(no subject)
В общем, все же попал я в Америку. А дела обстаяли следующим образом. Конечно же, не полетели мы ни через какой Милан, а что ни на есть великий и неповторимый Париж. Но до Парижа нужно было еще долететь. А вылетали мы из самого сердца России, т.е. из Москвы. А для нее родимой я сродни проклятию видно. Когда приезжал за визой, горела Останкинская башня. Когда приехал в последний раз и благополучно добирался по метро до места назначения, в Москве случилось еще одна техногенная катастрофа.
Благо с горем пополам дотелепали мы до ближайшей остановки и вышли в город. А его самого мы ну никак не знали. А надо было нам до ВДНХ добраться. Посмотрели мы у входа в метро по стронам и пригорюнились, почесали репу да отправились в путь куда глаза глядят. Шли долго. В итоге, отчаявшись, мы остановились и присели на остановке. Куда идти не понятно, все указывают в разных направлениях. Кому верить - не ясно. В итоге, мы подошли к двум девчонкам и спросили дорогу. Они нам посоветовали сесть на автобус.
Благополучно мы продели обратный путь до станции метро из которой мы вышли, проделали пару остановок и остановились на предпоследней от конечной остановки. "Здорово", - подумали мы.- "И стоило столько телепать. А теперь уж куда?" Благо пацан вспомнил, что недалеко от ВДНХ находится Останкинская башня. И так, избрав ее ориентиром, мы дотелепали до места назначения, попутно узнав, что москвичи не знают своего города, что Кебальчича говорится с ударением на 2 слог, а не на последний, и что одно и тоже здание может находиться аж в трех местах в соответствии с указаниями тех же самых москвичей.
В нужной нам гостинице мы послушали трех часовую лекци, которая из-за 7 часовой пешей прогулки не доставила нам должного удовольствияя, и вернулись к знакомым Лехи. Это была последняя ночь в России, которая могла бы быть довольно-таки приятной, если бы не необходимость делить постель с еще одним типом и не канонада храпа. В общем, пару часов я все-таки вздремнул.
Ворочась в кровати, я вспоминал, как мир перевернулся с ног на голову, когда я ехал в поезде. Зайдя в купе, я увидел наших соседей на ближайшие 17 часов. С одной стороны сидит человек лет под тридцать, имеющий все черты человека пол жизни проведшего в местах лишения свободы. С другой стороны сидит бабка и противно смеется чему-то. Я поздаровался со всеми. Мы с Лехой разложили вещи. И тут мне позвонил мой отец, провожавший на станции. "Спрячь деньги. С тобой какой-то уголовник едет". А слышно все отлично. И человек с лицом кавказской национальности и внешностью вышибалы в ночном клубе не был в этом исключением. "Все"-, думаю.-"Вот Вове и пришел конец". Но мои опасения по поводу сохранности денег быстро развеялсь, когда он сходу начал цитировать строки из "Священного писания". Да так здорово, что я только диву давался. Старушка тоже приняла очень активное участие в нашей дискуссии и проявила себя прекрасным собеседником. В общем мир и вравду сошел с ума, если на свете появились добродетельные люди, чье прошлое нельзя назвать мягче, чем сомнительным и старушки, держащие себя так, будто разом сболсили 50 лет.
Итак, под непристанный храп я размыщлял о вечнои. И когда все же проснулся с утра, пришел к выводу, что справедливость все же существует. Правда вера в светлое будущее покинула меня сразу же по прибытию в Шереметьево 2 и сразу с концами. Сумка под двадцать килограмм уже порядком надоела, девчонки с которыми мы должны были лететь в Орландо тожне не поднимали настроения. Чудом удалось пронести мой сумарь, как ручную кладь, которая должна быть не более 5 килограмм. И на том спасибо. Но все же давила на нас то, что по прибытию в Париж мы не сможем покинуть его пределы и будем спать где-нибуди в Аэропорту на диванах. Еслии бы все было так просто.
