Старые фотографии: дед
На этот раз я начну не с фотографии, а с кадров из фильма «Чапаев». Когда его демонстрировали по телевизору, то вся наша семья собиралась у экрана, поскольку в двух эпизодах показывали деда. Вот ночью движется конница белых. В первом ряду справа на белом коне мой дед. А вот второй эпизод: белый полковник смотрит на часы и дает отмашку, а уже по команде деда раздается выстрел:
Фильм я видела много раз, но разглядеть деда по-настоящему смогла только после того, как купила диск. Василий Филиппович служил в начале тридцатых в Красном Селе под Ленинградом. Его эскадрон обеспечивал Братьям Васильевым массовки в «Чапаеве». Режиссеры отблагодарили его путевкой на курорт, а самое главное, он остался навсегда в этом легендарном фильме.
Есть и еще один фильм, в создании которого дед принял участие. Это - «Дубровский». Там снимался его вороной конь. Вот как дед смотрелся на этом красавце:
У прадеда-хохла и прабабки-казачки было три сына: Василий, Илья и Никита. Моим родным дедом был младший - Никита. Он стал шофером. Помню, как бабушка как-то мне бросила:
- Ты не понимаешь - шоферы в двадцатые годы были как космонавты!
Среднего, Илью, отдали учиться к евреям, и он стал ювелиром и одним из самых известных в Ташкенте часовщиков.
А старший, Василий, отправился служить в кавалерию. Он начал воевать в первую мировую войну. Заработал три георгиевских креста. Сохранилась его фотография с другом, где на груди уже два креста:
В 1917 году дед приехал к родителям в Ташкент. Прадед тогда работал в железнодорожных мастерских, и во время революционных событий Василий Филиппович выполнял ответственное задание рабочих - охранял привокзальный ресторан.
Потом была Гражданская война, бои с басмачами. В его альбоме я обнаружила устрашающую фотографию той поры. Это - Красная армия. Как же изменились лица после революции! Дед лежит на первом плане. Узнать его можно с большим трудом:
Первый Орден Боевого Красного Знамени Василий Филиппович получил еще в Гражданскую. На фотографии конца тридцатых годов на груди капитана виден второй орден - Знак Почета. Летом 1941 года он участвовал в Иранском походе, вернулся в Среднюю Азию. Его бригада комплектовалась во Фрунзе. Дед оборонял Москву. Потом - наступление, ранение, Академия, после которой он получил дивизию, наступление в Белоруссии и вновь тяжелое ранение. Войну дед закончил в звании полковника. По загадочному для меня «приказу 100», получил полгектара земли на окраине Ташкента и право ношения формы.
После войны дед превратился в «помещика», сейчас бы его назвали фермером. Хозяйство было огромным: http://cicerone2007.livejournal.com/40107.html
Дед работал с утра до вечера. Вероятно, интенсивный физический труд помог ему, несмотря на многочисленные ранения, прожить до 86 лет. Помню его командирский голос, разносившийся на всю округу, когда он звал бабушку:
- Нюра-а-а!
Окучивая грядки, он любил петь украинские песни. Издалека слышались загадочные слова:
- Роспрягайте, хлопци, кони,
Тай лягайте спочивать…
Коней, к сожалению, уже не было. Эволюция же транспортных средств деда выглядела так: «Москвич», ишак с арбой, мопед. На мопеде он попал в аварию. По его рассказам ситуация была безвыходной. Ему оставалось только прыгнуть в кузов впереди идущего грузовика. Помню, как мы слушали его рассказ в палате госпиталя, едва сдерживая смех. Он сломал ногу и руку, получил сотрясение мозга. Деду было за семьдесят.
- Я же с коня на всем скаку прыгал! Что ж, я с этого драндулета прыгнуть не могу!
Он прыгнул, зацепился за кузов, но руки не выдержали…
После мопеда деду по специальному заказу изготовили трехколесный велосипед. Правда, за ворота он выезжал на этом «чуде» раза три, не больше.
Когда я училась на втором курсе в МГУ, он прислал мне перевод с целевым назначением. Оно звучало так: «Сходи на бега». Тогда я в первый раз, взяв подружек, отправилась на ипподром. Ставки сделать, правда, не решилась. Но бега мне очень понравились!
Своих детей, во всяком случае, в законном браке, у Василия Филипповича не было. А меня не с кем было оставлять. Родители работали, родные дедушка с бабушкой еще не вышли на пенсию. И меня стали «подбрасывать» деду. Лет через двадцать он, улыбаясь, говорил:
- Я твои пеленки на пузе сушил!
Дед оказался однолюбом. К другим внукам, которые появились позже, он был совершенно равнодушен. А меня он просто обожал. С моими родными отношения у него были непростые. Они могли не разговаривать годами. Подноготная конфликта мне до сих пор не известна. При мне они друг друга никогда не обсуждали. А я жила на два дома, и с детства усваивала правила дипломатии.
В три с половиной года я сломала ногу в бедре. Транспорт у нас в районе не ходил. Родители несли меня на руках в больницу. Когда мне наложили гипс, в дверях появился дед, в форме, с орденами.
