Взялась читать биографию Михаила Булгакова.
Автор труда Варлен Стронгин. Труд называется "Любовь Михаил Булгакова", освещает взаимоотношения великого писателя и его первой жены - Татьяны Николаевны Лаппы, влияние их взаимоотношений на становление Булгакова как писателя.
Книга попала мне в руки в общем-то случайно. Я пришла в свою любимую 212 библиотеку, попросила посмотреть, есть ли биография Михаила Афанасьевича в серии ЖЗЛ. К сожалению, в библиотеке нет этого выпуска ЖЗЛ, но предложили альтернативу, сопроводив положительным отзывом, основанном на персональном опыте советчика - Светланы Васильевны.
Мое впечатление, что книга читается легко, но местами как-то все же путанно, хронолоия часто нарушается, местами биограф забегает вперед и тд. Не знаю, можно ли это считать недостатком труда, но персонально мне больше нравится, когда биография излогается в жесткой хронологии. На самом деле книга больше напоминает художественный роман, на сколько я поняла, это была преднамеренная задумка автора.
"Погуглив", нашла, что Варлена Стронгина многие ругают, в общем-то почти называют плагиатчиком, что мол, он просто переписал по своему то, то что до него собрали биографы и изложили в своих трудах, посвященных жизнеописанию М.Б.
Не берусь по этому поводу ничего говорить, но возьму на заметку, т.к. планирую прочитать еще два труда двух других биографов.
Пока читаю Стронгина. Получаю, оказывается, уже забытое мною,удовольствие. Я чувствую, как в моей голове зашумели мысли и вопросы, так здорово! Но это заслуга не Стронгина, а того времени, в которое жил Михаил Афанасьевич, заслуга его мыслей и трудов! Меня захватило! Захватило желание прочитать больше о той эпохе, о современниках той эпохи!
Далее кое-какие выдержки по теме...
1. Статья М.Б.
"На Красном Дону" газета Кавказ от 29.02.1920 г. М.Б.
"Вас интересует, как питаются советские подданные. В отношении питания все пользуются равноправием, голодают все, но в разной степени.
- О голоде можно говорить только тогда, сказал т. Петерс, только тогда, когда будут очищены голодными помойные ямы.
И это, товарищи, в уже было в Москве. А до тех пор ни о каком голоде говорить не прхиодлось. Тем же, кто вздумал говорить, кроме голода о холоде, тот же Петерс любезно разъяснил, что нормальной температурой, при котрой можно работать в зданиях, являются минус четрые градуса. Единтсвенно, в чем добились рабочие равноправия, - это в смысле ограбления их квартир. Тут уже поистине все равны, и не только в квартирах, но и на улицах - рабочих раздевали наравне с буржуями, руководствуясь не лишенной логики формулировкой: "Тебе не нужно, а мне, товарищ, на фронт, идти"..
2. Мои персональные ассоциации
"... Булгаков ставит ногу на продножку ящика чистильщика, демонстрируя, с точки зрения членов цеха поэтов, буржуазную привычку белых офицеров - чистить сапоги". (Мне сразу вспомнилось возмущение доктора Преображенского,из Собачьего сердца,по поводу пропажи из подъезда половиков и что все время грязно... )
Пистаель Серафимович. Отрывок из выступления во Владикавказе. На это выступление Булгаков не пошел, готовился к диспуту о Пушкине. "После встречи с Лениным у меня осталось большое чувство радости и веры в победу и над буржуями, и на д их пособниками - нашими литературными врагами! Великий Октябрь предоставил трудовому человеку право на создание своей духовной культуры!" - просто фраза очень поразила... Булгаков тоже хотел жить, но таких фраз он не допускал!
3. О Пушкине
Астахов вывел участников диспута на сцени, чтобы утихомирить недовольство публики, затряс колькольчик.
- Граждане, товарищи, начинаем вечер-диспут. Как видите, сегодня у нас на скамье подсудимых помещик и камер-юнкер царской России Пушкин Александр Сергеевич...
- Великий поэт! - под одобрительные возгласы из зала выкрикнул Миша, но не выдержав кощунсвтенного отношения к поэту, растерянно заговорил дрожащим голосом, не теряя основной мысли: - Гражданин председатель! Мы, оппоненты, пришли на диспут, а не издевательсво над портретом великого русского поэта... Вы можете нарядить его как пугало, но стихи его не станут хуже ни на йоту! Требуем прекратить это глумление!
к кафедре подошел по-адвокатски обаятельный и рассудительный Беме. Стал рядом с нею.
- Я не на суде, а на диспуте, - начал он твердым, чистым голосом. - Я, как адвокат, заверяю почтенную публику в том, что человек, убитый почти сто лет назад, вообще неподсуден! Он не нарушал законы строя, при котором жил. Никого не убил. Нет такого закона и статьи, по которой можно обвинить Пушкина! Можно спорить о его генаильном творчестве. Не более... Хотя не допускаю, чтобы культурному умному человеку оно не понравилось. Если кощунство над портретом великого Пушкина не прекратится, то мы с писателем Булгаковым немедленно покинем зал.