Полет прошел на удивление удачно. Ни один двигатель не отказал. Более того я смог увидеть одно из самых красивых зрелищ в моей жизни, нечто такое, что смогло выбить из моей памяти отвратительный хавчик в самолете, а именно ночной Париж с высоты птичьего полета. Это божественно. Вся земля предстала чудесной рекой света, от которой отходтли мерцающие рукава. Все переливается и блестит. Краем глаза, мы увидели и величие Эйфелевой башни. Казалось ничто не предвещало бури, и восьми часовое ожидание в Аэропорту было сродни небольшому пустячку, неспособному испорить целостной картины ночного города. Ни тут то было.
Как и ожидалось, никто наружу нас не выпустил. Но, хуже того, внутри буквально негде было спать. Уродские французы все позакрывали и свалили, специально прикрыв и 2 специльных зала ожидания с диванами, на которых мы могли бы все без проблем уместиться и преспокойно поспать. Вместо этого мы, как неприкаянные, моталсь по терминалу, дабы измотать себя как можно сильнее и заставить заснуть себя на жестком полу или сварганив из очень неудобных стульев импровизированную постель. Все же час мы смогли поспать и проснулсь изрядно потрепанными и в плохом настроению, чему способствоваи смешки уродских французских полицейских, патрулирующих территорию и посматривающих на нас исподлобья и тронутой мадам, расставляющую столы с таким скрежетом, чтобы "не дай Бог нас не разбудить". При этом она посматривала в нашу сторону и, не видя достаточной ответной реакции, прикладывала дополнительные усилия, чтобы сохранить в неприкосновенности чистоту и невинность глубокого сна. НО, все же, мы им отплатили гонками на тележках и стращным ором, производимым нами нарочно, когда мы встечали кого-нить знакомого. А также все русские студенты заняли конвейерные линии и тыкали пальцами в полицейских, с которых мигом сползали их самодовольные улыбки. Признаться честно, под конец нашего пребывания в Париже, они уже старались держаться от нас подальше и как можно реже попадаться к нам на глаза.
В 8 часов мы сели на самолет до Нью-Йорка. Еда, как всегда была неважной, но терпимой после парижской голодухи. Во время полета посмотел аж 2 фильма (один из которых был "Neverland" последний фильм с Джонни Деппом) и почитал английские газеты. Долго искал наушники. Но в конце концов все же их нашел. А то бы умер от скуки. К сожалению, тогда я Нью-Йорк не увидел. До иллюминатора было далековато.
В общем, попал я наконец в Нью-Йорк.
to be continued...
Благо с горем пополам дотелепали мы до ближайшей остановки и вышли в город. А его самого мы ну никак не знали. А надо было нам до ВДНХ добраться. Посмотрели мы у входа в метро по стронам и пригорюнились, почесали репу да отправились в путь куда глаза глядят. Шли долго. В итоге, отчаявшись, мы остановились и присели на остановке. Куда идти не понятно, все указывают в разных направлениях. Кому верить - не ясно. В итоге, мы подошли к двум девчонкам и спросили дорогу. Они нам посоветовали сесть на автобус.
Благополучно мы продели обратный путь до станции метро из которой мы вышли, проделали пару остановок и остановились на предпоследней от конечной остановки. "Здорово", - подумали мы.- "И стоило столько телепать. А теперь уж куда?" Благо пацан вспомнил, что недалеко от ВДНХ находится Останкинская башня. И так, избрав ее ориентиром, мы дотелепали до места назначения, попутно узнав, что москвичи не знают своего города, что Кебальчича говорится с ударением на 2 слог, а не на последний, и что одно и тоже здание может находиться аж в трех местах в соответствии с указаниями тех же самых москвичей.
В нужной нам гостинице мы послушали трех часовую лекци, которая из-за 7 часовой пешей прогулки не доставила нам должного удовольствияя, и вернулись к знакомым Лехи. Это была последняя ночь в России, которая могла бы быть довольно-таки приятной, если бы не необходимость делить постель с еще одним типом и не канонада храпа. В общем, пару часов я все-таки вздремнул.
