(no subject)
Книга воспоминаний Отто Лациса,
претенциозно названная «Тщательно спланированное самоубийство», по мере прочтения, вызывает всё возрастающую неприязнь к главному её герою, который, при всех его достоинствах как литератора, оказывается настолько несимпатичным существом, что постепенно начинаешь желать ему всяческих неприятностей.
Удивительное дело, но Лацис, изначально находящийся в более чем выгодной ситуации (ренегат внутри КПСС, медленно подтачивающий её изнутри), очень быстро спускает все свои козыри, оказываясь на поверку лживым, двуличным, самоуверенным и нетерпимым к чужому мнению человеком, т.е. полным клоном тех самых коммунистов, которых так громко и старательно проклинали и Лацис, и его единомышленники.
Вообще двуличие является для Лациса (не только члена партии с 1959 года, но и сотрудника журнала «Проблемы мира и социализма», выходившего в Праге и являвшегося витринным для всего соцлагеря; первого заместителя главного редактора «Коммуниста», т.е. теоретического органа ЦК КПСС) органичным и естественным.
Именно поэтому он так рьяно поддерживает Горбачёва, который все годы и у власти юлил и таился, обманывая соратников и сограждан, потому что такое юление позволяло исполнить главную цель - развалить советскую (позднесталинскую по Лацису) систему, что уже автоматически давало индульгенцию на любые манёвры и обманы.
Горбачёв был прав, доводя КПСС до ручки активными интригами, его противники, такими же интригами и хитростями пытавшимися партию сохранить, были не правы; своих оппонентов Лацис скопом записывает в «реакционеры», у которых не может быть никаких самостоятельных взглядов, только воля к власти и жадность до житейских благ.
И, когда КПСС рушится, Лацис, ставший, в конце концов, членом её Центрального Комитета, с удовлетворением наблюдает это крушение, совершенно не боясь наступающего будущего, в котором ему определено не самое голодное место.
Лацис, переходящий на работу в газету «Известия» на должность политического обозревателя, смело смотрит в завтрашний день, потому что теперь приходит его время: СССР повержен, Ельцин запускает рыночные реформы, за которые Лацис агитировал все последние годы, живи и радуйся.
Тем более что свержение Советской власти освобождает газеты от какого бы то ни было контроля. «Известия», являвшиеся органом Верховного Совета СССР, после упразднения своего учредителя, акционируются и, отбив рейдерскую атаку спикера уже Верховного Совета РСФСР Хасбулатова, оказываются полностью предоставлены сами себе.
Но судьба-злодейка всё же не даёт возможности Лацису полностью насладиться своим статусом ведущего политического журналиста России, подкреплённого к тому же членством в Президентском совете (впрочем, из Совета Лациса за несколько месяцев до начала истории с возмездием вышел).
«Фраер танцевал не долго»: стеснённое денежными проблемами государство продало свой пакет акций газеты «Известия» нефтяной компании «ЛУКОЙЛ», которая довольно скоро принялась вмешиваться в редакционную политику. Для Лациса это стало сюрпризом: прежде коллектив полагал, что, если в газете не станут поминать «ЛУКОЙЛ», включив внутреннюю цензуру, то «ЛУКОЙЛ» позволит коллективу резвиться дальше.
Но у компании были иные взгляды: если газета ходит под «ЛУКОЙЛом», то любая острая публикация в ней - это наезд, инициированный «ЛУКОЙЛом», на который и за который надо отвечать. И сваливать на самодеятельность редакции бесполезно: «пацаны не поймут», «вы что, своих халдеев не контролируете?»
Потому, чтобы избавиться от недружественного поглощения, коллектив «Известий» принялся скупать акции, находящиеся в свободной продаже, доводя их количество до контрольного пакета. Поскольку своих средств у переживающей непростые времена газеты не было, привлекли инвестора со стороны - «ОНЭКСИМбанк».
Банкиры поначалу были предельно лояльны и многообещающи, а потом договорились с «ЛУКОЙЛом» и кинули газетчиков, назначив своих управляющих и попросив несогласных на выход. Лацис, столкнувшись с кидаловом лично, был потрясён. Он бросился бороться, писал статьи в защиту газеты, пытался пробиться на приём к тогдашнему первому вице-премьеру Чубайсу, упирая на то, что уничтожают национальное достояние.
Сейчас эти слова звучат комично: когда в течение нескольких лет ушлые приватизаторы уничтожали национальное достояние, ликвидируя знаменитые заводы и уважаемые редакции, это певца радикальных рыночных реформ не беспокоило, «социалистический лес рубят, щепки неэффективных и отсталых летят».
Но ещё более комично выглядит - для политического обозревателя, следящего за текущей ситуацией в верхах, - апелляция к Чубайсу, который в это самое время пробивал продажу «Связьинвеста» именно структурам Потанина, пробивал вопреки могучему сопротивлению других членов семибанкирщины.
