице! *равнодушно*
- Ух ты, как? По делам? *обеспокоенно*
- В десять надо быть на станции.
- А-а-а-а. *с облегчением*
- Встретимся?
- Я не могу сегодня, мне надо … *с наигранным расстройством*
- Ладно я позвоню еще.
- Конечно звони!
- Ой, Долькин, привет!
- Да, я в Москве.
- Ой, надолго? А свадьбу не останешься?
- Свадьба?
- Я женюсь послезавтра!
- Нет, извини… Увидимся?
- Ты до скольки?.. А, нет не могу…
- Пока.
- Привет.
- Антон? *заспанно*
- Разбудил? У тебя голос не изменился.
- Да может позже позвонишь?
- Звони лучше ты.
- Ок.
- Пока.
Снова спустился в метро. Там вагоны, там воздух как под большим насосом, там переходы, там табло «Прохода нет». Там ступени металла, вверх, и вечно спешаший куда-то ремень А свет сквозь запуленные двери выходов и входов. И шум, шорох, голоса, заливают, заполняют. А как иногда приятно пройти по центру и понять что знаешь немного больше про это место чем вон тот клерк выскочивший из метро, и погрустить задумавшись что так мало знаешь по то место где дома выскакиваешь из двери в бежишь в офис. В столице много труда. Идешь и понимаешь что вокруг труд и деньги. Труд, деньги и надежды. Труд деньги, надежды и отчаяние… и разочарование.
Машины реками с набережной, на мосту, под мостом, и с другой стороны и на той улице, что вон там. Машины с улыбками, злобой, конскими хвостами, бородами и с пиджаками. Машины всех цветов, машины в металлической стружке, машины с черным выхлопом, таким черным, что даже одноименные городу прогулочные теплоходы с их дешевым керосином по реке плывут в тумане. В тумане кремль. И иностранцы с фотоаппаратами и видеокамерами. Задуматься сколько изведено пленки, бумаги, дисков и плат с битами и байтами на изображение кремля с каменного моста. Столько людей проходя мимо думали, что это место хорошее чтобы сделать кадр, что другие, проходя здесь уже физически ощущают потребность нажать на затвор.
Если ходить пешком, то быстро привыкаешь к географии, даже такой радиальной, даже когда пройдя по другому, мимо Храма, и взглянув на фигуру попирающую остовом корабля фонтаны, и оказавшись в центре, улыбнешься и пойдешь вверх. Когда тебя спросят, где Воздвиженка, а ты махнешь рукой в нужную сторону, а сам пролетишь мимо Арбата и старого и нового и поймешь что везде есть станции с буквой М, набираешь номер.
- Здарова!
- Ты в Москве?
- Да.
- Давай в 7 на Авиамоторной?
- Давай на Таганской?
- До связи.
И идешь счастливый, что ты не один. Идешь в магазин покупаешь домашним подарок, который мало того что дорогой, так еще и забудешь его после встречи с другом в кафе. И идешь… счастливый.
Я может быть очень много придаю внимания воспоминаниям. Я может вообще слишком много думаю о чем-то. Кажется, как все просто: посадил девушку в машину, нравится, и это обоюдно; выехал туда где пусто, или зимой, просто заглушим мотор, дыханием затонировал стекла, и погрузились в пир страсти и похоти. Нет, нужно придумать, что это неудобно, нужно убедить себя что это не романтично, нужно уверовать, что так не надо. Нужно улыбнуться друг другу и пожав руки расстаться друзьями, до следующей встречи. Которой не будет, потому что это всё вообще ненужно ни тебе ни ей, ни этому миру, которому вообще ничего не нужно.
С дружбой также, со взрослой дружбой. Раньше надо было видеться каждый день, делать общее дело, выпивать бочки пива, идти искать приключения. Разговаривать обо всем в мире, не обращая на то, что говоришь никакого внимания, и не запоминая, чтобы на завтра говорить о том же и чувствовать что узнаешь что-то новое. Дружба она бескорыстна в детстве, полезна юношестве и утилитарна в зрелом своем варианте: «а теперь вы к нам гости приходите!», «помоги мне завтра с машиной», «давай пивка хряпнем, хоть отвлечемся».
А когда встретил Её, дружба стала носить характер чего-то довольно обязательного, но так чтобы не особо напрягаясь: ну как бы зубы чистить. И приятно и долг выполнил. После встречи с ней… я… Да на меня друзья обижались, друзья негодовали, друзья ревновали. Любовь же слепит. Начинаешь думать о плохом, и о безмерно хорошем. Начинаешь отворачиваться от мира вглядываясь в его частичку. А друзья остаются. Они те же, они также, так кажется. Также улыбаются, так же шутят, тем же увлечены, кажется так. Кажется, что они такими будут всегда, кажется же, что и ты сам не меняешься, хоть и впитываешь чужую душу собой. А когда меняется то чем дышишь меняется всё вокруг.
Я ничего про Неё не рассказал. И не буду. Достаточно знать, что я изменился. Хотя я вспоминаю, что она однажды разбудила меня ночью. Притащила на кухню, налила чашку кофе и просто сидела и молчала, а я не понимая, пытался проснуться и что-то понять. Понял только сейчас, когда её рядом уже нет. Она мне показала как её было. Не плохо, не хорошо. Ей было непонятно. Хотя педагогического эффекта не вышло. И она ушла, хотя нет, лучше сказать, что мы расстались, не разменяв вместе трех лет. Мы расстались, а друзья не вернулись. Не вернулось ничего из того что было до. Может быть только голос, тот который я узнал. Который еще спал. Он остался.
