(no subject)
Если днем пахнет весной, то вечерами уж точно чем-то летним. А я по ночам не могу засыпать от счастья, лежу с открытыми глазами и улыбкой от уха до уха, смотрю в потолок и хочу шататься по безлюдному городу, а лучше звонить во все колокола.
Что при общем количестве проблем почти неприлично.
Мальчик с девочкой запрыгивают между вагонами метро, едут так всю станцию и целуются.
Две старушки в автобусе сидят на одном сиденье, хотя свободных мест полно, и разговаривают о чем-то. Как будто им 15.
Когда поздним вечером тебе звонят из Страсбурга чеченские знакомые, спрашивают, как дела, рассказывают, что уже год живут в Париже, и все у них хорошо, и говорят: "Приезжайте. И знайте, что в Париже у Вас всегда есть друзья", - это такое непередаваемое счастье, знать, что ты нужна и тебя помнят. на отрезке в пару тысяч км на юго-запад и юго-восток.
Об умении принимать. В семейном общежитии на окраине белорусского городка человек, которому мы - по возрасту - "дочки", заходит в комнату, возвращается с двумя огромными яблоками, протягивает нам, - и ты понимаешь, что у этого человека в очках а-ля "советский инженер", с которым ты сейчас разговариваешь о Грозном (он - о довоенном, ты - о после-), а Марина играет в нарды, у него, работающего на каком-нибудь заводе баксов за сто в месяц, живущего в общежитии и здесь же воспитывающего своих детей, может и нет почти ничего, кроме этих яблок. И это тот случай, когда "жесточайший эгоизм: не желать брать". И тебе как-то так.. как-то так.
Что касается "белорусского городка", туда я, как полная дура справедливо предполагая общение с родителями и желая скрыть свою барыжную сущность произвести нужное впечатление, приехала на автобусе и в платьишке. Образ был завершен, когда мои сапоги почти развалились, и по Речице я вышагивала в сапожках Марининой мамы, замшевых и на каблучке. Вышагивала, панически хватаясь за все более-менее устойчивое, да и не слишком устойчивое (в особенности морально) тоже, чего уж там. Еще веселее было все в том же облачении жечь в лесу костер и общаться с Марининой пневматикой. Ну а апофеозом моего врожденного, но трогательного идиотизма стала необходимость в этом же виде возвращаться домой стопом - не по собственному желанию, а по причине отсутствия билетов на какой бы то ни было вид транспорта.
В карманах осенней куртки киевские монетки и крышечки от "білой нічі". Один из лучших в мире городов. Плюс пятнадцать в начале декабря, куртка в руках и улицы, залитые солнцем. Киевляне, я вас нежно люблю и соскучилась.
По утрам хочется вставать и жить. Варю кофе, курю, опаздываю, напеваю и отплясываю с утюгом в руках, иду пешком мимо озера. Мальчик пускает кораблики.
Я бы сказала, что периодически впадаю с детство, но поскольку все чаще кажусь себе старой кошелкой (это как бы шутка), отпускающей ворчливые комментарии по поводу молодежи с гитарками у подъезда, стоит вести речь скорее о раннем впадении в маразм. Каталась вот на детских качельках, а че. Совместное страдание идиотизмом.
Люди нереально красивые какие-то, почти все. Вот эта продавщица на рынке с ее выбеленными волосами, речевыми ошибками, сапогами на шпильках и улыбкой, широкой и радостной аки украинская степь.
---------
Если вас еще не затошнило от идиллических описаний и вы по каким-то причинам дочитали до конца, расскажите, что ли, как дела. Ленту я, к слову, читаю, но все же.
Меня вдруг переклинило, и я решила описать последние несколько месяцев, но, ваше счастье, остановилась на одной десятой, сотой, или как там.
Что при общем количестве проблем почти неприлично.
Мальчик с девочкой запрыгивают между вагонами метро, едут так всю станцию и целуются.
Две старушки в автобусе сидят на одном сиденье, хотя свободных мест полно, и разговаривают о чем-то. Как будто им 15.
Когда поздним вечером тебе звонят из Страсбурга чеченские знакомые, спрашивают, как дела, рассказывают, что уже год живут в Париже, и все у них хорошо, и говорят: "Приезжайте. И знайте, что в Париже у Вас всегда есть друзья", - это такое непередаваемое счастье, знать, что ты нужна и тебя помнят. на отрезке в пару тысяч км на юго-запад и юго-восток.
Об умении принимать. В семейном общежитии на окраине белорусского городка человек, которому мы - по возрасту - "дочки", заходит в комнату, возвращается с двумя огромными яблоками, протягивает нам, - и ты понимаешь, что у этого человека в очках а-ля "советский инженер", с которым ты сейчас разговариваешь о Грозном (он - о довоенном, ты - о после-), а Марина играет в нарды, у него, работающего на каком-нибудь заводе баксов за сто в месяц, живущего в общежитии и здесь же воспитывающего своих детей, может и нет почти ничего, кроме этих яблок. И это тот случай, когда "жесточайший эгоизм: не желать брать". И тебе как-то так.. как-то так.
Что касается "белорусского городка", туда я, как полная дура справедливо предполагая общение с родителями и желая скрыть свою барыжную сущность произвести нужное впечатление, приехала на автобусе и в платьишке. Образ был завершен, когда мои сапоги почти развалились, и по Речице я вышагивала в сапожках Марининой мамы, замшевых и на каблучке. Вышагивала, панически хватаясь за все более-менее устойчивое, да и не слишком устойчивое (в особенности морально) тоже, чего уж там. Еще веселее было все в том же облачении жечь в лесу костер и общаться с Марининой пневматикой. Ну а апофеозом моего врожденного, но трогательного идиотизма стала необходимость в этом же виде возвращаться домой стопом - не по собственному желанию, а по причине отсутствия билетов на какой бы то ни было вид транспорта.
В карманах осенней куртки киевские монетки и крышечки от "білой нічі". Один из лучших в мире городов. Плюс пятнадцать в начале декабря, куртка в руках и улицы, залитые солнцем. Киевляне, я вас нежно люблю и соскучилась.
По утрам хочется вставать и жить. Варю кофе, курю, опаздываю, напеваю и отплясываю с утюгом в руках, иду пешком мимо озера. Мальчик пускает кораблики.
Я бы сказала, что периодически впадаю с детство, но поскольку все чаще кажусь себе старой кошелкой (это как бы шутка), отпускающей ворчливые комментарии по поводу молодежи с гитарками у подъезда, стоит вести речь скорее о раннем впадении в маразм. Каталась вот на детских качельках, а че. Совместное страдание идиотизмом.
Люди нереально красивые какие-то, почти все. Вот эта продавщица на рынке с ее выбеленными волосами, речевыми ошибками, сапогами на шпильках и улыбкой, широкой и радостной аки украинская степь.
---------
Если вас еще не затошнило от идиллических описаний и вы по каким-то причинам дочитали до конца, расскажите, что ли, как дела. Ленту я, к слову, читаю, но все же.
Меня вдруг переклинило, и я решила описать последние несколько месяцев, но, ваше счастье, остановилась на одной десятой, сотой, или как там.