И представить, что Чубайс, бросивший весь свой авторитет и влияние на весы ради этой сделки, вдруг потребует у своего союзника, чтобы тот сдал назад и оставил «Известия» в покое, разорвав тем самым правительственно-олигархический альянс, мог только чрезвычайно наивный человек. Очень странно, что таким наивным оказался уже немолодой Отто Лацис, много чего прежде повидавший.
Впрочем, для самого Лациса история закончилась довольно благополучно. Уйдя из «Известий», он без работы не остался: изгнанников подобрал Борис Березовский (конкурировавший в тот период с Потаниным) и они запустили «Новые Известия».
Правда, спустя шесть лет Березовский их тоже кинул, но заканчивавший в мае 2000 года свою книгу Лацис этого ещё не знал, именно это, по-видимому, объясняет довольно бодрый тон автора, оценивающего свои злоключения с точки зрения судьбы реформ в России.
Лацис, как и положено правоверному необольшевику, не задаётся крамольными сомнениями: «Где же мы тут нахомутали?» Да, есть отдельные недостатки, но вектор движения выбран правильный. Как проницательно замечает сам автор, «диктатура бюрократии сменилась демократией для бюрократии», а это «прогрессивное достижение».
Что ж, если «демократия для бюрократии», с исторической точки зрения, а прошедший суровую школу марксизма Лацис понимал достаточно в возникновении, развитии и гибели формаций, прогрессивна, то какие могут быть претензии к нынешнему строю?
Пока у нас «демократия для бюрократии», спустя годы на её место придёт «демократия для масс». Главное - верить, и не спрашивать себя: это ли мы обещали людям во второй половине 1980-х, затевая демонтаж страны под лозунги о возвращении подлинного народовластия.
P.S. Но самое смешно и позорное - это обращение Лациса к президенту Ельцину с просьбой вмешаться в конфликт «Известий» и «ЛУКОЙЛа», когда всё только завертелось. Прекрасная иллюстрация того, каково подлинное мировоззрение демократов: нефтяную компанию должен был одёрнуть не суд, но глава государства, лично ввязавшись в «спор хозяйствующих субъектов».
Можно много и с удовольствием проклинать царское и советское прошлое, но, как прижмёт, тут же отправлять челобитную первому лицу: «Не выдай, надёжа-государь, мироедам проклятым». К чести Ельцина следует заметить, что ответа на ябеду Лациса не последовало, президент остался над схваткой.
претенциозно названная «Тщательно спланированное самоубийство», по мере прочтения, вызывает всё возрастающую неприязнь к главному её герою, который, при всех его достоинствах как литератора, оказывается настолько несимпатичным существом, что постепенно начинаешь желать ему всяческих неприятностей.
Удивительное дело, но Лацис, изначально находящийся в более чем выгодной ситуации (ренегат внутри КПСС, медленно подтачивающий её изнутри), очень быстро спускает все свои козыри, оказываясь на поверку лживым, двуличным, самоуверенным и нетерпимым к чужому мнению человеком, т.е. полным клоном тех самых коммунистов, которых так громко и старательно проклинали и Лацис, и его единомышленники.
Вообще двуличие является для Лациса (не только члена партии с 1959 года, но и сотрудника журнала «Проблемы мира и социализма», выходившего в Праге и являвшегося витринным для всего соцлагеря; первого заместителя главного редактора «Коммуниста», т.е. теоретического органа ЦК КПСС) органичным и естественным.
Именно поэтому он так рьяно поддерживает Горбачёва, который все годы и у власти юлил и таился, обманывая соратников и сограждан, потому что такое юление позволяло исполнить главную цель - развалить советскую (позднесталинскую по Лацису) систему, что уже автоматически давало индульгенцию на любые манёвры и обманы.
Горбачёв был прав, доводя КПСС до ручки активными интригами, его противники, такими же интригами и хитростями пытавшимися партию сохранить, были не правы; своих оппонентов Лацис скопом записывает в «реакционеры», у которых не может быть никаких самостоятельных взглядов, только воля к власти и жадность до житейских благ.
И, когда КПСС рушится, Лацис, ставший, в конце концов, членом её Центрального Комитета, с удовлетворением наблюдает это крушение, совершенно не боясь наступающего будущего, в котором ему определено не самое голодное место.
Лацис, переходящий на работу в газету «Известия» на должность политического обозревателя, смело смотрит в завтрашний день, потому что теперь приходит его время: СССР повержен, Ельцин запускает рыночные реформы, за которые Лацис агитировал все последние годы, живи и радуйся.
Тем более что свержение Советской власти освобождает газеты от какого бы то ни было контроля. «Известия», являвшиеся органом Верховного Совета СССР, после упразднения своего учредителя, акционируются и, отбив рейдерскую атаку спикера уже Верховного Совета РСФСР Хасбулатова, оказываются полностью предоставлены сами себе.
