Развивая Борхеса
При обсуждении предыдущего поста в ФБ Ирина Крендель Герасимчук весьма уместна вспомнила классику: "Историй всего четыре. Одна, самая старая - об укрепленном городе, который штурмуют и обороняют герои..."
Как почти всё, что написано Борхесом, написанное до такой степени красиво и самодостаточно, что, в сущности, не нуждается в том, чтобы быть ещё и истиной. Лезть сюда с анализом, наверное, моветон, но я поанализирую.
В отличие от всевозможного структурализма (представители которого часто поминают сабжевый текст) Борхес работает не с композицией, а - если так можно выразиться - с экзистенцией сюжета. Для него эти четыре истории - не логические комбинации, а фундаментальные, эмоционально заряженные ситуации, воплощающие сущность человеческого удела. Каждая из историй Борхеса содержит в себе индивидуальный музыкальный мотив, который обособляет одну истории от другой, и который как раз и берёт за душу, заставляет читателя эмоционально погрузиться в ситуацию, ощутить общность своей судьбы с судьбой героев. При этом очень заметно, что Борхес вылавливает из мировой культуры свои собственные сюжеты, в частности, сосредоточенные на тематике сугубо мужской, даже более того, тематике одинокой мужественности. Женщина задвинута на второй план - закономерно, что что в перечисленных сюжетах не нашлось слов ни для Елены, ни для Пенелопы, а рулит всяческая мужская героика. Архетипических сюжетных схем, конечно, больше четырёх. Чёткой границы между ними, по-моему, нет - они легко объединяются в более сложные сюжетные последовательности (так называемые Великие сюжеты являются устойчивыми конфигурациями, состоящими из нескольких элементарных сюжетов, каждый из которых вполне может существовать по отдельности), но борхесовский критерий, по-моему, самый правильный - основанием для выделения архетипической истории является специфическая и индивидуальная мелодия, которую она в себе содержит и которой она и завлекает читателя, как гамильтоновский крысолов.
Попробую со своей стороны набросать ещё несколько Историй, помимо перечисленных Борхесом.
Пятая история в чём-то соприкасается с Историей об Осаждённом Городе и, возможно, является её вариантом. Это история о Защитнике (защитниках) - от Прометея, первого заступника за людей, до "Семи самураев", "Великолепной семёрки" (вот здесь связь с историей об Осаждённом городе очень заметна), "Непрощённого", практически всего современного боевика, мультфильма "Подарок для самого слабого" и большей части наследия Марии Семёновой. Легко контаминируется с историей о Самоубийстве Бога - как в случае с Христом ("На встречу со страшной смертью своей, на встречу со смертью моей и твоей, не плачь, мой мальчик, она не уйдёт, она никуда от него не уйдёт, никуда не спрятаться ей") или с тем же Прометеем. Типологически с этой историей связана история о Мстителе - он исландских саг до историй о всевозможных народных мстителях и заступниках (вестерн и боевик - сюда же).
Шестая история - это история об Обретении Знания. От бесед Одина с Вёльвой и кумулятивных сказок в стиле "Курочки и кочетка" или "Козлёнка, который умел считать" до современной околомистической литературы - как серьёзной, так и пародийной ("Паломничество в страну Востока", "Чапаев и пустота"). Частная разновидность этой истории - история о Разгадывании Загадки - от истории Эдипа до современного детектива. Поскольку обретение Истинного Знания это всегда обретение Знания о Себе (опять Эдип), сюда бы я отнёс и все сюжеты, связанные с прохождением инициации, самопознания и обретения Себя или обретения Своих ("Мцыри", "Приглашение на казнь"). Часто совмещается с мотивом восстановления утраченной Памяти ("Порождения света, порождения тьмы", "Вспомнить всё") "Сто лет одиночества", пожалуй, ложится в этот же сюжет - это история рода, который должен познать самого себя и тем самым окончательно и бесповоротно замкнуться в своём одиночестве.
Седьмая история - история о Хитрости (история об Обмане). В наиболее ранних вариантах читатель идентифицирует себя с обманщиком. Эта нить идёт первых мифологических трикстеров и хитрецов и тянется до Остапа Бендера (при том, что "Золотой телёнок" и "12 стульев" это, безусловно, ещё и история о Поиске), в кинематографе представлена фильмами "Афера", "Блеф" и не только ими, конечно. В какой-то момент от этой истории отпочковывается история, в которой основные роли обманщика и обманутого меняются местами и читателю предлагается идентифицировать себя не с обманщиком, а с обманутым (откуда начинать отсчёт не скажу, из современных воплощений этой схемы сошлюсь на большую часть детективной продукции тандема Буало-Нарсежак, а также на набоковскую "Камеру Обскура", на фильмы "Головокружение" и "Лучшее предложение" - в двух последних случаях эта история одновременно является историей об обретении Себя - частный случай истории об обретении Знания). Из этой истории равивается история о Предательстве - от Иуды до Бедной Лизы и Станционного смотрителя.