С той, которой принадлежал голос тоже всё было по принципу "а почему бы и нет". Нас увидели вместе и кто то спросил чего это мы так друг на друга смотрим. А я сказал: "А может это любовь!" она промолчала. Потом нас кружило в разговорах, в танцах, в любви, в сексе, друг в друге. А потом закончилось лето.
У нас лето всегда имеет привычку заканчиваться, когда к нему только привыкнешь, когда только перестают досаждать комары, когда только можно уже глядеть вечером на звезды не опасаясь уснуть до того момента как в воздухе повиснет темный хрусталь небес, выдавив остатки сумерек, когда дышишь не липким, а прохладным, когда чувствуешь, что всё только начинается. Вот тогда всё и заканчивается. А вместе с летом и хорошей погодой пришли дожди и куртки, свитера и ботинки, размолвки и день рожденья. Она подарила мне на день рожденья букет гладиолусов. Сейчас цветы мужчинам как норма. Тогда было удивительно. В тот вечер мы пошли к реке. Река была серая стальная, цвета моря в январе, или неба в тяжелый октябрьский вечер. Так вот река была серая, настроение яркое, в коктейле получилось что она мне сообщила что хочет уехать. Из дома, из города и может из страны.
- Зачем уезжать?
- Из-за мамы. Она хотела уехать…
- А ты хочешь?
- Мама хотела, в молодости. В Москву. Чтобы там жить. Не уехала. Теперь сам видишь.
- А ты хочешь?
Она тогда мне не ответила, но, наверное, не уехала бы если бы не хотела. Я тогда её ничего не сказал, что ничего изменить не получится, и её судьба не будешь сильно отличаться. Ведь, по сути всех ждет только одно не важно в каком месте. Сейчас я подумал о ней. Зазвонил мобильный.
- Я буду в городе около девяти.
- Не надо не стоит. Я с другом встречаюсь. Здесь шумно. Потом созвонимся.
Я не хотел с ней говорить. О чем можно поговорить с человеком который тебя бросил. Да и не так. С которым у тебя ничего общего, кроме туманного прошлого. И не так. Просто: с которым у тебя ничего нет общего. Она как-то меня спросила, как я к ней отношусь теперь, я сказал что люблю. А что я мог еще сказать? Правду? Я не знаю в чем правда, может в том что любовь не умирает, не исчезает, а залазит в глубину души и потихонечку почивает там впитав в себя энергию былой страсти. А иногда она встрепенется, почувствует отдачу и червоточит мешая реальности. Добавляя красок прошлого. Расконсервируя давнишнее состояние.
Я могу поговорить с Ней, потому что просто могу. Может быть и не о чем, может быть это также, как читать интересную, но бесполезную книгу. Но я не говорю. Потому что придет время. Оно всего приходит. Сколько миллионов живет в столице? Сколько из них знают где находится мой город? Кто из них знает, что есть город на юге от моего? Почему из этих миллионов, из этих тысяч, даже из сотен кто в данный момент на станции Таганской. Появляется человек из него? Города с юга? Пусть мне не интересно, пусть и не надо, но как факт. Если можно встретиться вот так. То почему же надо искать любовь годы? Если встретиться можно так, то почему расстаться так сложно? И почему когда встречаются старые друзья столько натуги.
- Здарова! *обнимая*
- Да давненько!
- Знакомься - это Алла, сестра Бучи.
И вот стоишь и смотришь на людей, может они когда-то виделись, там в прошлом, может первый раз. Но есть нить. Земляки. Вот они здороваются, пытаются говорить. Спрашивают как давно в Москве. И почему здесь, на Таганской. Она фотографирует нас, на память и чтобы показать брату. И чтобы удивить кого-то рассказом о случайной встречи. А мы в поезд. А мы друзья.
- Ну как тебе тут?
- Отлично. Я думал здесь нет морской капусты, оказывается, не знал просто где искать.
- Свежей?
- Ну да, я во Владике привык.
Выход из подземелья разный, иногда длинный, что успеваешь привыкнуть к отсутствию шума колес по рельсам, иногда короткий, что городской шум оглушает тишиной. Когда смотришь, что снаружи не знаешь что внутри, и наоборот.
Еще недавно мне казалось, что я знал Её всю жизнь. Наш союз либо должен был быть идеальным, либо должен быть восхитительным. В итоге он получился странным. Мы почти не общались, она была поглощена работой (писала книгу), а я увлекался командировками. А вообще-то мне было все равно. Приходил домой поздно. Много врал. Всегда и всем. В общем-то и незачем. Чаще всего из-за денег, реже из-за жизни, а иногда, так, просто. Она мне не верила, но слушала внимательно. А как-то я наткнулся на листок из её книги. Прочитал я вслух. Она вздрогнула. Подошла ко мне взяла лист и сказала: «Ветер».
Я посмотрел ей в глаза, там стояли слезы. Тогда мы решили развестись. Решили молча: ощущениями.
- Слушай, а у тебя ведь там любовь была?
- Почему это была? Она есть. Скоро приедет.
- Когда?
- Через месяц.
- А мне на вокзал в десять.