- Дедушка, ты такой храбрый и сильный! А здесь твою внучку мучают!
Деда стали сотрясать рыдания. Врач растерялась, не понимая, кому сейчас помогать…
Второй раз рыдающего деда я видела, когда умер его брат Илья.
Ташкентским летом дед появлялся не только дома, но и на улице в черных сатиновых трусах, сапогах, фуражке, с трубкой в зубах и кетменем на плече. Фигура у него была прекрасная. Но такой «прикид» чрезвычайно шокировал местное узбекское население. Любимый семейный анекдот рождался у меня на глазах. Было жарко, мама стирала, срочно понадобилась вода, водопровода тогда еще не было. Воду носили ведрами из соседского колодца. Папа выбежал за водой в трусах. Навстречу шла соседка-узбечка Рая-опа. И тут на всю улицу раздалось:
- Жорка! Какой ты бесстыжий стал!!! Мамка - есть, папка - есть, сам - индженер, жена - индженер, а ты, как полковник, - в трусах ходишь!!!
Сохранилась фотография, где деды во всей красе. Никита Филиппович с пышной шевелюрой, а Василий Филиппович брился наголо. Кроме фуражки он носил дома тюбетейку. А зимой надевал узбекский стеганый халат.
Соседей он старался образовывать. Дед долгое время был единственным владельцем телевизора во всей махалле. Помню, как к нему стайками приходили соседские ребятишки и взрослые посмотреть на это чудо с крохотным экраном.
Последние годы жизни деда проходили под знаком ветеранских встреч и поездок. В его комнате, где раньше о войне напоминали лишь шашка и ружье на ковре над кроватью, появилось множество книг с воспоминаниями военачальников. Начали приходить письма от сослуживцев. Время от времени кто-то приезжал в гости. Дед как-то дал мне прочитать копию коллективного письма, которое направили Брежневу его однополчане, с рассказом о его боевых заслугах и просьбой присвоить ему звание героя…
Он даже взялся за мемуары. Но поскольку всю жизнь он старался жить «как надо», поскольку считал, что о многом можно рассказывать только самым близким людям, то это жизнеописание превратилось в скучный перечень событий. А самая приятная ветеранская поездка, которая произошла уже незадолго до смерти, была в кавалерийский полк, который обеспечивал массовки для Мосфильма. У меня до сих пор сохранился подарок, который он привез из Подмосковья: никелированная подкова.
Когда я вернулась в Ташкент, я стала жить вместе с дедом. Дом и сад он оставил мне. Потом я долго жила в этом доме уже без него. До сих пор помню запах трубочного табака. Стоит зажмурить глаза, и его комната с печкой, железной кроватью, венскими стульями, белеными стенами и круглой картинкой на стене, где к дому зимней ночью возвращается охотник, встает перед глазами.
Click to viewФильм я видела много раз, но разглядеть деда по-настоящему смогла только после того, как купила диск. Василий Филиппович служил в начале тридцатых в Красном Селе под Ленинградом. Его эскадрон обеспечивал Братьям Васильевым массовки в «Чапаеве». Режиссеры отблагодарили его путевкой на курорт, а самое главное, он остался навсегда в этом легендарном фильме.
Есть и еще один фильм, в создании которого дед принял участие. Это - «Дубровский». Там снимался его вороной конь. Вот как дед смотрелся на этом красавце:
У прадеда-хохла и прабабки-казачки было три сына: Василий, Илья и Никита. Моим родным дедом был младший - Никита. Он стал шофером. Помню, как бабушка как-то мне бросила:
- Ты не понимаешь - шоферы в двадцатые годы были как космонавты!
Среднего, Илью, отдали учиться к евреям, и он стал ювелиром и одним из самых известных в Ташкенте часовщиков.
А старший, Василий, отправился служить в кавалерию. Он начал воевать в первую мировую войну. Заработал три георгиевских креста. Сохранилась его фотография с другом, где на груди уже два креста:
В 1917 году дед приехал к родителям в Ташкент. Прадед тогда работал в железнодорожных мастерских, и во время революционных событий Василий Филиппович выполнял ответственное задание рабочих - охранял привокзальный ресторан.
Потом была Гражданская война, бои с басмачами. В его альбоме я обнаружила устрашающую фотографию той поры. Это - Красная армия. Как же изменились лица после революции! Дед лежит на первом плане. Узнать его можно с большим трудом:
Первый Орден Боевого Красного Знамени Василий Филиппович получил еще в Гражданскую. На фотографии конца тридцатых годов на груди капитана виден второй орден - Знак Почета. Летом 1941 года он участвовал в Иранском походе, вернулся в Среднюю Азию. Его бригада комплектовалась во Фрунзе. Дед оборонял Москву. Потом - наступление, ранение, Академия, после которой он получил дивизию, наступление в Белоруссии и вновь тяжелое ранение. Войну дед закончил в звании полковника. По загадочному для меня «приказу 100», получил полгектара земли на окраине Ташкента и право ношения формы.
