Сегодня Дмитрию Владимировичу Сарабьянову исполнилось бы 100 лет
Мне посчастливилось быть его аспиранткой. А диссертацию я защищала в эпоху перемен.
Весной 1985 года я защищала кандидатскую диссертацию. Когда надо было рассылать автореферат, умер К.У.Черненко и к власти пришел М.С.Горбачев. А перед самой защитой состоялся апрельский пленум ЦК КПСС и началась подготовка к развертыванию антиалкогольной кампании. Указы, постановления, закрытие винных магазинов и вырубка виноградников были ещё впереди, но тревога уже витала в воздухе.
Приехав в Москву, я отправилась на кафедру выяснять, что необходимо для организации обмывания защиты. Москвичи могли устроить традиционный банкет дома, а иногородние обычно проводили его на кафедре. Консультируюсь у Феди Заничева, который тогда был еще лаборантом.
- Не волнуйся, готовь еду и бутылки, а необходимое количество посуды на кафедре есть. На всякий случай поговори с шефом. Он же тебе не откажет!
Иду за разрешением к Сарабьянову.
- Наташа, вы знаете: я на пенсию готов хоть завтра уйти, но думаю, что Гращенков ещё не созрел. Обойдемся без банкета!
Как без банкета? Все мои друзья его ждут. Выручила Лена Щеболева, предложив собраться в ее просторной квартире в Коломенском. Но бутербродами в этой ситуации уже не обойдёшься. На мое счастье, в гастрономе на Никитской продавали здоровенных венгерских индюшек, а среди моих подруг нашлась Галя Король, археолог, которая на защиту не рвалась. Поэтому утром в день защиты я нарезала все для салатов, начинила индюшку черносливом и яблоками, и оставила Галине подробную инструкцию о том, как часто надо птицу поливать и переворачивать. Забегая вперед, скажу, что Король справилась с заданием безукоризненно: индюшка пропеклась на славу.
Перед защитой меня волновали две вещи. Во-первых, примерно годом раньше по близкой теме защищалась Е.Н.Петрова, которая тогда была научным сотрудником Русского музея. У нее было гораздо больше возможностей работать с основным массивом русского рисунка начала XIX века, поскольку вещи хранились там. Мне казалось, что сравнение наших диссертаций будет не в мою пользу. Я делилась этими размышлениями с шефом.
- Не волнуйтесь - подберем правильных оппонентов!
Ближе к защите выяснилось, что подобрали самых «правильных»: одна из них была руководителем дипломной работы Петровой, а другая - оппонентом на защите Евгении Николаевны.
Вторая опасность исходила от Гращенкова. Р.В.Савко, правая рука заведующего западной кафедрой, была моим рецензентом на предзащите. И после официальной части по-дружески предостерегла меня:
- Боюсь, что если ваша работа попадется на глаза Виктору Николаевичу, то он камня на камне от неё не оставит.
Надежда была на то, что вести защиту будет Сарабьянов, а Гращенков с работой не знакомился.
День защиты начался для меня с утреннего звонка Дмитрия Владимировича:
- Наташа, простите меня - я не смогу быть на вашей защите. Сегодня на это же время назначили заседание ВАК, где будет решаться судьба докторских диссертаций Поспелова и Островского. Я должен там быть.
Я вся похолодела. Спасли только хлопоты по подготовке к банкету.
На защиту пришло много людей: 551 аудитория была полна. Гращенков сел за стол председательствующего, первые ряды заняли члены совета и преподаватели, а за ними - мои друзья, однокурсники и просто любопытствующие. Я села около кафедры, в первом ряду. Защита началась. Перед выступлением оппонентов в аудиторию вошёл опоздавший Р.С.Кауфман, под руководством которого я когда-то писала дипломную работу. Он направился прямо ко мне.
- Наташа, уступите мне, пожалуйста, место. Я плохо слышу.
Встаю. Уступаю. Оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять куда мне сесть. Свободные места есть только в самом конце длинной аудитории. Гращенков машет мне рукой. Подхожу.
- Садитесь рядом со мной. Вам будет удобно выходить к кафедре.