Потом я спросил, курит ли он. Потом не запомнил, что он ответил. Когда хочется выговориться, не думаешь о смысле. Только выговаривался он. Мне было интересно про море. Он говорил про работы. Мне было интересно про чувства, он говорил, про деньги. Мне было интересно по меня, а он говорил про себя. А я думал про то, что пиво в кафе дороже в три раза, а чипсы в два с половиной. Думал, что это какой-то обязательный ритуал. Думал, что мне так хорошо не было давно. Думал, что приеду домой и позвоню Ей. Думал что скажу. Думал что услышит.
Всегда так. Решаешь за кого-то что он должен знать. Решаешь, что он должен увидеть. А он не обязан ничем.
Когда я женился второй раз. Уже после Неё всё было так обыденно. И как по плану. Смешно сказать: любовь по графику. Когда точно знаешь что нужно сделать, чтобы в этот раз всё было как надо. В какой день подарить что-то, в какой цветы, когда сказать комплимент, когда подержать. Когда немного обидеть. И видеть, как движешься к результату. И знать, что всё так и будет.
Вообще жить по расписанию - дурацкая привычка.
- Ты вообще рисковал. Могли бы не успеть.
- Еще же пятнадцать минут. Пошли на перрон?
- Для Москвы пятнадцати мало.
На улице сумерки. Воздух мазутный и чуть прихваченный восточной прохладцей. Как редко замечаешь такие моменты. Они каждый день. Тележка с багажом. Парень в шортах. Девушка в шортах. Мужчина в шортах. Не по сезону. Только начинающийся сезон с милым сердцу листопадом, хмурым небом, липкой почвой. Сезон обострений у хроников, и новый год у школьников с телевизионщиками. В студенчестве, кажется, что именно сейчас ты начнешь ходить на занятия, к тому же это ничего не стоит, это совершенно не сложно. Потом проходит неделя. И ты идешь гулять на набережную. Еще неделю ты сидишь в летнем кафе. Еще неделя и перебираешься в кафе со стенами. Ходишь на свидания. Играешь в жизнь. Не знаешь где библиотека. Раскидываешь карты в свободной аудитории. Засыпаешь на семинаре. Не думаешь что завтра в кафе встретишь свою судьбу. А встречаешь. И не думаешь, что может быть дальше. И не знаешь что новый год будет. И Татьянин день будет, но ты будешь с хвостами и обманом в устах, когда говоришь родителям что всё в порядке.
Ждем поезд. Дышим. Слова ни о чем и обо всем. Имена кружат вокруг. Кто где и когда. Сколько дней, ночей, улыбок, разочарований, денег.
- Знаешь, я в самолете книгу прочел. Там говорит, что когда ты в Москве у тебя нет вектора движения. Что это предел.
- Просто вектор вглубь.
Улыбка. Забота. Стоять в тамбуре, уже попрощавшись. Хлопок. Лицо за стеклом мутное, как и стекло перед лицом. Вот так отрезаются реальности. Всё проще. Пройти в вагон, сесть. Набрать СМС жене, что еду. Вспомнить по оставленный в кафе подарок. Подумать как можно это исправить. Понять что всё поздно. Уснуть. Быть разбуженным.
И понять, что глупо думать о Ней с заглавной буквы. Как глупо вспоминать о Ней и о первой любви. Мальчишеской и яркой.
Её имя я помню, а вот друга, того временного друга который только лишь на лагерную смену я не помню. Вожатые над нами тешились и пообсуждав между собой мальчишек и девчонок занимались любовью. Это пришло позже а тогда я сочувствовал Мише (какая собственно разница верное ли это имя) у которого не ладилось с Аллой, а он радовался со мной у которого все было великолепно с Оксаной. Потом мы поменялись, сочувствиями и радостями. И он вернулся домой счастливый с надеждой на переписку. А я с чувством, что меня бросили и обманули. Долго стояла фотография. Я думал, что всё запылится, а ОНА останется как светлый образ. И еще был её адрес, хотя, что с ним делать. Расстояние убивало. А я не умел умирать. Тогда никто из нас не умел.
В аэропорту объявили задержку рейса. Не надолго. Лег туман или наледь или кто-то на полосу. Сил не было. На контроле обезвреживали владельцев воды и прочих жидкостей в ручной клади. И внутри, в области грудины тикала бомба моей нормальности.
- Ты еще не спишь?
- Детей только уложила.
- А муж?
- Телевизор смотрит…
- Зачем ты хотела встретиться?
- А ты зачем?
- Не знаю.
Вообще это очень глупо. Но позволяет показаться себе живым. Для других ты жив сам по себе, потому что ешь, пьешь, движешься говоришь, платишь деньги, показываешь себя, пусть и обыденного. Для себя же, чтобы жить нужно постоянно что-то чувствовать. Не просто вкус пищи, чувство жажды, ощущение физического перемещения. Нужно что-то большее позволяющее быть ненормальным. Позволяющим совершенно не знать, зачем ты что-то хочешь делать. И делая это удивляться себе, что ты на такое способен.
- Ты говорила, что любишь меня? Ты же беременна?
- Да. Только по-другому.
- А ведь тоже я люблю…
- Жену?
- И жену…
Этот разговор сам по себе ничего не значит. Кто-то может и скажет что переход а другой уровень отношений. Что за чушь? Какие у отношений уровни? Как по ним ходят? Почему отношения должны развиваться? В какую сторону? Почему вообще должны быть отношения? Зачем видеть друг друга, когда всё прошло? Да и когда не прошло, но без надобности? Зачем вообще столько людей вокруг?
