Прочитанное в этом году - 2 («ИЛ», Бакман, Быков)
1. Журнал «Иностранная литература» №11 за 2017 год
За этим номером я в прошлом году специально поехал на книжную ярмарку нонфикшн, ноябрь 17-го года - 100 лет революции, весь номер - воспоминания иностранцев, очевидцев тех уже легендарных событий, яркая картина, увиденная, что называется, независимым глазом. Авторы: американка (жена атташе американского посольства в Петрограде), шведы, швейцарец (оказавшийся в ноябре 1917 года в Москве), поляк (офицер царской армии, соратник Савинкова, подвизавшийся в 1918 году в Киеве в роли тройного агента будучи одновременно организатором Белого движения, участником антигерманского подполья и членом польской военной организации, созданной Пилсудским), немец (бывший немецкий военнопленный, сумевший бежать из лагеря под Читой и вернуться в Германию), чех.
Самая интересная, на мой взгляд, публикация - воспоминания танцора фламенко и танго Хуана Мартинеса, записанные с его слов в Париже испанским писателем Мануэлем Чавесом Ногалесом.
Одиссея Мартинеса беспримерна. Со своей женой и партнершей Соле он прямиком из «Мулен Ружа» (ниже - майская фотография прошлого же года со второго этажа обзорного автобуса)
отправляется танцевать фламенко в Турцию. Через месяц начинается Первая мировая война. В Константинополе с приходом туда немцев Мартинес попадает под подозрение в шпионаже в пользу Франции, и они бегут в нейтральную Румынию, но та тоже вступает в войну.
Решают ехать в Россию («хоть она и воюет, это почти незаметно, потому что она очень большая»). Одесса, Киев, Петроград, Москва - везде выступления испанцев пользовались огромным успехом. Во время февральской революции Мартинес в Петрограде становится свидетелем кровавой охоты на жандармов, которая была устроена на улицах города. Приход к власти большевиков они встретили в Москве.
«Выживало только то, что не попадалось им (взбунтовавшимся массам) на глаза. Так будет и впредь, всю революцию и всю Гражданскую войну». Вот мнение Мартинеса о причине победы большевиков в Гражданской войне:
«…Красные голодали вместе с народом, а белые - нет. В глазах обнищавшего, голодного народа так же зверствовали одни, как и другие; если белые были тиранами, то красные им не уступали, и одинаково попирали все божеские и земные законы как те, так и другие. Но красные были убийцами, терпевшими голод, а белые - убийцами сытыми. Поэтому между голодающим народом и красноармейцами возникла некая солидарность. Объединенные голодом, большевики и не большевики вместе ополчились против белых, у которых был хлеб».
В конце концов Мартинесы выбрались из уже захваченного большевиками Киева в Одессу и далее во Францию.
2. «Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения», Фредерик Бакман
Книга ставшего знаменитым после «Второй жизни Уве» шведского писателя одновременно хулиганская (как еще её не запечатали клеймом «Содержит нецензурную брань»!) и сентиментальная. Это и сказка со множеством соответствующих персонажей (облакони, ворсы, тени, энфанты, не говоря об обычных драконах, принцессах, рыцарях и прочем), и роман воспитания, и триллер, и семейная сага (бабушка, дочь, внучка), и повесть о доме, в котором живут все герои книги. Её главная героиня, почти восьмилетняя Эльса иногда жутко бесит за бесцеремонность, но гораздо чаще хочется прижать её к груди за абсолютную искренность и желание всем помочь.
Очень живо написанная, добрая история о сострадании, по ходу чтения читатель одновременно с главной героиней узнает, кем на самом деле являются её соседи. Совет от бабушки - супергероя с дисфункцией по определению Эльсы: «Никогда не затевай ссору с тем, у кого больше свободного времени, чем у тебя».
После "Бабушки" появляется желание развить у себя наконец какую-нибудь суперспособность.
3. «Июнь», Дмитрий Быков
Каждая из 4-х частей романа со своим центральным персонажем заканчивается 22 июня 1941 года, а начинается несколькими годами ранее, погружая читателя в атмосферу московской предвоенной жизни. Главные герои: Михаил Гвирцман, юный, недавно поступивший в ИФЛИ поэт; Борис Гордон, известный журналист; и Игнатий Крастышевский, киновед и филолог; их быт, мысли, попытки жить, выживать, любить, воздействовать на окружающую действительность.
