собачье
Вот непонятно. Собака. Вышла из кухни, пожрамши, потянулась, повытерла бороду о ковер, неприличный звук сытости издала, прошлась, легла... А мы сидим, смотрим на это и ржем. Чего ржать? Чего смешного? А вот невозможно, смотришь и лыбишся. Этакий клоун печального образа. Дура-дурой, этакая мочалка. А сколько у ней изящества и нежности, мягкости и грации! Она по прежнему больше лошадь напоминает, чем собаку, особенно когда скачет тыгыдым, тыгыдым, по плотному песку или вдруг, испугавшись, отпрядывает (как от слова отпрянуть сделать такую вот форму?), присев на задних лапах. Тем более, что и голос подает в исключительных случаях.
Теперь наша семья выглядит так, и непонятно, как раньше было иначе.
И кстати, считать она не умеет. Даже когда мы Серегой встали, а Данила в своей комнате, она упорно пытается найти кого-то в нашей кровати, на предмет лизнуть в ухо и пробудить ото сна.
Теперь наша семья выглядит так, и непонятно, как раньше было иначе.
И кстати, считать она не умеет. Даже когда мы Серегой встали, а Данила в своей комнате, она упорно пытается найти кого-то в нашей кровати, на предмет лизнуть в ухо и пробудить ото сна.