Она, ОНА и она - трое, друзья в делах плюс еще два, еще один что рядом, еще вон та девушка с плаката, и еще несколько сотен в зал ожидания, миллионы в городе и стране миллиарды в мире, а я чувствую себя мудаком. Зачем всё это?
Зачем дома жена, которая любит и ждет. И почему я такая сволочь, что думаю не о ней а о себе. Зачем звоню той у которой и без меня дом полная чаша. Зачем думаю о той с которой нет ничего больше. Всё просто: прийти домой, обнять жену, прошептать что люблю. Взять на руки дочь. Пойти на кухню. Достать московский шоколад. Выпить чаю, отвлекаясь на веселую девчачью болтовню. Достать подарок. Да… с этим промашка. Пропустить подарок, отболтавшись, что не было времени и магазинов не попалось. Уложить дите спать. Заняться любовью. Уснуть. Проснуться утром. Доковылять до ванной, посмотреть в зеркало и удивиться, что вчера… так… оказался таким несвойственным. Таким чужим.
Объявили посадку. Выход в самолет с терминала добавляет удобства, но лишает какого-то трогательного романтизма видеть самолет снизу вверх, восхищаясь, боясь его мощи. Как обслуживание в бистро. Место у иллюминатора. Рядом двое в шортах. Летят от солнца к более холодному солнцу.
Провалиться в сон, думая отчего всё не взлетаем. Увидеть кусочек сна. Того утреннего, но много позже, где уже привык. Потом не разбился, а сев в такси добраться до дома уже под утро.
За понимание parijanka_
И заранее извиняюсь за орфографические и прочие ошибки.
По дню шагами (рефлексируя)
«Это произошло в тот день, когда я понял что я мудак.» да именно так, такая фраза, но она не моя, её мне придумал друг, он сказал что так должен начинаться то, что я хочу написать. Я хотел начать по-другому: «Меня зовут Антон. Мне 27 лет. Я мудак.» Впрочем разницы немного, потому что когда я пишу эти строки нет ничего, только слова: «Я» и «мудак». Впрочем и это не важно. Хотя бы потому что в этот день ничего не произошло. (Это ключевая фраза)
Я на самом деле немного запутался, в моей жизни есть не всё, далеко не все, но многое, хотя это тоже вопрос щепетильный и философский. Например, у меня нет опыта развода, как у Маронье, нет его работы и нет ни одного опубликованного слова, кроме пожалуй, одной статьи, в сборнике студенческих научных работ, который лежит на полке в квартире родителей.
полка. Хорошая она, на ней был вечный беспорядок и там много можно было что найти интересного, например письма. Не любовные, в юношестве все письма девушкам и от них любовные, а потом они становятся просто письмами. Там я нашел одно, читал, и было то ли стыдно, то ли трогательно. Тогда мы писали друг другу стихи. Плохие стихи если честно, но тогда они были хорошие. Пока не знаешь хорошего, не знаешь что плохо. Впрочем, стихов я вообще не читал. Так вот тогда было так, что я хотел затащить её в постель наивный такой мальчик, почти девственник, кажущийся себе интеллектуалом. Она тоже хотела меня. Только мы так и не поняли друг друга, наверное как-то по разному хотели одного и того же. Ведь бывает как в анекдоте, что из точки «А» в точку «Б» один из точки «Б» в «А» другой, но не судьба. Потом я слышал, что она чуть не спилась, приятно думать о такой беде, тешит самолюбие. А она где-то была рядом, а я всё думал, что все не так как надо.
Тогда все было не так. Тогда были смешные дискотеки. Смешные девчонки из дальних районов города и страшные до смешного же их отцы. А друзья пили. И я пил. Только некоторые из нас не по-настоящему, а некоторые спились. Вспоминать. Как будто не со мной как говорил: «Нафига тебе это?» А он: «Попробовать надо!». Ему попалс тяжелый наркотик. А легкие прошли мимо моих легких. Да я вообще очень правильный. Даже когда я не прав все равно так надо. Глупость, зато на работе помогает. Работа простая. Главное не делать ничего незаметно: написал записку, шуми на всю контору. Позвонили с вопросом: скажи директору что тебя достали эти звонки и что ты хочешь уволиться. Тогда зарплата, тогда хоть не уважение, но кондиционер в комнату. Ну и поездки. Кстати, там мне сны снятся.
Дома тихо спокойно, для снов нужна встряска. И тогда в голове рождаются нелепые образы и диалоги:
- Привет.
- Привет.
- Кто ты?
- Я люблю тебя.
- Так не бывает…
- Бывает. Поехали со мной?
- Я не могу.
- Я тоже не могу, но как я без тебя?
- Привыкнешь.
И я привыкал. Забавно, я часто и не помнил с кем говорил. То ли про любовь вообще трудно помнить? Зато очень хорошо помнить страх.
Я сидел в самолете, листал книгу, и думал что это очень хорошая книга, раз у меня в душе что-то шевелится, какие-то воспоминания: как я разбил трехлитровую банку с маслом и говорил что это не я, как я украл яблоко на центральном рынке и убегал, думая, что за мной гоняться. Яблоко я съел, а линолеум сменили. А самолет мог упасть. Нет, вероятность того, что самолет шлепнется оземь с десятикилометровой высоты мала, но зато можно при посадке, хотя разница небольшая, думаешь не об этом, а что останется после.