Через несколько минут стало ясно, что поступила я очень опрометчиво: Гращенкову, уставшему от заседаний, не с кем было поговорить. Сначала он интересовался новыми для него лицами в зале, потом начал расспрашивать про моих оппонентов, после этого открыл работу и начал задавать вопросы по списку литературы и примечаниям. Все это происходило во время выступления оппонентов. Одним ухом я слышала вопросы Гращенкова, другим пыталась уловить критические замечания в свой адрес. Мне было крайне некомфортно разговаривать во время выступления уважаемых дам, да ещё моих оппонентов! А Гращенков все больше увлекался:
- Наташа, а знаете вот у Рафаэля...
Это меня уже доконало: я схватила его за руку:
- Виктор Николаевич, помолчите, пожалуйста!
Он замолчал, но ненадолго...
Говорят, что со стороны это выглядело забавно. Подруга живописала это так:
- Сидите вы в обрамлении букетов, сначала любезничаете, потом начались объятья...
Но мне было тогда не до смеха. Говорят, что после борьбы с Гращенковым, я очень бодро отвечала на замечания оппонентов, и это была самая интересная часть защиты. Виктор Николаевич в своем выступлении наговорил мне много хороших слов. Все проголосовали единогласно: «чёрных шаров» не было. Мы с друзьями и частью преподавателей отправились в гостеприимный дом Лены Щеболевой.
Когда все уже сели за стол, раздался звонок в дверь: приехал Дмитрий Владимирович. Сначала выпили за меня, потом я предложила тост за любимого руководителя. Кто-то предложил выпить за моих родителей. После того, как осушили рюмки, Сарабьянов спрашивает:
- Наташа, а сколько лет вашему папе? Я его запомнил, когда он приезжал на защиту вашего диплома.
Папа и вправду приезжал. Как мне потом рассказывал кто-то из преподавателей, на кафедре решили, что это мой поклонник.
- Пятьдесят три, Дмитрий Владимирович.
- О-о-о-ой! У нас раньше правило было: не старше папы. Наташа, я хоть дедушки то не старше?
Я успокоила его, что дедушки он не старше.
Слово взял Сарабьянов:
- Знаете, у меня сегодня был очень тяжелый день. Я был в ВАКе, где зарубили две докторские диссертации: Поспелова, про Бубновый валет, и Островского, про городскую культуру начала ХХ века. Я пытался их отстоять, но ничего не вышло - все остальные проголосовали против. Но несмотря на эту гадость, настроение у меня хорошее. Утром я прочел материалы пленума ЦК КПСС. В нашей стране скоро произойдут перемены. Предлагаю за это выпить.
Сначала воцарило молчание, потом его начали переспрашивать:
- Перемены??? В нашей стране???
Потом разгорелся спор. И мои однокурсники, которые в это время уже заняли солидные посты, и Владимир Всеволодович Забродин начали яростно спорить с шефом. Он отвечал:
- Вы не понимаете! В материалах пленума есть слова, которые никогда не использовались в официальных документах. Например: достоинство человека.
Потом Дмитрий Владимирович рассказывал о том, как ему доставалось в свое время за Петрова-Водкина и Фалька, как проходили обсуждения в Союзе художников, как ему приходилось бороться, как он привык читать между строк...
Это было очень интересно. Жаль, что воспроизвести сейчас весь разговор, я уже не смогу. Спор продолжался. Время от времени Сарабьянов поглаживал мою руку и извинялся, что мы так далеко ушли от радости по поводу защиты диссертации...
Расходились в начале четвертого. Поймали такси. Сарабьянов, сев рядом с водителем, провозгласил:
- Я - профессор. Всех развожу по домам и плачу!
Через день, когда я общалась с Павлом Хорошиловым, который когда-то был нашим старостой, он недоумевал:
- Никогда не думал, что Сарабьянов такой наивный!
Прошло несколько лет. При встрече Павел мне говорит:
- А я вспоминаю ночной спор. Ведь Сарабьянов оказался прав!
Скоро тому ночному разговору будет 43 года. И так хочется, чтобы Сарабьянов и сегодня был прав: ведь перемены нашей стране по-прежнему необходимы, и человеческое достоинство не утратило своей ценности.