Восьмая история. История о Вызове Порядку Вещей (история о Бунте). Многочисленные древнегреческие хибрисы и богоборцы, мильтоновский Люцифер, Михаэль Кольхаас, массовый герой "Броненосца Потёмкина" вместе со всеми прочими бунтарями и революционерами. В сочетании с любовной темой история о Бунте даёт сюжеты о Запретной страсти (включая сюда сюжеты о Запретном влечении - см. "Лолита") и о Неверной Жене. Развитием этой Истории являются мотивы Возмездия и тогда вся история превращается в историю о Преступлении и Наказании (не путать с историей о Мстителе - в отличие от этой последней в истории о Преступлении и Наказании читателю предлагается испытать катарсис, идентифицировав себя с преступником). Когда эта схема совмещается с Историей о Неверной Жене, получается "Анна Каренина".
Девятая история. История об Особенном человеке, который жил среди обыновенных людей - христианские жития, "Опаль" Маркеса, "Степной волк" Гессе, "Рассеянный с улицы Бассейной", "Человек Дождя", - из личного добавлю рассказ томского писателя В.М. Костина "Рожок и платочек". С другой стороны, и в другом эмоциональном тоне - это истории о Чужаке: "Страшная месть" Гоголя, "Человек-невидимка", "Жук в муравейнике", многообразная шпиономания (история о чужаке, прикидывающемся своим, - включая сюда фильм "Нечто" Карпентера). Две эти разновидности истории об Особенном человеке не так уж далеки друг от друга. В истории об Особенном, Странном почти всегда брезжит древний страх перед Чужаком, Гостем, Странником.
Десятая история. От истории об Особенном человеке следует отличать Историю о Человеке, сохранившем Верность. Иногда она совмещается с историей об особенном человеке, но в целом у неё есть свой самостоятельный мотив. В отличие от истории об Особенном человеке, история о человеке, сохранившем Верность, это не история отклонения от средней нормы, а скорее испытание социальной нормы в экстремальных условиях. Первоначально речь идёт о верности Роду, Чести, Долгу, Любви, Дружбе впоследствии это всё развивается в историю о верности самому себе и собственным жизненным принципам. Часто связана с Историей Искушения и легко контаминируется с историей Обретения Знания о Себе. От "Саги о Гисли, сыне Кислого" до "Постороннего" и фильма "Географ глобус пропил".
История одиннадцатая - история о Человеке, который оказался не на своём месте (играет не свою роль). Тут и вся комедия положений и многочисленные вариации на темы "Принца и нищего" до повести Марк Твена включительно. Здесь же - Гамлет, принц Датский (история о человеке, вынужденном играть не свою роль, прикидывается историей о Мстителе, которой история о Принце Датском, конечно же, не является). Здесь же - разнообразные сюжеты о самозванцах, а с другой стороны - истории о "лишних людях" (часто совмещающихся с мотивом самозванца, "ложного героя" - как, например, в линии Ставрогина в "Бесах"). В кинематографе "Свой среди чужих, чужой среди своих" и "Семнадцать мгновений весны". История легко совмещается с историей об Обретении Себя и Своих и связанным с ней мотивом обретения Памяти.
И, наконец, двенадцатая история. История Встречи и Расставания: "Кавказский пленник", "Евгений Онегин" (и абсолютно все романы Тургенева и большая часть его повестей), "Челкаш", "Маленький принц", фильмы Вима Вендерса ("Алиса в городах", "Париж-Техас", "Мой американский друг"), "Улисс" Джойса (который вовсе не о путешествии Одиссея, он о встрече и расставании Леопольда Блума и Стивена Дедала). Совмещаясь с Историей об обретении Знания эта история становится историей о Встрече с Учителем. В некоторых случаях, в этой Истории проступает история о Чужаке. Соединяясь с мистическими мотивами этот сюжет порождает многочисленные историй о Соприкосновении с Неведомым - практически вся фантастическая проза немецкого романтизма, пушкинская "Пиковая дама" и значительная часть современной научной фантастики.
