Фильм Ричарда Аттенборо «Ганди»
хорош, как минимум, двумя аспектами.
Во-первых, демонстрацией того, как именно следует вызывать симпатию к главному герою. Не секрет, что Ганди - фигура в мировом общественном мнении более чем раскрученная и уже по одному этому обстоятельству вызывающая скепсис и недоверие: слишком много таких вот пророков и святых породило наше секуляризированное время.
Именно поэтому так важно переломить это отношение зрителя, который уже слышал о Ганди разные восторженные отзывы, но не проникся ими, а, напротив, настроил себя заранее антипатично: «Очередной культ личности - только на индийском материале».
И создатели фильма с этой проблемой блестяще справляются, сумев полностью перевернуть наги ожидания. Вместо человека масштабного, могучего, живого памятника самому себе - Махатма Ганди! - перед нами вдруг оказывается задротский задрот, приехавший из Лондона в Южную Африку по каким-то адвокатским делам.
Мало того, что Ганди не производит впечатления своим внешним видом - худенький, низенький индус, которого легко перешибить соплёй - так он ещё и больной на всю голову. Британские колонии в Южной Африке - это территория с особым режимом, где общеимперские законы либо не действуют, либо существенно корректируются.
Но Ганди - вот наивный дурак - этого не понимает и вещает о легальности, о законопослушности, пытается устыдить власти, нарушающие гражданские права, словом, ведёт себя как человек не от мира сего.
Ему прямо объясняют: «Пойми, наивный ты человек, здесь Южная Африка, не Англия. Это ты в у себя Лондоне можешь жаловаться и апеллировать к правовым нормам. Здесь тебя просто закатают в три секунды, и даже имени не сохранится. Про Кущёвскую станицу слышал? Так вот здесь - ещё хуже».
И ты поначалу, естественно, разделяешь эту снисходительность и сожалительное презрение по отношению к Ганди: «Ничего, парень, когда тебе рога обломают, что ты запоёшь?» И ждёшь, что Ганди, быстро обломавшись, уедет назад в Лондон, на чём всё и завершится.
Но Ганди - этот ботаник, хиляк и блаженный - словно ничего не видит вокруг себя и прёт, как танк, не сообразуясь с местными понятиями. «Чувак, так никто здесь не делает!» «Я делаю». И постепенно у него не просто начинает получаться, более того, он принимается нагибать Систему, заставляя с собой считаться.
Это даётся, разумеется, непросто: избиения, аресты, произвол полиции; но само превращение вчерашнего задрота со смешным акцентом в политическую фигуру, в лидера, за которым идут люди, в занозу, на которую вынуждены обращать внимание и местный губернатор и имперское правительство, - производит поразительное впечатление.
И, естественно, теперь отношение к личности Ганди, к главной его идее ненасильственного сопротивления, которая казалась типичным модным учением пресыщенного общественными доктринами Запада, жадного до экзотики, меняется кардинально: за этим действительно нечто стоит, и стоит - важное, не подверженное сезонному капризу.
Во-вторых, тот же фильм даёт намёк на то, как именно горстке англичан удавалось держать в повиновении 350-миллионную Индию, субконтинент, превосходивший и численностью населения, и размерами метрополию.
Казалось бы, никаких войск не должно хватить, чтобы просто нанести поражение жаждущим независимости индийцам, тем более сохранять их в покорности. Однако, как выясняется, у колонизаторов было своё секретное оружие, позволявшее им это делать. Какое?
Итак, перебравшийся в Индию из Южной Африки Ганди прибывает в одну из провинций, где свирепствует голод, вызванный поборами землевладельцев. На перроне Ганди встречают несколько тысяч человек - плотные ряды полуголых бедняков занимают всё пространство станции.
К вышедшему из поезда Ганди пробиваются два британских полицейских - офицер и нижний чин. Британцы торопятся и криками освобождают себе проход. Добравшись до Ганди, офицер требует от того убраться, угрожая в противном случае арестом.
Ганди - своим обаянием - смущает и разоружает офицера и получает позволение остаться. Британцы разворачиваются и так же грубо пробиваются, сквозь бесконечные ряды, назад. Ганди ходит по деревне и выслушивает жалобы голодающих.
Что здесь любопытно? На несколько тысяч индийцев всего два британских полицейских, и эти двое совершенно не боятся толпы, даже в мыслях не допуская, что это людское море вдруг взбунтуется, потому что тому же Ганди, например, достаточно одного щелчка, чтобы собравшийся народ просто разорвал британцев - до того, как они успеют вытащить оружие, впрочем, совершенно в данном случае бесполезное.
Но британцам это не приходит в голову, более того, они, вместо того, чтобы аккуратно слиться, пока толпа не рассосётся сама, отправляются в самую её глубь и провоцируют Ганди на сопротивление и мятеж, обещая немедленный арест.
Со стороны это кажется самоубийственным и удивительным, но в основе этой безумной отваги лежит абсолютная уверенность в собственном превосходстве, полное сознание своего право командовать и господствовать, та невыразимая словами гордость, перед которой невозможно не отступить.
«Индия принадлежит нам. Иначе и быть не может. А потому, что столпились? Немедленно разойтись». Это ощущение и есть то секретное оружие, позволявшее, как сообщается в картине, ста тысячам англичанам удерживать то, что сейчас поделено между Пакистаном, Республикой Индия и Бангладешем.
Эта имперская закваска, когда прежде материальной победы одерживается победа духовное, есть крайне полезное свойство, культивировать которое имеет прямой смысл: Крым принадлежит нам безусловно и навсегда, никакие юридические аргументы (Будапештский меморандум и т.п.), никакие слезливые жалобы украинцев, никакие угрозы будущими карами и неизбежным массовым покаянием не должны смущать слух.
Имперская нация не боится ответственности и борьбы.