Но судьба-злодейка всё же не даёт возможности Лацису полностью насладиться своим статусом ведущего политического журналиста России, подкреплённого к тому же членством в Президентском совете (впрочем, из Совета Лациса за несколько месяцев до начала истории с возмездием вышел).
«Фраер танцевал не долго»: стеснённое денежными проблемами государство продало свой пакет акций газеты «Известия» нефтяной компании «ЛУКОЙЛ», которая довольно скоро принялась вмешиваться в редакционную политику. Для Лациса это стало сюрпризом: прежде коллектив полагал, что, если в газете не станут поминать «ЛУКОЙЛ», включив внутреннюю цензуру, то «ЛУКОЙЛ» позволит коллективу резвиться дальше.
Но у компании были иные взгляды: если газета ходит под «ЛУКОЙЛом», то любая острая публикация в ней - это наезд, инициированный «ЛУКОЙЛом», на который и за который надо отвечать. И сваливать на самодеятельность редакции бесполезно: «пацаны не поймут», «вы что, своих халдеев не контролируете?»
Потому, чтобы избавиться от недружественного поглощения, коллектив «Известий» принялся скупать акции, находящиеся в свободной продаже, доводя их количество до контрольного пакета. Поскольку своих средств у переживающей непростые времена газеты не было, привлекли инвестора со стороны - «ОНЭКСИМбанк».
Банкиры поначалу были предельно лояльны и многообещающи, а потом договорились с «ЛУКОЙЛом» и кинули газетчиков, назначив своих управляющих и попросив несогласных на выход. Лацис, столкнувшись с кидаловом лично, был потрясён. Он бросился бороться, писал статьи в защиту газеты, пытался пробиться на приём к тогдашнему первому вице-премьеру Чубайсу, упирая на то, что уничтожают национальное достояние.
Сейчас эти слова звучат комично: когда в течение нескольких лет ушлые приватизаторы уничтожали национальное достояние, ликвидируя знаменитые заводы и уважаемые редакции, это певца радикальных рыночных реформ не беспокоило, «социалистический лес рубят, щепки неэффективных и отсталых летят».
Но ещё более комично выглядит - для политического обозревателя, следящего за текущей ситуацией в верхах, - апелляция к Чубайсу, который в это самое время пробивал продажу «Связьинвеста» именно структурам Потанина, пробивал вопреки могучему сопротивлению других членов семибанкирщины.
И представить, что Чубайс, бросивший весь свой авторитет и влияние на весы ради этой сделки, вдруг потребует у своего союзника, чтобы тот сдал назад и оставил «Известия» в покое, разорвав тем самым правительственно-олигархический альянс, мог только чрезвычайно наивный человек. Очень странно, что таким наивным оказался уже немолодой Отто Лацис, много чего прежде повидавший.
Впрочем, для самого Лациса история закончилась довольно благополучно. Уйдя из «Известий», он без работы не остался: изгнанников подобрал Борис Березовский (конкурировавший в тот период с Потаниным) и они запустили «Новые Известия».
Правда, спустя шесть лет Березовский их тоже кинул, но заканчивавший в мае 2000 года свою книгу Лацис этого ещё не знал, именно это, по-видимому, объясняет довольно бодрый тон автора, оценивающего свои злоключения с точки зрения судьбы реформ в России.
Лацис, как и положено правоверному необольшевику, не задаётся крамольными сомнениями: «Где же мы тут нахомутали?» Да, есть отдельные недостатки, но вектор движения выбран правильный. Как проницательно замечает сам автор, «диктатура бюрократии сменилась демократией для бюрократии», а это «прогрессивное достижение».
Что ж, если «демократия для бюрократии», с исторической точки зрения, а прошедший суровую школу марксизма Лацис понимал достаточно в возникновении, развитии и гибели формаций, прогрессивна, то какие могут быть претензии к нынешнему строю?
Пока у нас «демократия для бюрократии», спустя годы на её место придёт «демократия для масс». Главное - верить, и не спрашивать себя: это ли мы обещали людям во второй половине 1980-х, затевая демонтаж страны под лозунги о возвращении подлинного народовластия.
P.S. Но самое смешно и позорное - это обращение Лациса к президенту Ельцину с просьбой вмешаться в конфликт «Известий» и «ЛУКОЙЛа», когда всё только завертелось. Прекрасная иллюстрация того, каково подлинное мировоззрение демократов: нефтяную компанию должен был одёрнуть не суд, но глава государства, лично ввязавшись в «спор хозяйствующих субъектов».
Можно много и с удовольствием проклинать царское и советское прошлое, но, как прижмёт, тут же отправлять челобитную первому лицу: «Не выдай, надёжа-государь, мироедам проклятым». К чести Ельцина следует заметить, что ответа на ябеду Лациса не последовало, президент остался над схваткой.