Водитель трамвая
В самом раннем детстве я боялся трамваев потому что они страшно грохотали. Но я быстро привык к их грохоту и стал бояться их не больше, чем любых машин. Я знал, что все машины - это чужеродные существа, и потенциально опасные (могут задавить). Так вот, трамваи казались мне глупыми, из-за постоянно открытого рта и высунутого набок языка (штуки, для соединения вагонов) а еще трамваи были женского пола, (не все, только чешские), и не просто так, а из-за обтекаемых форм и теплой расцветки (красный с желтым). Вобщем трамваи были дурами.
Другое дело водители трамваев, они меня восхищали и удивляли. Восхищали тем, что они ездят целый день по тонким рельсам ни разу не съезжая. Я знал, как трудно делать что-то очень ровно, например круг от руки нарисовать или прямую, (о линейках я еще не знал, как и об особенностях колеса трамвая). Я преклонялся перед их точностью и сосредоточенностью, сравнимой разве что с мастерством канатоходца или снайпера. Вот, а удивляли они меня тем, что их никто не почитает, и сами они настолько скромны, что даже не носят форму с золотыми звездами, как акробаты в цирке или ордена, как военные.
Я мечтал научиться делать что-то точно и тонко, ходить по тонкому бордюру, рисовать линии без линейки, а круги без циркуля. Я хотел победить страх упасть, ошибиться. Человек, спокойно идущий над пропастью по тонкой дощечке был для меня символом совершенства. Но из всех вариантов точных действий я освоил только рисование, я очень хорошо срисовывал плоские изображения и реалистично рисовал с натуры, ровно рисовал линии, надписи, шрифты. У меня даже был специальный блокнот, в который я записывал имена и номера телефонов из маминой записной книжки. Целью была тренировка точности рисования букв и цифр, ну и конечно получение похвалы от взрослых, оказалось, что им это очень нравится.
Ну и конечно, я был бы не я, если б не выстраивал целую модель мироздания на базе важного для меня образа, то-есть этого героя над пропастью, над адской бездной, пылающей расплавленной лавой. Целью героя (а значит и моей целью, и целью каждого человека) была не сама цель, а победа над страхом. Не постоянное преодоление, а именно какое-то отключение страха. Я думал, что секрет мира в том, что все, что страшно, на самом деле иллюзорно, это просто фильм ужасов или сон. Я не помню, сам я это придумал, или под впечатлением фильма про Фредди Крюгера, победить которого можно было только перестав бояться, через уверенность в его нереальности. В том возрасте фильмы не учили меня чему-то, я смотрел и впитывал, и если какой-то урок подспудно извлекался, я мог думать, что это моя мысль. Я думал, что все дело в страхе потому, что когда идешь по тонкой лавочке, на высоте 30 см от земли не будешь шататься и пройдешь ровно, а если это делать на высоте 16-го этажа? Я ходил на крыши, но страх не позволял мне пройти по чему-то тонкому больше двух шагов и я решил, что нечего бороться со страхом постепенно, можно сорваться и второй попытки не будет, поэтому я захотел найти способ обманут страх. Мне было легче разгадать секрет мира, чем просто заставить себя пройти над бездной на один шаг больше. Я стал тренироваться на лавочке. Я хотел чтобы та же дрожь в коленях и головокружение появлялась когда я иду по лавочке или невысокому перилу, чтобы потом побороть ее, упасть в конце концов, не потеряв единственную попытку. Я шел ровно и думал, что не боюсь лишь потому, что верю, что поверхность земли реальна. Нужно было отучить себя от видимой реальности, представляя, что поверхность мне только кажется. Я убеждал себя в том, что я один в бесконечном космосе, иду по единственному твердому участку, а внизу раскаленное ядро земли. Я мечтал поверить в это, чтоб либо сорваться и ощутить ужасную смерть еще при жизни, либо пройти до конца и ощутить, что я сделал невозможное, отключил страх, и даже переключатель "реальность - иллюзия" зависит только от меня, как на телевизоре, взял плоскогубцы и переключил канал! На деле у меня ни разу не получилось сорваться или финишировать убедительно, все портила реальность, которая была слишком реальной. Отключение страха срабатывало только на фильмах ужасов и на страшных историях в лагере после отбоя. )
Тема иллюзорности твердой поверхности занимала меня долго. Я шел по улице и думал, "сколько места на плоскости мне нужно чтобы добраться до школы, или до магазина?". Можно считать, что хватает тротуаров, то-есть если даже все, кроме тротуара будет бездной, я все равно смогу выйти и купить хлеба. То-есть смело можно было думать, что в двух метрах от меня, за тротуаром бесконечная бездна, просто она кажется мне такой же надежной, как тротуар. Дальше я думал, что мне для ходьбы нужна дорожка не больше 20 сантиметров. Шаг влево, шаг вправо - пропасть. И я, конечно, дошел до того, что понял, что для всей моей жизни миру понадобится по одному островку размером в ступню на каждый шаг, и пара подставок под попу и все туловище для сидения и лежания. Тоесть весь мой мир вполне мог состоять из маленьких островков над бездной и иллюзии того, что бездна - это реальность и я могу шагнуть куда захочу. Сейчас я думаю, что островки могли появляться перед моей ногой при каждом моем свободном шаге, (почему бы и нет?) а тогда я думал, что эти островки заранее создаются каждый день, пока я сплю, и никуда кроме них я пойти не могу. Во-первых запрещено, на то она и тайна, чтобы прятаться и скрываться, а во-вторых, один шаг мимо "островка" и все, "Прощай, красное солнышко!", здравствуй слепой крот. ) Я старался ступить туда, куда нельзя, заглянуть под свою ступню, испугаться, зашататься и сорваться, но никогда нельзя было сказать, что мой следующий шаг не предусмотрен заранее. Доказательством моей свободы было бы только одновременное нахождение в двух местах, да и оно не было бы окончательным. Я чувствовал, что мое настоящее - это всего-лишь тень предыдущего момента, или тень всех заранее созданных моментов, а тень, как известно, невозможно поймать.
Вобщем я очень много времени посвятил поискам воображаемого переключателя, способного расколдовать пригодную для жизни реальность и поместить меня во все страхи одновременно: высоты, темноты, одиночества и даже первобытного страха огня. Мне хотелось считать все страшные вещи иллюзией, и я не нашел ничего лучше, чем считать иллюзией их отсутствие, то-есть безопасный мир. В итоге я вышел на осознанный солипсизм, или нечто вроде антропного принципа, где в качестве антропа - Я.