Ворочась в кровати, я вспоминал, как мир перевернулся с ног на голову, когда я ехал в поезде. Зайдя в купе, я увидел наших соседей на ближайшие 17 часов. С одной стороны сидит человек лет под тридцать, имеющий все черты человека пол жизни проведшего в местах лишения свободы. С другой стороны сидит бабка и противно смеется чему-то. Я поздаровался со всеми. Мы с Лехой разложили вещи. И тут мне позвонил мой отец, провожавший на станции. "Спрячь деньги. С тобой какой-то уголовник едет". А слышно все отлично. И человек с лицом кавказской национальности и внешностью вышибалы в ночном клубе не был в этом исключением. "Все"-, думаю.-"Вот Вове и пришел конец". Но мои опасения по поводу сохранности денег быстро развеялсь, когда он сходу начал цитировать строки из "Священного писания". Да так здорово, что я только диву давался. Старушка тоже приняла очень активное участие в нашей дискуссии и проявила себя прекрасным собеседником. В общем мир и вравду сошел с ума, если на свете появились добродетельные люди, чье прошлое нельзя назвать мягче, чем сомнительным и старушки, держащие себя так, будто разом сболсили 50 лет.
Итак, под непристанный храп я размыщлял о вечнои. И когда все же проснулся с утра, пришел к выводу, что справедливость все же существует. Правда вера в светлое будущее покинула меня сразу же по прибытию в Шереметьево 2 и сразу с концами. Сумка под двадцать килограмм уже порядком надоела, девчонки с которыми мы должны были лететь в Орландо тожне не поднимали настроения. Чудом удалось пронести мой сумарь, как ручную кладь, которая должна быть не более 5 килограмм. И на том спасибо. Но все же давила на нас то, что по прибытию в Париж мы не сможем покинуть его пределы и будем спать где-нибуди в Аэропорту на диванах. Еслии бы все было так просто.
Полет прошел на удивление удачно. Ни один двигатель не отказал. Более того я смог увидеть одно из самых красивых зрелищ в моей жизни, нечто такое, что смогло выбить из моей памяти отвратительный хавчик в самолете, а именно ночной Париж с высоты птичьего полета. Это божественно. Вся земля предстала чудесной рекой света, от которой отходтли мерцающие рукава. Все переливается и блестит. Краем глаза, мы увидели и величие Эйфелевой башни. Казалось ничто не предвещало бури, и восьми часовое ожидание в Аэропорту было сродни небольшому пустячку, неспособному испорить целостной картины ночного города. Ни тут то было.
Как и ожидалось, никто наружу нас не выпустил. Но, хуже того, внутри буквально негде было спать. Уродские французы все позакрывали и свалили, специально прикрыв и 2 специльных зала ожидания с диванами, на которых мы могли бы все без проблем уместиться и преспокойно поспать. Вместо этого мы, как неприкаянные, моталсь по терминалу, дабы измотать себя как можно сильнее и заставить заснуть себя на жестком полу или сварганив из очень неудобных стульев импровизированную постель. Все же час мы смогли поспать и проснулсь изрядно потрепанными и в плохом настроению, чему способствоваи смешки уродских французских полицейских, патрулирующих территорию и посматривающих на нас исподлобья и тронутой мадам, расставляющую столы с таким скрежетом, чтобы "не дай Бог нас не разбудить". При этом она посматривала в нашу сторону и, не видя достаточной ответной реакции, прикладывала дополнительные усилия, чтобы сохранить в неприкосновенности чистоту и невинность глубокого сна. НО, все же, мы им отплатили гонками на тележках и стращным ором, производимым нами нарочно, когда мы встечали кого-нить знакомого. А также все русские студенты заняли конвейерные линии и тыкали пальцами в полицейских, с которых мигом сползали их самодовольные улыбки. Признаться честно, под конец нашего пребывания в Париже, они уже старались держаться от нас подальше и как можно реже попадаться к нам на глаза.
В 8 часов мы сели на самолет до Нью-Йорка. Еда, как всегда была неважной, но терпимой после парижской голодухи. Во время полета посмотел аж 2 фильма (один из которых был "Neverland" последний фильм с Джонни Деппом) и почитал английские газеты. Долго искал наушники. Но в конце концов все же их нашел. А то бы умер от скуки. К сожалению, тогда я Нью-Йорк не увидел. До иллюминатора было далековато.
В общем, попал я наконец в Нью-Йорк.
to be continued...