Свои и чужие страдания
Ночью Сара жалуется:
- Абраша, мне плохо.
- Спи, Сарочка, кому щас хорошо?
Она вздыхает опять:
- Абраша, мне плохо...
- Спи, Сарочка, спи.
Наутро Сара скончалась. Абрам плачет:
- Что ж ты, Сарочка, не сказала, что тебе хуже всех?!
Очень жизненная проблема. В самом деле нам чаще всего совершенно не понятно насколько другой человек страдает и хватит ли ему сил выдержать, нужно ли ему помогать. А может он манипулирует? А может своей помощью мы его только избалуем? Иногда мы приписываем другому свои представления о страдании, преувеличивая то, что он испытывает (например нам кажется, что слепой такОй бЕдный, тАк страдает, хотя мы не можем представить что такое родиться слепым, может он в норме, по его критериям) и плачем над ним, а иногда мы думаем, "тоже мне проблема, у меня было такое, и я не просил помощи" и отворачиваемся.
Свое страдание тоже нелегко точно определить и измерять, чтобы просить о помощи только когда в самом деле иначе никак. Сомнение берет, и гордость, статус, оказываются дороже, чем шанс поправить свое тяжелое положение и мы не просим о помощи. А иногда мы разнеживаемся и просим о помощи тогда, когда и сами справиться можем, но преувеличиваем свои страдания, чтобы сманипулировать ближним. А иногда страдание бъет рекорды и тогда пересматриваются границы частей внутреннего мира, запускается травма и человек действует необычно. У кого-то слетает крышка, у кого-то вышибает дно, или что-то еще. Кто-то может в такой ситуации разнести комнату вдребезги, разломать комп, кого-то инфаркт хватит, а кто-то сойдет с ума, полностью или чуть-чуть.
А я всегда действовал по методу "закинем все ужасное в кладовку", посторонним ничего не видно, когда-нибудь разгребу. В итоге кладовка занимает 90% пространства внутреннего мира и отличается некоторой бездонностью. Все, что туда закинуто не используется, но постоянно отравляет мне жизнь, напоминая о себе то там то сям. С самого детства я не находил человека, к которому можно обратиться за помощью, не то чтобы в разгребании кладовки, это бывало, но в главный момент, в момент мучительного выкидывания какого-то ужаса в бездну. Но зато когда я сталкивался с целыми глыбами горя посреди комнаты, которые даже в двери кладовки не пролезли бы, я, бывало, молился Богу и это действовало поразительно, настолько явно, что с самого детства это входит в мою субъективную доказательную базу существования Бога. Мою веру пожалуй можно назвать верой Фомы неверующего после ощупывания ран, очень трудно мне теперь без очевидных подтверждений, таких естественных для детства.