словесные хороводы
Когда деревья были большими, а я - не слишком, я хладнокровно убила целое лето, томительно длинное и бездельное одесское лето, лежа на диване и поедая с гаргантюанским аппетитом пищу духовную. На улицу я выбиралась исключительно для того, чтобы пройти традиционные семь кварталов до детской библиотеки и получить новую дозу порцию этой самой пищи - пять номеров (больше в одни руки, помнится, не выдавали) журнала "Юный Натуралист". Он пах старой полиграфией и и немножечко плесенью, и в целом отлично справлялся со своей задачей - служить мне заменителем всего мира в одном флаконе. Библиотечных запасов этого чтива хватило мне аккурат на одно лето, в ходе которого голова моя ожидаемо пополнилась целой прорвой советской детско-юношеской премудрости. Позднее эту нишу в моем времяпровождении занял куда менее олдскульный и одухотворенный канал Энимал Плэнет, но латентный юный натуралист так и остался жить где-то на дне моего перенаселенного микрокосма. И что самое страшное во всем этом - он иногда просыпается.
Вот и вчера. Заметив, что у меня резко исчезли фантомные боли в том районе сознания, в котором жил N. (а надо сказать, васильковоглазый швед с беспечного моего попустительства оккупировал практически всё, до чего смог дотянуться), мой внутренний юный натуралист с любопытством жестокого ребенка начал проверять, чего и как там, внутри, работает. Сначала он просто пытался вызвать в памяти образы, стандартно вызывающие жгучую эмоциональную реакцию. Образы отказались даже показываться пред моими очами. "Ну нифига себе", - подумал маленький засранец и записал что-то в книжечку наблюдений за живой природой. Потом юное дарование вооружилось палочкой-колупалочкой и начало увлеченно ею тыкать в старые ранки - потечет кровь или не потечет? Шрамы на месте ранок посмотрели на раздражитель, как на говно, и кровоточить наотрез отказались. Тут мой юный натуралист немедленно повзрослел лет на пять, отрастил кепку, вооружился ложносемками и на глазах мутировал в другую фигуру внутреннего зоопарка - воображаемого гопника. "Чё, правда никаких реакций нет? А если найду?", - но даже self-гопстоп также прошел как-то без успеха. "Это че такое произошло вообще?", - хором удивились все мои внутренние сущности и разразились бурными овациями непонятно в чей адрес.
Тем временем, отходная была в самом разгаре. Чемодан был упакован, голова - приведена в порядок, и оставалась только какая-то сущая мелочь - отдохнуть перед дорогой. Но это-то мне выполнить и не удалось. Хотя начиналось всё безгранично прекрасно. Оказывается, для полной остановки вообще всего я могу обойтись и без улиточного домика, Лхасы, рук на своих плечах, покачивания в такт и острого любовного помешательства. Мне достаточно всего лишь напиться вискаря и накуриться до полной гипервентиляции включить джаз и выключить свет. И вот оно опять - гладкое, матовое, выпуклое счастье, заполняющее изнутри и не оставляющее пространства ничему больше. Счастье вибрирует в такт совсем-как-живому контрабасу и мысли в голове заканчиваются, как класс. И вот вместо того, чтобы скатиться с поверхности этого счастья в сон и проснуться в новом дне, я досиделась до обратного эффекта.
И эффект был велик. Когда я легла в кровать в привычной позе кентавра-интроверта, в мою голову пришли слова. Они лезли изо всех дырок, шумели, буянили, водили хороводы, плясали лезгинку, складывались в тексты (в том числе в этот), и очень хотели наружу. Постепенно словесные хороводы, слегка шатаясь от остатков виски в кровотоке, начали вращаться вокруг одного центра, весьма живого и определенного. Поняв, что на том конце мыслепровода могут и умереть от икоты, я приняла волевое решение и начала разгон демонстраций.
Извергаться текстом в три часа ночи перед Большой Дорогой - занятие не отвечающее никаким социальным ожиданиям, поэтому вариантов разрешения проблемы было не так много. И все они нифига не действовали. Я дышала пранаямы, пыталась визуализировать что-то успокаивающее и отвлекающее, считала гипопотамов, пила водичку, плевала в потолок, но в итоге получалось исключительно "не думать о белой обезьяне" и мое сердце продолжало лихорадочно пробивать дырку в матраце. Как я в итоге заснула - не имею ни малейшего понятия. Да и сонное мое счастье было совсем не вечно - в шесть утра меня подкинуло и проснуло, а потом снова пришла дрёма, наполненная снами, мучительно путающимися с действительностью. Во сне пришло письмо и оно было настолько реально, что его содержание я даже частично запомнила. Впервые за много месяцев. И встала с ощущением такого кристального счастья и желанием обнять весь мир, что самой стало слегка страшно.
И вот уже десятый час это счастье льется из меня, перехлестывая через край, льется в глаза, в улыбку, в пальцы, строчащие этот текст. Захлестывает мысли, размывает даже память. Память об этом самом сумасшедшем и неожиданно самом счастливом месяце в моей жизни. Месяце, в котором сконцентрировались опыты, которых бы легко хватило на одну, средней паршивости, жизнь.
Стоять под безнадежно черным небом в безнадежно черном городе и испытывать такое безнадежно черное одиночество и страх, которым нет ни имени, ни описания. Ехать на велосипеде под будто-впервые-увиденым солнцем и насвистывать песенку про ветер перемен, а потом дома долго рыдать от благодарности и облегчения. И вообще много плакать от благодарности и ... света, что ли? Переживать заново тот же страх и то же безграничное одиночество, но уже как очищение, сидя среди близких людей, под звон храмовых колоколов в доме-из-прошлой-жизни. Вообще много бывать в домах-из-прошлой-жизни и видеть людей оттуда же. Позволять себя обнимать и обнимать самой. Терять надежду и доверие и доверять безгранично и безусловно. Чувствовать внутри поочередно тающий шоколад, тоску и пустоту, а в итоге - искрящееся счастье и силу. Чувствовать себя мертвой и чувствовать себя способной взлететь. Да много чего еще было, не перечесть.
И много чего есть. В моем здесь-и-сейчас я сижу на переднем сидении большущего автобуса, неспешно преодолевающего пространство и время; я, отсидевшая всю задницу и с крепатурой на щеках, еду домой и во мне еще так много слов и света, что кажется, я таки действительно могу взлететь вместе с этим автобусом и всем его хмурым содержимым. Впереди Киев, а потом - моя Швеция. Не знаю, что будет за следующим поворотом, но я, по крайней мере, постараюсь, чтобы больше никто не смог отобрать у меня меня - всеообщую младшую сестренку - девочку, блаженно улыбающуюся прохожим, верящую в равновесие и солнечный свет, оставляющую важные книжки с идиотскими надписями на скамейках серых городов, любящую по-птичьи смотреть снизу вверх и немного сбоку, здоровающуюся шепотом с уличными котами, разговаривающую вслух с морем и пишущую с искрящимся пафосом об искрящемся счастье.
Черт, как же я наверное раздражаю :)