Куча долгов, которые кому-то придется отдать. Небольшие сбережения, которые уйдут на долги и на похороны. Десяток разбитых сердец, ну ладно не десяток, а всего два, одно из которых моё, а другое может и не разобьется. Даже наверняка не разобьется. Потому что оно не совсем настроено на меня. Оно настроено на себя как и всякое сердце, зато оно многое об мне знает. Что я мудак, к примеру.
С Ней я познакомился в кафе. Она чертовски красива и ангельски сексуальна. А я, а что я? да и что познакомился трудно сказать. Просто я её увидел и подумал: «а почему бы и нет?» Вообще часто вот так случается, не бывает так удара, озарения свыше, просветления сознания от которого хочется бежать навстречу чувствам и не бывает ощущения того что врезался в стену, разбил нос и потирая ушибленную руку которую тянул к новоявленной любви идешь размышляя о несовершенстве жизни. Бывает? Ну может быть, но не часто. Обычно нос тебе разбивают в темном переулке из-за денег, а руки за нестерпимое желание получить что-то до согласия отдающего субъекта. Так вот: почему бы и нет. И я начинаю кропотливое собирание осколков фактов, выглядывание и подглядывание, всматривание и примерка - а осилю ли? И опять - «почему бы и нет». Два слова. Улыбка, спина. «Почему бы и нет» - номер телефона, звонок, три минуты. «Почему бы и нет» - свидание, счет в ресторане, деньги в долг на цветы. «Почему бы и нет» - первые ссоры, первые примирения. «Почему бы и нет» - секс в парке, овражке, за кустиками, на пляже, в подъезде. «Почему бы и нет» - помолвка, подготовка, свадьба. «Почему бы и нет» - токсикоз, роды, плачь. «Почему бы и нет» - ночи укачивания, недосыпа, надоевшие ссоры, приевшиеся примирения. Так почему бы и нет? Даже если это и домыслы.
Почему бы в этом месте не появится любовнице? Почему потом жене не узнать про нее, почему потов не выбирать из двух вариантов: мать одиночка, гулящий муж? Почему бы им не умереть счастливой парой? Ну и кто из нас идиот? Кому пришла в голову эта экзистенциальная мысль? Кому, кроме женщины, интересно читать про т,о что есть у всех? Почему вообще еще льются буквы?
Потому что я в самолете. Я боюсь и я думаю о том что всё может разбиться включая, услужливых стюардесс и пилотов в неизменно синем. И мужик переборщивший с халявным коньяком, и женщина (без ребенка, чтобы не предавать ситуации излишнюю драматичность). Всё может, но не разбивается. Шасси касаются полосы оставляя на бетоне черные полосы, в салоне украденные с международных рейсов жидкие хлопки, и щелканье привязных ремней в момент объявления стюардессой что расстегивать их до полной остановки двигателей не нужно.
Жизнь замершая на два с половиной часа снова бежит. За иллюминатором солнце, за солнцем бездна, а в городе машины. И люди. Сонмы людей двигающихся по маршрутам: дом-метро-работа-кафе-работа-магазин-дом, или с вариациями в любом месте мершрута. Люди потоками втекают в двери, вытекают на эскалаторы, разбиваются колоннами на потоки, смотрят в себя и в книги, вслушиваясь с себя и в музыку, вышагивая в себя и в камень.
А на камень гораздо приятнее наступать чем смотреть, особенно когда камня много он недрагоценный и огранен в параллелепипеды выложен в здания в который заселены или размещены люди, которые… И если не повторяться, то у меня не было особой цели кроме как провести несколько часов до следующего рейса.
- Здарова! *радостно*
- А я в столице! *равнодушно*
- Ух ты, как? По делам? *обеспокоенно*
- В десять надо быть на станции.
- А-а-а-а. *с облегчением*
- Встретимся?
- Я не могу сегодня, мне надо … *с наигранным расстройством*
- Ладно я позвоню еще.
- Конечно звони!
- Ой, Долькин, привет!
- Да, я в Москве.
- Ой, надолго? А свадьбу не останешься?
- Свадьба?
- Я женюсь послезавтра!
- Нет, извини… Увидимся?
- Ты до скольки?.. А, нет не могу…
- Пока.
- Привет.
- Антон? *заспанно*
- Разбудил? У тебя голос не изменился.
- Да может позже позвонишь?
- Звони лучше ты.
- Ок.
- Пока.
Снова спустился в метро. Там вагоны, там воздух как под большим насосом, там переходы, там табло «Прохода нет». Там ступени металла, вверх, и вечно спешаший куда-то ремень А свет сквозь запуленные двери выходов и входов. И шум, шорох, голоса, заливают, заполняют. А как иногда приятно пройти по центру и понять что знаешь немного больше про это место чем вон тот клерк выскочивший из метро, и погрустить задумавшись что так мало знаешь по то место где дома выскакиваешь из двери в бежишь в офис. В столице много труда. Идешь и понимаешь что вокруг труд и деньги. Труд, деньги и надежды. Труд деньги, надежды и отчаяние… и разочарование.