После войны дед превратился в «помещика», сейчас бы его назвали фермером. Хозяйство было огромным: http://cicerone2007.livejournal.com/40107.html
Дед работал с утра до вечера. Вероятно, интенсивный физический труд помог ему, несмотря на многочисленные ранения, прожить до 86 лет. Помню его командирский голос, разносившийся на всю округу, когда он звал бабушку:
- Нюра-а-а!
Окучивая грядки, он любил петь украинские песни. Издалека слышались загадочные слова:
- Роспрягайте, хлопци, кони,
Тай лягайте спочивать…
Коней, к сожалению, уже не было. Эволюция же транспортных средств деда выглядела так: «Москвич», ишак с арбой, мопед. На мопеде он попал в аварию. По его рассказам ситуация была безвыходной. Ему оставалось только прыгнуть в кузов впереди идущего грузовика. Помню, как мы слушали его рассказ в палате госпиталя, едва сдерживая смех. Он сломал ногу и руку, получил сотрясение мозга. Деду было за семьдесят.
- Я же с коня на всем скаку прыгал! Что ж, я с этого драндулета прыгнуть не могу!
Он прыгнул, зацепился за кузов, но руки не выдержали…
После мопеда деду по специальному заказу изготовили трехколесный велосипед. Правда, за ворота он выезжал на этом «чуде» раза три, не больше.
Когда я училась на втором курсе в МГУ, он прислал мне перевод с целевым назначением. Оно звучало так: «Сходи на бега». Тогда я в первый раз, взяв подружек, отправилась на ипподром. Ставки сделать, правда, не решилась. Но бега мне очень понравились!
Своих детей, во всяком случае, в законном браке, у Василия Филипповича не было. А меня не с кем было оставлять. Родители работали, родные дедушка с бабушкой еще не вышли на пенсию. И меня стали «подбрасывать» деду. Лет через двадцать он, улыбаясь, говорил:
- Я твои пеленки на пузе сушил!
Дед оказался однолюбом. К другим внукам, которые появились позже, он был совершенно равнодушен. А меня он просто обожал. С моими родными отношения у него были непростые. Они могли не разговаривать годами. Подноготная конфликта мне до сих пор не известна. При мне они друг друга никогда не обсуждали. А я жила на два дома, и с детства усваивала правила дипломатии.
В три с половиной года я сломала ногу в бедре. Транспорт у нас в районе не ходил. Родители несли меня на руках в больницу. Когда мне наложили гипс, в дверях появился дед, в форме, с орденами.
- Дедушка, ты такой храбрый и сильный! А здесь твою внучку мучают!
Деда стали сотрясать рыдания. Врач растерялась, не понимая, кому сейчас помогать…
Второй раз рыдающего деда я видела, когда умер его брат Илья.
Ташкентским летом дед появлялся не только дома, но и на улице в черных сатиновых трусах, сапогах, фуражке, с трубкой в зубах и кетменем на плече. Фигура у него была прекрасная. Но такой «прикид» чрезвычайно шокировал местное узбекское население. Любимый семейный анекдот рождался у меня на глазах. Было жарко, мама стирала, срочно понадобилась вода, водопровода тогда еще не было. Воду носили ведрами из соседского колодца. Папа выбежал за водой в трусах. Навстречу шла соседка-узбечка Рая-опа. И тут на всю улицу раздалось:
- Жорка! Какой ты бесстыжий стал!!! Мамка - есть, папка - есть, сам - индженер, жена - индженер, а ты, как полковник, - в трусах ходишь!!!
Сохранилась фотография, где деды во всей красе. Никита Филиппович с пышной шевелюрой, а Василий Филиппович брился наголо. Кроме фуражки он носил дома тюбетейку. А зимой надевал узбекский стеганый халат.
Соседей он старался образовывать. Дед долгое время был единственным владельцем телевизора во всей махалле. Помню, как к нему стайками приходили соседские ребятишки и взрослые посмотреть на это чудо с крохотным экраном.
Последние годы жизни деда проходили под знаком ветеранских встреч и поездок. В его комнате, где раньше о войне напоминали лишь шашка и ружье на ковре над кроватью, появилось множество книг с воспоминаниями военачальников. Начали приходить письма от сослуживцев. Время от времени кто-то приезжал в гости. Дед как-то дал мне прочитать копию коллективного письма, которое направили Брежневу его однополчане, с рассказом о его боевых заслугах и просьбой присвоить ему звание героя…
Он даже взялся за мемуары. Но поскольку всю жизнь он старался жить «как надо», поскольку считал, что о многом можно рассказывать только самым близким людям, то это жизнеописание превратилось в скучный перечень событий. А самая приятная ветеранская поездка, которая произошла уже незадолго до смерти, была в кавалерийский полк, который обеспечивал массовки для Мосфильма. У меня до сих пор сохранился подарок, который он привез из Подмосковья: никелированная подкова.
Когда я вернулась в Ташкент, я стала жить вместе с дедом. Дом и сад он оставил мне. Потом я долго жила в этом доме уже без него. До сих пор помню запах трубочного табака. Стоит зажмурить глаза, и его комната с печкой, железной кроватью, венскими стульями, белеными стенами и круглой картинкой на стене, где к дому зимней ночью возвращается охотник, встает перед глазами.