Двенадцать - архетипическое число, поэтому здесь я останавливаюсь. Но если кто-то захочет продолжить - буду признателен.
Как почти всё, что написано Борхесом, написанное до такой степени красиво и самодостаточно, что, в сущности, не нуждается в том, чтобы быть ещё и истиной. Лезть сюда с анализом, наверное, моветон, но я поанализирую.
В отличие от всевозможного структурализма (представители которого часто поминают сабжевый текст) Борхес работает не с композицией, а - если так можно выразиться - с экзистенцией сюжета. Для него эти четыре истории - не логические комбинации, а фундаментальные, эмоционально заряженные ситуации, воплощающие сущность человеческого удела. Каждая из историй Борхеса содержит в себе индивидуальный музыкальный мотив, который обособляет одну истории от другой, и который как раз и берёт за душу, заставляет читателя эмоционально погрузиться в ситуацию, ощутить общность своей судьбы с судьбой героев. При этом очень заметно, что Борхес вылавливает из мировой культуры свои собственные сюжеты, в частности, сосредоточенные на тематике сугубо мужской, даже более того, тематике одинокой мужественности. Женщина задвинута на второй план - закономерно, что что в перечисленных сюжетах не нашлось слов ни для Елены, ни для Пенелопы, а рулит всяческая мужская героика. Архетипических сюжетных схем, конечно, больше четырёх. Чёткой границы между ними, по-моему, нет - они легко объединяются в более сложные сюжетные последовательности (так называемые Великие сюжеты являются устойчивыми конфигурациями, состоящими из нескольких элементарных сюжетов, каждый из которых вполне может существовать по отдельности), но борхесовский критерий, по-моему, самый правильный - основанием для выделения архетипической истории является специфическая и индивидуальная мелодия, которую она в себе содержит и которой она и завлекает читателя, как гамильтоновский крысолов.
Попробую со своей стороны набросать ещё несколько Историй, помимо перечисленных Борхесом.
Пятая история в чём-то соприкасается с Историей об Осаждённом Городе и, возможно, является её вариантом. Это история о Защитнике (защитниках) - от Прометея, первого заступника за людей, до "Семи самураев", "Великолепной семёрки" (вот здесь связь с историей об Осаждённом городе очень заметна), "Непрощённого", практически всего современного боевика, мультфильма "Подарок для самого слабого" и большей части наследия Марии Семёновой. Легко контаминируется с историей о Самоубийстве Бога - как в случае с Христом ("На встречу со страшной смертью своей, на встречу со смертью моей и твоей, не плачь, мой мальчик, она не уйдёт, она никуда от него не уйдёт, никуда не спрятаться ей") или с тем же Прометеем. Типологически с этой историей связана история о Мстителе - он исландских саг до историй о всевозможных народных мстителях и заступниках (вестерн и боевик - сюда же).
Шестая история - это история об Обретении Знания. От бесед Одина с Вёльвой и кумулятивных сказок в стиле "Курочки и кочетка" или "Козлёнка, который умел считать" до современной околомистической литературы - как серьёзной, так и пародийной ("Паломничество в страну Востока", "Чапаев и пустота"). Частная разновидность этой истории - история о Разгадывании Загадки - от истории Эдипа до современного детектива. Поскольку обретение Истинного Знания это всегда обретение Знания о Себе (опять Эдип), сюда бы я отнёс и все сюжеты, связанные с прохождением инициации, самопознания и обретения Себя или обретения Своих ("Мцыри", "Приглашение на казнь"). Часто совмещается с мотивом восстановления утраченной Памяти ("Порождения света, порождения тьмы", "Вспомнить всё") "Сто лет одиночества", пожалуй, ложится в этот же сюжет - это история рода, который должен познать самого себя и тем самым окончательно и бесповоротно замкнуться в своём одиночестве.
Седьмая история - история о Хитрости (история об Обмане). В наиболее ранних вариантах читатель идентифицирует себя с обманщиком. Эта нить идёт первых мифологических трикстеров и хитрецов и тянется до Остапа Бендера (при том, что "Золотой телёнок" и "12 стульев" это, безусловно, ещё и история о Поиске), в кинематографе представлена фильмами "Афера", "Блеф" и не только ими, конечно. В какой-то момент от этой истории отпочковывается история, в которой основные роли обманщика и обманутого меняются местами и читателю предлагается идентифицировать себя не с обманщиком, а с обманутым (откуда начинать отсчёт не скажу, из современных воплощений этой схемы сошлюсь на большую часть детективной продукции тандема Буало-Нарсежак, а также на набоковскую "Камеру Обскура", на фильмы "Головокружение" и "Лучшее предложение" - в двух последних случаях эта история одновременно является историей об обретении Себя - частный случай истории об обретении Знания). Из этой истории равивается история о Предательстве - от Иуды до Бедной Лизы и Станционного смотрителя.