Машины реками с набережной, на мосту, под мостом, и с другой стороны и на той улице, что вон там. Машины с улыбками, злобой, конскими хвостами, бородами и с пиджаками. Машины всех цветов, машины в металлической стружке, машины с черным выхлопом, таким черным, что даже одноименные городу прогулочные теплоходы с их дешевым керосином по реке плывут в тумане. В тумане кремль. И иностранцы с фотоаппаратами и видеокамерами. Задуматься сколько изведено пленки, бумаги, дисков и плат с битами и байтами на изображение кремля с каменного моста. Столько людей проходя мимо думали, что это место хорошее чтобы сделать кадр, что другие, проходя здесь уже физически ощущают потребность нажать на затвор.
Если ходить пешком, то быстро привыкаешь к географии, даже такой радиальной, даже когда пройдя по другому, мимо Храма, и взглянув на фигуру попирающую остовом корабля фонтаны, и оказавшись в центре, улыбнешься и пойдешь вверх. Когда тебя спросят, где Воздвиженка, а ты махнешь рукой в нужную сторону, а сам пролетишь мимо Арбата и старого и нового и поймешь что везде есть станции с буквой М, набираешь номер.
- Здарова!
- Ты в Москве?
- Да.
- Давай в 7 на Авиамоторной?
- Давай на Таганской?
- До связи.
И идешь счастливый, что ты не один. Идешь в магазин покупаешь домашним подарок, который мало того что дорогой, так еще и забудешь его после встречи с другом в кафе. И идешь… счастливый.
Я может быть очень много придаю внимания воспоминаниям. Я может вообще слишком много думаю о чем-то. Кажется, как все просто: посадил девушку в машину, нравится, и это обоюдно; выехал туда где пусто, или зимой, просто заглушим мотор, дыханием затонировал стекла, и погрузились в пир страсти и похоти. Нет, нужно придумать, что это неудобно, нужно убедить себя что это не романтично, нужно уверовать, что так не надо. Нужно улыбнуться друг другу и пожав руки расстаться друзьями, до следующей встречи. Которой не будет, потому что это всё вообще ненужно ни тебе ни ей, ни этому миру, которому вообще ничего не нужно.
С дружбой также, со взрослой дружбой. Раньше надо было видеться каждый день, делать общее дело, выпивать бочки пива, идти искать приключения. Разговаривать обо всем в мире, не обращая на то, что говоришь никакого внимания, и не запоминая, чтобы на завтра говорить о том же и чувствовать что узнаешь что-то новое. Дружба она бескорыстна в детстве, полезна юношестве и утилитарна в зрелом своем варианте: «а теперь вы к нам гости приходите!», «помоги мне завтра с машиной», «давай пивка хряпнем, хоть отвлечемся».
А когда встретил Её, дружба стала носить характер чего-то довольно обязательного, но так чтобы не особо напрягаясь: ну как бы зубы чистить. И приятно и долг выполнил. После встречи с ней… я… Да на меня друзья обижались, друзья негодовали, друзья ревновали. Любовь же слепит. Начинаешь думать о плохом, и о безмерно хорошем. Начинаешь отворачиваться от мира вглядываясь в его частичку. А друзья остаются. Они те же, они также, так кажется. Также улыбаются, так же шутят, тем же увлечены, кажется так. Кажется, что они такими будут всегда, кажется же, что и ты сам не меняешься, хоть и впитываешь чужую душу собой. А когда меняется то чем дышишь меняется всё вокруг.
Я ничего про Неё не рассказал. И не буду. Достаточно знать, что я изменился. Хотя я вспоминаю, что она однажды разбудила меня ночью. Притащила на кухню, налила чашку кофе и просто сидела и молчала, а я не понимая, пытался проснуться и что-то понять. Понял только сейчас, когда её рядом уже нет. Она мне показала как её было. Не плохо, не хорошо. Ей было непонятно. Хотя педагогического эффекта не вышло. И она ушла, хотя нет, лучше сказать, что мы расстались, не разменяв вместе трех лет. Мы расстались, а друзья не вернулись. Не вернулось ничего из того что было до. Может быть только голос, тот который я узнал. Который еще спал. Он остался.
С той, которой принадлежал голос тоже всё было по принципу "а почему бы и нет". Нас увидели вместе и кто то спросил чего это мы так друг на друга смотрим. А я сказал: "А может это любовь!" она промолчала. Потом нас кружило в разговорах, в танцах, в любви, в сексе, друг в друге. А потом закончилось лето.
У нас лето всегда имеет привычку заканчиваться, когда к нему только привыкнешь, когда только перестают досаждать комары, когда только можно уже глядеть вечером на звезды не опасаясь уснуть до того момента как в воздухе повиснет темный хрусталь небес, выдавив остатки сумерек, когда дышишь не липким, а прохладным, когда чувствуешь, что всё только начинается. Вот тогда всё и заканчивается. А вместе с летом и хорошей погодой пришли дожди и куртки, свитера и ботинки, размолвки и день рожденья. Она подарила мне на день рожденья букет гладиолусов. Сейчас цветы мужчинам как норма. Тогда было удивительно. В тот вечер мы пошли к реке. Река была серая стальная, цвета моря в январе, или неба в тяжелый октябрьский вечер. Так вот река была серая, настроение яркое, в коктейле получилось что она мне сообщила что хочет уехать. Из дома, из города и может из страны.
- Зачем уезжать?
- Из-за мамы. Она хотела уехать…
- А ты хочешь?
- Мама хотела, в молодости. В Москву. Чтобы там жить. Не уехала. Теперь сам видишь.