При чтении "Июня" у меня постоянно возникало ощущение некоторого дежавю, поскольку многие идеи и мысли, которые там вращаются, не раз обговорены Быковым в его еженедельных передачах (в ночь с четверга на пятницу на «Эхо Москвы») или публикациях в «Дилетанте».
Текст романа плотный, без скуловоротных длиннот, держит в интересе от начала до конца, хотя ни одного из действующих лиц нельзя твердо отнести к «положительным героям». Среди прототипов некоторых персонажей семья Марины Цветаевой, вернувшаяся из эмиграции.
Ну, и нужно быть готовым, что параллели, которые проводятся в романе, обнаруживаемая схожесть сегодняшней России и СССР в преддверии войны 1941 года и тезис, что только большая война может очистить общество от накопившихся лжи, фальши и несправедливости, могут заинтересованного читателя несколько опечалить.
4. «50», Дмитрий Быков
Сразу после «Июня» познакомился и с поэзией Быкова. Небольшой сборник его стихов и поэм (числом около 100), приуроченный к круглой дате, вышел в обманчиво веселой зеленой обложке. Стихи разных лет, ритмически тоже очень разные, их объединяет интеллектуальный заряд, со свойственной ему дотошностью Быков, что называется, додумывает каждую мысль до конца, не чураясь многословия.
Одно из лучших, на мой вкус, стихотворений он посвящает собственной «избыточности» («Избыточность - мой самый тяжкий крест. Боролся, но ничто не помогает»), завершая таким аргументом:
«В конце концов, и весь Господень мир - один ошеломляющий избыток, который лишь избыточным вместить. Я вытерплю усмешки свысока, и собственную темную тревогу, и всех моих прощаний пустыри. И так, как инвалид у Маяка берег свою единственную ногу, - так я свои оберегаю три».
Читать было интересно и радостно, как бывает радостно услышать незаемную мысль или прочитать, как точно человек выражает то, что ты сам чувствуешь, но по литературной слабости своей связно сформулировать не можешь.
За этим номером я в прошлом году специально поехал на книжную ярмарку нонфикшн, ноябрь 17-го года - 100 лет революции, весь номер - воспоминания иностранцев, очевидцев тех уже легендарных событий, яркая картина, увиденная, что называется, независимым глазом. Авторы: американка (жена атташе американского посольства в Петрограде), шведы, швейцарец (оказавшийся в ноябре 1917 года в Москве), поляк (офицер царской армии, соратник Савинкова, подвизавшийся в 1918 году в Киеве в роли тройного агента будучи одновременно организатором Белого движения, участником антигерманского подполья и членом польской военной организации, созданной Пилсудским), немец (бывший немецкий военнопленный, сумевший бежать из лагеря под Читой и вернуться в Германию), чех.
Самая интересная, на мой взгляд, публикация - воспоминания танцора фламенко и танго Хуана Мартинеса, записанные с его слов в Париже испанским писателем Мануэлем Чавесом Ногалесом.
Одиссея Мартинеса беспримерна. Со своей женой и партнершей Соле он прямиком из «Мулен Ружа» (ниже - майская фотография прошлого же года со второго этажа обзорного автобуса)
отправляется танцевать фламенко в Турцию. Через месяц начинается Первая мировая война. В Константинополе с приходом туда немцев Мартинес попадает под подозрение в шпионаже в пользу Франции, и они бегут в нейтральную Румынию, но та тоже вступает в войну.
Решают ехать в Россию («хоть она и воюет, это почти незаметно, потому что она очень большая»). Одесса, Киев, Петроград, Москва - везде выступления испанцев пользовались огромным успехом. Во время февральской революции Мартинес в Петрограде становится свидетелем кровавой охоты на жандармов, которая была устроена на улицах города. Приход к власти большевиков они встретили в Москве.