Восьмая история. История о Вызове Порядку Вещей (история о Бунте). Многочисленные древнегреческие хибрисы и богоборцы, мильтоновский Люцифер, Михаэль Кольхаас, массовый герой "Броненосца Потёмкина" вместе со всеми прочими бунтарями и революционерами. В сочетании с любовной темой история о Бунте даёт сюжеты о Запретной страсти (включая сюда сюжеты о Запретном влечении - см. "Лолита") и о Неверной Жене. Развитием этой Истории являются мотивы Возмездия и тогда вся история превращается в историю о Преступлении и Наказании (не путать с историей о Мстителе - в отличие от этой последней в истории о Преступлении и Наказании читателю предлагается испытать катарсис, идентифицировав себя с преступником). Когда эта схема совмещается с Историей о Неверной Жене, получается "Анна Каренина".
Девятая история. История об Особенном человеке, который жил среди обыновенных людей - христианские жития, "Опаль" Маркеса, "Степной волк" Гессе, "Рассеянный с улицы Бассейной", "Человек Дождя", - из личного добавлю рассказ томского писателя В.М. Костина "Рожок и платочек". С другой стороны, и в другом эмоциональном тоне - это истории о Чужаке: "Страшная месть" Гоголя, "Человек-невидимка", "Жук в муравейнике", многообразная шпиономания (история о чужаке, прикидывающемся своим, - включая сюда фильм "Нечто" Карпентера). Две эти разновидности истории об Особенном человеке не так уж далеки друг от друга. В истории об Особенном, Странном почти всегда брезжит древний страх перед Чужаком, Гостем, Странником.
Десятая история. От истории об Особенном человеке следует отличать Историю о Человеке, сохранившем Верность. Иногда она совмещается с историей об особенном человеке, но в целом у неё есть свой самостоятельный мотив. В отличие от истории об Особенном человеке, история о человеке, сохранившем Верность, это не история отклонения от средней нормы, а скорее испытание социальной нормы в экстремальных условиях. Первоначально речь идёт о верности Роду, Чести, Долгу, Любви, Дружбе впоследствии это всё развивается в историю о верности самому себе и собственным жизненным принципам. Часто связана с Историей Искушения и легко контаминируется с историей Обретения Знания о Себе. От "Саги о Гисли, сыне Кислого" до "Постороннего" и фильма "Географ глобус пропил".
История одиннадцатая - история о Человеке, который оказался не на своём месте (играет не свою роль). Тут и вся комедия положений и многочисленные вариации на темы "Принца и нищего" до повести Марк Твена включительно. Здесь же - Гамлет, принц Датский (история о человеке, вынужденном играть не свою роль, прикидывается историей о Мстителе, которой история о Принце Датском, конечно же, не является). Здесь же - разнообразные сюжеты о самозванцах, а с другой стороны - истории о "лишних людях" (часто совмещающихся с мотивом самозванца, "ложного героя" - как, например, в линии Ставрогина в "Бесах"). В кинематографе "Свой среди чужих, чужой среди своих" и "Семнадцать мгновений весны". История легко совмещается с историей об Обретении Себя и Своих и связанным с ней мотивом обретения Памяти.
И, наконец, двенадцатая история. История Встречи и Расставания: "Кавказский пленник", "Евгений Онегин" (и абсолютно все романы Тургенева и большая часть его повестей), "Челкаш", "Маленький принц", фильмы Вима Вендерса ("Алиса в городах", "Париж-Техас", "Мой американский друг"), "Улисс" Джойса (который вовсе не о путешествии Одиссея, он о встрече и расставании Леопольда Блума и Стивена Дедала). Совмещаясь с Историей об обретении Знания эта история становится историей о Встрече с Учителем. В некоторых случаях, в этой Истории проступает история о Чужаке. Соединяясь с мистическими мотивами этот сюжет порождает многочисленные историй о Соприкосновении с Неведомым - практически вся фантастическая проза немецкого романтизма, пушкинская "Пиковая дама" и значительная часть современной научной фантастики.
Двенадцать - архетипическое число, поэтому здесь я останавливаюсь. Но если кто-то захочет продолжить - буду признателен.