ом держали,
Вай-вай!
и бендеровские
активисты, но и работник мясокомбината, надевший под телогрейку ожерельем
кольцо краковской колбасы и попавшийся на проходной, был так же, как и я,
недоволен жизнью, не согласен с тем, что его семья должна голодать, а вовсе
никаким не вором.
А вот уж что совсем необъяснимо - система зачетов. В 47-48 годах некий
умник придумал где-то в Москве, а Берия, вернувшийся из очередного любовного
приключения в кабинет в благом расположении духа, подписал идею: хорошо
работающим зэкам начислять зачеты, не знаю схему, но кажется, один день
считать за два при определенном проценте выполнения плана.
И этот необъяснимый вихрь какой-то купеческой щедро-сти принес лично мне
целых 92 дня свободы, которую мне должны были подарить, вручая документы об
освобождении. И хотя, если честно, я не больно-то верил, что такой день
придет, что я до него доживу, но держал в уме весь свой бесконечный срок эти
92 дня досрочной свободы, "как трагик в провинции драму шекспирову". Я знал
новый день освобождения, как три пишем - два в уме, при том, что не доверял
никаким их постановлениям, переставлявшим ситуацию в стране, как декорацию в
районном Доме культуры.
Казалось бы, я в подробностях, поминутно, должен был запомнить день,
когда меня позовет рябой лейтенант из спецчасти, объявит мне царскую милость
и выдаст подтверждающие ее бумаги. Но я не запомнил, как это было. Просто
меня перевезли из тайги в столицу Усольлага город Соликамск, и уже через
день я оказался за вахтой, растерявшийся от счастья молодой человек, без
всяких перспектив впереди, с фанерным баульчиком, изделием лагерного
столяра, обшитым полосатым матрасным тиком для приличия - было все же во мне
всегда это наивное мещанское эстетство!
Как долго, как долго
Я ехал с войны,
И то почему-то
Не с той стороны.
Фанерный баульчик,
Селедка залом,
Всех тише в вагоне
Сижу за столом.
Казенный билет
До родительских мест,
Все как у солдат,
Но столица -
В объезд.
Орехово-Зуево,
Повременя,
Вздохнет и в Егорьевск
Отправит меня.
По литеру еду
В далекий Ростов,
С Урала, с повала -
Вот с этих фронтов.
Со справкой,
А все же
И с чувством вины,
Что очень уж долго
Я еду с войны.
Вот уж что впилось в меня навсегда, так эти пять се
активисты, но и работник мясокомбината, надевший под телогрейку ожерельем
кольцо краковской колбасы и попавшийся на проходной, был так же, как и я,
недоволен жизнью, не согласен с тем, что его семья должна голодать, а вовсе
никаким не вором.
А вот уж что совсем необъяснимо - система зачетов. В 47-48 годах некий
умник придумал где-то в Москве, а Берия, вернувшийся из очередного любовного
приключения в кабинет в благом расположении духа, подписал идею: хорошо
работающим зэкам начислять зачеты, не знаю схему, но кажется, один день
считать за два при определенном проценте выполнения плана.
И этот необъяснимый вихрь какой-то купеческой щедро-сти принес лично мне
целых 92 дня свободы, которую мне должны были подарить, вручая документы об
освобождении. И хотя, если честно, я не больно-то верил, что такой день
придет, что я до него доживу, но держал в уме весь свой бесконечный срок эти
92 дня досрочной свободы, "как трагик в провинции драму шекспирову". Я знал
новый день освобождения, как три пишем - два в уме, при том, что не доверял
никаким их постановлениям, переставлявшим ситуацию в стране, как декорацию в
районном Доме культуры.
Казалось бы, я в подробностях, поминутно, должен был запомнить день,
когда меня позовет рябой лейтенант из спецчасти, объявит мне царскую милость
и выдаст подтверждающие ее бумаги. Но я не запомнил, как это было. Просто
меня перевезли из тайги в столицу Усольлага город Соликамск, и уже через
день я оказался за вахтой, растерявшийся от счастья молодой человек, без
всяких перспектив впереди, с фанерным баульчиком, изделием лагерного
столяра, обшитым полосатым матрасным тиком для приличия - было все же во мне
всегда это наивное мещанское эстетство!
Как долго, как долго
Я ехал с войны,
И то почему-то
Не с той стороны.
Фанерный баульчик,
Селедка залом,
Всех тише в вагоне
Сижу за столом.
Казенный билет
До родительских мест,
Все как у солдат,
Но столица -
В объезд.
Орехово-Зуево,
Повременя,
Вздохнет и в Егорьевск
Отправит меня.
По литеру еду
В далекий Ростов,
С Урала, с повала -
Вот с этих фронтов.
Со справкой,
А все же
И с чувством вины,
Что очень уж долго
Я еду с войны.
Вот уж что впилось в меня навсегда, так эти пять се