«Выживало только то, что не попадалось им (взбунтовавшимся массам) на глаза. Так будет и впредь, всю революцию и всю Гражданскую войну». Вот мнение Мартинеса о причине победы большевиков в Гражданской войне:
«…Красные голодали вместе с народом, а белые - нет. В глазах обнищавшего, голодного народа так же зверствовали одни, как и другие; если белые были тиранами, то красные им не уступали, и одинаково попирали все божеские и земные законы как те, так и другие. Но красные были убийцами, терпевшими голод, а белые - убийцами сытыми. Поэтому между голодающим народом и красноармейцами возникла некая солидарность. Объединенные голодом, большевики и не большевики вместе ополчились против белых, у которых был хлеб».
В конце концов Мартинесы выбрались из уже захваченного большевиками Киева в Одессу и далее во Францию.
2. «Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения», Фредерик Бакман
Книга ставшего знаменитым после «Второй жизни Уве» шведского писателя одновременно хулиганская (как еще её не запечатали клеймом «Содержит нецензурную брань»!) и сентиментальная. Это и сказка со множеством соответствующих персонажей (облакони, ворсы, тени, энфанты, не говоря об обычных драконах, принцессах, рыцарях и прочем), и роман воспитания, и триллер, и семейная сага (бабушка, дочь, внучка), и повесть о доме, в котором живут все герои книги. Её главная героиня, почти восьмилетняя Эльса иногда жутко бесит за бесцеремонность, но гораздо чаще хочется прижать её к груди за абсолютную искренность и желание всем помочь.
Очень живо написанная, добрая история о сострадании, по ходу чтения читатель одновременно с главной героиней узнает, кем на самом деле являются её соседи. Совет от бабушки - супергероя с дисфункцией по определению Эльсы: «Никогда не затевай ссору с тем, у кого больше свободного времени, чем у тебя».
После "Бабушки" появляется желание развить у себя наконец какую-нибудь суперспособность.
3. «Июнь», Дмитрий Быков
Каждая из 4-х частей романа со своим центральным персонажем заканчивается 22 июня 1941 года, а начинается несколькими годами ранее, погружая читателя в атмосферу московской предвоенной жизни. Главные герои: Михаил Гвирцман, юный, недавно поступивший в ИФЛИ поэт; Борис Гордон, известный журналист; и Игнатий Крастышевский, киновед и филолог; их быт, мысли, попытки жить, выживать, любить, воздействовать на окружающую действительность.
При чтении "Июня" у меня постоянно возникало ощущение некоторого дежавю, поскольку многие идеи и мысли, которые там вращаются, не раз обговорены Быковым в его еженедельных передачах (в ночь с четверга на пятницу на «Эхо Москвы») или публикациях в «Дилетанте».
Текст романа плотный, без скуловоротных длиннот, держит в интересе от начала до конца, хотя ни одного из действующих лиц нельзя твердо отнести к «положительным героям». Среди прототипов некоторых персонажей семья Марины Цветаевой, вернувшаяся из эмиграции.
Ну, и нужно быть готовым, что параллели, которые проводятся в романе, обнаруживаемая схожесть сегодняшней России и СССР в преддверии войны 1941 года и тезис, что только большая война может очистить общество от накопившихся лжи, фальши и несправедливости, могут заинтересованного читателя несколько опечалить.
4. «50», Дмитрий Быков
Сразу после «Июня» познакомился и с поэзией Быкова. Небольшой сборник его стихов и поэм (числом около 100), приуроченный к круглой дате, вышел в обманчиво веселой зеленой обложке. Стихи разных лет, ритмически тоже очень разные, их объединяет интеллектуальный заряд, со свойственной ему дотошностью Быков, что называется, додумывает каждую мысль до конца, не чураясь многословия.
Одно из лучших, на мой вкус, стихотворений он посвящает собственной «избыточности» («Избыточность - мой самый тяжкий крест. Боролся, но ничто не помогает»), завершая таким аргументом:
«В конце концов, и весь Господень мир - один ошеломляющий избыток, который лишь избыточным вместить. Я вытерплю усмешки свысока, и собственную темную тревогу, и всех моих прощаний пустыри. И так, как инвалид у Маяка берег свою единственную ногу, - так я свои оберегаю три».
Читать было интересно и радостно, как бывает радостно услышать незаемную мысль или прочитать, как точно человек выражает то, что ты сам чувствуешь, но по литературной слабости своей связно сформулировать не можешь.