- А ты хочешь?
Она тогда мне не ответила, но, наверное, не уехала бы если бы не хотела. Я тогда её ничего не сказал, что ничего изменить не получится, и её судьба не будешь сильно отличаться. Ведь, по сути всех ждет только одно не важно в каком месте. Сейчас я подумал о ней. Зазвонил мобильный.
- Я буду в городе около девяти.
- Не надо не стоит. Я с другом встречаюсь. Здесь шумно. Потом созвонимся.
Я не хотел с ней говорить. О чем можно поговорить с человеком который тебя бросил. Да и не так. С которым у тебя ничего общего, кроме туманного прошлого. И не так. Просто: с которым у тебя ничего нет общего. Она как-то меня спросила, как я к ней отношусь теперь, я сказал что люблю. А что я мог еще сказать? Правду? Я не знаю в чем правда, может в том что любовь не умирает, не исчезает, а залазит в глубину души и потихонечку почивает там впитав в себя энергию былой страсти. А иногда она встрепенется, почувствует отдачу и червоточит мешая реальности. Добавляя красок прошлого. Расконсервируя давнишнее состояние.
Я могу поговорить с Ней, потому что просто могу. Может быть и не о чем, может быть это также, как читать интересную, но бесполезную книгу. Но я не говорю. Потому что придет время. Оно всего приходит. Сколько миллионов живет в столице? Сколько из них знают где находится мой город? Кто из них знает, что есть город на юге от моего? Почему из этих миллионов, из этих тысяч, даже из сотен кто в данный момент на станции Таганской. Появляется человек из него? Города с юга? Пусть мне не интересно, пусть и не надо, но как факт. Если можно встретиться вот так. То почему же надо искать любовь годы? Если встретиться можно так, то почему расстаться так сложно? И почему когда встречаются старые друзья столько натуги.
- Здарова! *обнимая*
- Да давненько!
- Знакомься - это Алла, сестра Бучи.
И вот стоишь и смотришь на людей, может они когда-то виделись, там в прошлом, может первый раз. Но есть нить. Земляки. Вот они здороваются, пытаются говорить. Спрашивают как давно в Москве. И почему здесь, на Таганской. Она фотографирует нас, на память и чтобы показать брату. И чтобы удивить кого-то рассказом о случайной встречи. А мы в поезд. А мы друзья.
- Ну как тебе тут?
- Отлично. Я думал здесь нет морской капусты, оказывается, не знал просто где искать.
- Свежей?
- Ну да, я во Владике привык.
Выход из подземелья разный, иногда длинный, что успеваешь привыкнуть к отсутствию шума колес по рельсам, иногда короткий, что городской шум оглушает тишиной. Когда смотришь, что снаружи не знаешь что внутри, и наоборот.
Еще недавно мне казалось, что я знал Её всю жизнь. Наш союз либо должен был быть идеальным, либо должен быть восхитительным. В итоге он получился странным. Мы почти не общались, она была поглощена работой (писала книгу), а я увлекался командировками. А вообще-то мне было все равно. Приходил домой поздно. Много врал. Всегда и всем. В общем-то и незачем. Чаще всего из-за денег, реже из-за жизни, а иногда, так, просто. Она мне не верила, но слушала внимательно. А как-то я наткнулся на листок из её книги. Прочитал я вслух. Она вздрогнула. Подошла ко мне взяла лист и сказала: «Ветер».
Я посмотрел ей в глаза, там стояли слезы. Тогда мы решили развестись. Решили молча: ощущениями.
- Слушай, а у тебя ведь там любовь была?
- Почему это была? Она есть. Скоро приедет.
- Когда?
- Через месяц.
- А мне на вокзал в десять.
Потом я спросил, курит ли он. Потом не запомнил, что он ответил. Когда хочется выговориться, не думаешь о смысле. Только выговаривался он. Мне было интересно про море. Он говорил про работы. Мне было интересно про чувства, он говорил, про деньги. Мне было интересно по меня, а он говорил про себя. А я думал про то, что пиво в кафе дороже в три раза, а чипсы в два с половиной. Думал, что это какой-то обязательный ритуал. Думал, что мне так хорошо не было давно. Думал, что приеду домой и позвоню Ей. Думал что скажу. Думал что услышит.
Всегда так. Решаешь за кого-то что он должен знать. Решаешь, что он должен увидеть. А он не обязан ничем.
Когда я женился второй раз. Уже после Неё всё было так обыденно. И как по плану. Смешно сказать: любовь по графику. Когда точно знаешь что нужно сделать, чтобы в этот раз всё было как надо. В какой день подарить что-то, в какой цветы, когда сказать комплимент, когда подержать. Когда немного обидеть. И видеть, как движешься к результату. И знать, что всё так и будет.
Вообще жить по расписанию - дурацкая привычка.
- Ты вообще рисковал. Могли бы не успеть.
- Еще же пятнадцать минут. Пошли на перрон?
- Для Москвы пятнадцати мало.
