(no subject)
Год, видно, действительно високосный, в худшем смысле слова: очень тяжело начался, по всем фронтам, и только я сказала в понедельник утром Оле: «Знаешь, мне кажется, что все вот... хорошо», вот: у папы в Америке случился инсульт, он в реанимации, все очень плохо. Я очень, очень, думала вчера, что это на самом деле такой бредовый, затяжной сон, и сегодня я проснусь и смогу сказать: «Фуу, ну и сон приснился!», но пока, вроде, не просыпаюсь.
Мы сегодня получили визы, просто удивительно быстро, за пару часов, и поедем туда послезавтра, непонятно, на сколько. Это все мама, по сравнении с ней чувствую себя кашей, размазанной по столу: она занимается всем, начиная с виз и заканчивая папиным бизнесом.
В голове крутится несколько вещей: во-первых, то, что папа почти все время был в скайпе, а я ему не писала; и во-вторых, то, что на самом деле это ужасно, когда тебя жалеют. А это очень тяжело, меня не жалеть - поскольку меня все любят и я плачу, когда начинают что-нибудь такое говорить, или когда у меня слишком много свободного времени на подумать - сказывается хорошее воображение. Но это ужасно, когда на тебя смотрят так. Нет, плечо рядом - это очень важно, знать, что тебе могут отдать свой телефон, если у меня уже два разрядились («Наташ, ну кто мне будет звонить?!»), просто это так: тебя жалеют, но ведь ничего сделать не могут, и это и ты понимешь, и другие, и они думают, ну что бы такого сделать хорошего, а ничего не сделать, и от этого грустно. Не надо жалеть. Но мне нужны люди, сейчас мама с братом уехали, и снова начинается; надо себя срочно чем-то занять, а то совсем.
Пишу тут, потому что я просто не могу повторять все это разным людям, все эти слова - как из какого-то дурного голливудского фильма, так что всё. Завтра еще надо в универе всякие дела пододелывать, раздать телефоны и всех поцеловать.
Болит сердце.
Мы сегодня получили визы, просто удивительно быстро, за пару часов, и поедем туда послезавтра, непонятно, на сколько. Это все мама, по сравнении с ней чувствую себя кашей, размазанной по столу: она занимается всем, начиная с виз и заканчивая папиным бизнесом.
В голове крутится несколько вещей: во-первых, то, что папа почти все время был в скайпе, а я ему не писала; и во-вторых, то, что на самом деле это ужасно, когда тебя жалеют. А это очень тяжело, меня не жалеть - поскольку меня все любят и я плачу, когда начинают что-нибудь такое говорить, или когда у меня слишком много свободного времени на подумать - сказывается хорошее воображение. Но это ужасно, когда на тебя смотрят так. Нет, плечо рядом - это очень важно, знать, что тебе могут отдать свой телефон, если у меня уже два разрядились («Наташ, ну кто мне будет звонить?!»), просто это так: тебя жалеют, но ведь ничего сделать не могут, и это и ты понимешь, и другие, и они думают, ну что бы такого сделать хорошего, а ничего не сделать, и от этого грустно. Не надо жалеть. Но мне нужны люди, сейчас мама с братом уехали, и снова начинается; надо себя срочно чем-то занять, а то совсем.
Пишу тут, потому что я просто не могу повторять все это разным людям, все эти слова - как из какого-то дурного голливудского фильма, так что всё. Завтра еще надо в универе всякие дела пододелывать, раздать телефоны и всех поцеловать.
Болит сердце.