На улице сумерки. Воздух мазутный и чуть прихваченный восточной прохладцей. Как редко замечаешь такие моменты. Они каждый день. Тележка с багажом. Парень в шортах. Девушка в шортах. Мужчина в шортах. Не по сезону. Только начинающийся сезон с милым сердцу листопадом, хмурым небом, липкой почвой. Сезон обострений у хроников, и новый год у школьников с телевизионщиками. В студенчестве, кажется, что именно сейчас ты начнешь ходить на занятия, к тому же это ничего не стоит, это совершенно не сложно. Потом проходит неделя. И ты идешь гулять на набережную. Еще неделю ты сидишь в летнем кафе. Еще неделя и перебираешься в кафе со стенами. Ходишь на свидания. Играешь в жизнь. Не знаешь где библиотека. Раскидываешь карты в свободной аудитории. Засыпаешь на семинаре. Не думаешь что завтра в кафе встретишь свою судьбу. А встречаешь. И не думаешь, что может быть дальше. И не знаешь что новый год будет. И Татьянин день будет, но ты будешь с хвостами и обманом в устах, когда говоришь родителям что всё в порядке.
Ждем поезд. Дышим. Слова ни о чем и обо всем. Имена кружат вокруг. Кто где и когда. Сколько дней, ночей, улыбок, разочарований, денег.
- Знаешь, я в самолете книгу прочел. Там говорит, что когда ты в Москве у тебя нет вектора движения. Что это предел.
- Просто вектор вглубь.
Улыбка. Забота. Стоять в тамбуре, уже попрощавшись. Хлопок. Лицо за стеклом мутное, как и стекло перед лицом. Вот так отрезаются реальности. Всё проще. Пройти в вагон, сесть. Набрать СМС жене, что еду. Вспомнить по оставленный в кафе подарок. Подумать как можно это исправить. Понять что всё поздно. Уснуть. Быть разбуженным.
И понять, что глупо думать о Ней с заглавной буквы. Как глупо вспоминать о Ней и о первой любви. Мальчишеской и яркой.
Её имя я помню, а вот друга, того временного друга который только лишь на лагерную смену я не помню. Вожатые над нами тешились и пообсуждав между собой мальчишек и девчонок занимались любовью. Это пришло позже а тогда я сочувствовал Мише (какая собственно разница верное ли это имя) у которого не ладилось с Аллой, а он радовался со мной у которого все было великолепно с Оксаной. Потом мы поменялись, сочувствиями и радостями. И он вернулся домой счастливый с надеждой на переписку. А я с чувством, что меня бросили и обманули. Долго стояла фотография. Я думал, что всё запылится, а ОНА останется как светлый образ. И еще был её адрес, хотя, что с ним делать. Расстояние убивало. А я не умел умирать. Тогда никто из нас не умел.
В аэропорту объявили задержку рейса. Не надолго. Лег туман или наледь или кто-то на полосу. Сил не было. На контроле обезвреживали владельцев воды и прочих жидкостей в ручной клади. И внутри, в области грудины тикала бомба моей нормальности.
- Ты еще не спишь?
- Детей только уложила.
- А муж?
- Телевизор смотрит…
- Зачем ты хотела встретиться?
- А ты зачем?
- Не знаю.
Вообще это очень глупо. Но позволяет показаться себе живым. Для других ты жив сам по себе, потому что ешь, пьешь, движешься говоришь, платишь деньги, показываешь себя, пусть и обыденного. Для себя же, чтобы жить нужно постоянно что-то чувствовать. Не просто вкус пищи, чувство жажды, ощущение физического перемещения. Нужно что-то большее позволяющее быть ненормальным. Позволяющим совершенно не знать, зачем ты что-то хочешь делать. И делая это удивляться себе, что ты на такое способен.
- Ты говорила, что любишь меня? Ты же беременна?
- Да. Только по-другому.
- А ведь тоже я люблю…
- Жену?
- И жену…
Этот разговор сам по себе ничего не значит. Кто-то может и скажет что переход а другой уровень отношений. Что за чушь? Какие у отношений уровни? Как по ним ходят? Почему отношения должны развиваться? В какую сторону? Почему вообще должны быть отношения? Зачем видеть друг друга, когда всё прошло? Да и когда не прошло, но без надобности? Зачем вообще столько людей вокруг?
Она, ОНА и она - трое, друзья в делах плюс еще два, еще один что рядом, еще вон та девушка с плаката, и еще несколько сотен в зал ожидания, миллионы в городе и стране миллиарды в мире, а я чувствую себя мудаком. Зачем всё это?
Зачем дома жена, которая любит и ждет. И почему я такая сволочь, что думаю не о ней а о себе. Зачем звоню той у которой и без меня дом полная чаша. Зачем думаю о той с которой нет ничего больше. Всё просто: прийти домой, обнять жену, прошептать что люблю. Взять на руки дочь. Пойти на кухню. Достать московский шоколад. Выпить чаю, отвлекаясь на веселую девчачью болтовню. Достать подарок. Да… с этим промашка. Пропустить подарок, отболтавшись, что не было времени и магазинов не попалось. Уложить дите спать. Заняться любовью. Уснуть. Проснуться утром. Доковылять до ванной, посмотреть в зеркало и удивиться, что вчера… так… оказался таким несвойственным. Таким чужим.
Объявили посадку. Выход в самолет с терминала добавляет удобства, но лишает какого-то трогательного романтизма видеть самолет снизу вверх, восхищаясь, боясь его мощи. Как обслуживание в бистро. Место у иллюминатора. Рядом двое в шортах. Летят от солнца к более холодному солнцу.
Провалиться в сон, думая отчего всё не взлетаем. Увидеть кусочек сна. Того утреннего, но много позже, где уже привык. Потом не разбился, а сев в такси добраться до дома уже под утро.