Джонатан Франзен, "Свобода", роман, 2011 год
Окружающая нас реальность бессмысленна, смыслы создаются автором и закладываются им в микромир своего романа, и, даже если читатель их не обнаружил, они там есть - так говорил Джонатан Франзен. Ему удалось создать микромир в первом своём романе («Поправки»), удалось и во втором («Свобода»). По своей сути они схожи, перед нами - тот самый средней класс, который является опорой и фундаментом американского общества, по крайней мере - в теории. Микромир у Франзена получился объёмным, в действие вовлекаются и реально существующие персонажи, даже эпизодическое упоминание Президента США и некоторых лиц из его свиты придаёт роману вертикальную составляющую, выстраивая его, как многоэтажное здание, давая возможность более полно увидеть все этажи социума. Надо сказать, что прогулка получается неспешной, иногда чересчур, автор неторопливо проводит читателя по многочисленным комнатам своего здания, подолгу задерживаясь в ничем не примечательных закоулках. Но краткость явно не входит в число родственников Франзена, что было заметно ещё в «Поправках». И, всё-таки, шьорт побьери, приятно погрузиться в чтение современного романа, не обращая внимание на все его недостатки. Тоска по роману полноценному, классическому, а не ублюдочному, недоразвитому - вещь достаточно реальная. Тем более, если в названии использовано такое сладкое слово - свобода, за которым стоит целая система понятий и ассоциаций. Свобода в наше время превратилась в предмет поклонения, стала центром новой квазирелигии, со своими «крестовыми походами», многочисленными органами инквизиции и мощнейшим аппаратом принуждения к свободе. Но в романе она рассматривается в её повседневном, бытовом воплощении - на уровне обычного американца, стремящегося к свободе скорее на уровне инстинктов, не подводя под это какую-либо рационально-теоретическую базу.
Расшифровку всех смыслов, заложенных Франзеном в роман, невозможно произвести без знания как американского контекста, так и мировоззренческих установок автора, поэтому я не буду затрагивать ни фигуры героев, ни сюжет, а остановлюсь только на семье и свободе - двух понятиях, показавшиеся мне наиболее важными и проработанными в книге и, с другой стороны, которые универсальны для обществ, мораль которых развивалась в русле христианской парадигмы. Все семьи в романе «счастливы» одинаково - дети отрицают ценностные и поведенческие системы родителей. Конфликт отцов и детей приобретает настолько тотальный характер, что, думаю, можно перенести его на уровень выше и сделать вывод о разрыве и непонимании между поколениями, в результате чего общество становится похожим на огромный, многослойный гамбургер, слои которого вроде бы наложены друг на друга, и, в то же время, не перемешиваются между собой. И одной из причин такого положения дел стала свобода, вещь самоценная сама по себе, но которую в рамках этой книги я бы рассматривал в связке с межпоколенческим разрывом. В начале романа свобода больше связана с асоциальным поведением, стремлением вырваться из-под влияния среды, то есть, фактически, из-под норм, навязываемых предыдущими поколениями. Наверное, поэтому, поисками свободы озабочена в большей степени молодёжь, только начинающая ощущать себя индивидуальностью и воспринимающая не ими придуманные нормы как покушение на их свободу. Иллюзию свободы приносит даже изнасилование, поскольку разрушает предыдущие связи и сбрасывает их груз, давая временное облегчение. А сын, получая деньги от матери, начинает её ненавидеть за то, что тем самым чувствует себя обязанным ей и, следовательно, попадает в зависимость. Стремление к свободе некоторых персонажей становится маниакальным, постепенно овладевая личностью и начиная управлять ею, проделывая с нею трансформацию, подобную шигалёвской - выходя из стремления к безграничной свободе, человек попадает в объятия деспотизма, деспотизма свободы. Без связей с другими свобода превращается в мираж, самообман, тупик. Это понял Джоуи, стремившийся к полной независимости даже от самых близких людей, но когда Конни, его девушка, причинила ему боль своим поступком, он испытал странное чувство - с одной стороны боль, а с другой стороны, эта боль напомнила ему, что он живой и что в этом мире он не один. Есть, впрочем, в романе второстепенный персонаж Митч, брат Уолтера, живущий текущим мгновением, отвязавшийся и от родственников, и от всех своих женщин, и от детей, нажитых с ними. Вот окончание диалога двух братьев:
- Ты думаешь о детях?
- Да. Иногда. У них хорошие матери, которые знают, что делать, а от меня всё равно проку мало. Я наконец это понял. Я-то умею заботиться только о себе.
- Ты свободный человек.
- Точно.
Кто-нибудь позавидует такой свободе? Но вернёмся ближе к тексту. Постепенно формула «свободный человек - животное асоциальное», доминирующая в начале книги, по мере развития сюжета трансформируется и в конце романа понимание героями свободы приближается к хорошо всем знакомому представлению её через осознанную необходимость. Изрядно потрёпанные на пути к усмирению обострённого эгоизма, персонажи, наконец, обретают некоторое подобие душевного равновесия. Можно ли сказать, что Франзен выступает за пересмотр американского отношения к свободе в сторону некоторых ограничений масштабов её действия и толкования? Я бы сделал такой вывод по прочтению романа, но не уверен, что правильно интерпретирую один из тех смыслов, которые передаёт читателям автор. Возможно, это просто фиксация американских реалий. Не менее важным представляется другое - превращение свободы в бренд, торговую марку. В самых безобидных случаях её используют бизнесмены для продвижения своего товара, в более серьёзных «клика Чейни-Рамсфельда» (так у Франзена) может разнести в щепки чужую страну. И ещё, хотя моё личное отношение к полному разрушению всех принципов традиционного общества отрицательное, возникает мысль, что в Америке закон единства и борьбы противоположностей поколений даёт и положительный эффект, поисками нового образа жизни придавая динамику развитию общества. Особенно в материальной сфере. При этом, надо сделать поправку на субъективность того мира, который выстроил Франзен: он столь же правдоподобен, как правдоподобны миры, выдуманные фантазиями других писателей, да и прочие многочисленные варианты интерпретации реальности - истинность его условна. Тема любви и дружбы рефреном проходит сквозь весь роман, переплетаясь и с семейными проблемами, и с поисками свободы. В большой степени любовь героев эгоистична, исключением стала только любовь Конни к Джоуи, хотя и здесь не обошлось без некоторых странностей. Остальные же приватизируют объект любви и ревниво относятся к соперникам, посягающим на их собственность. Что уж удивляться тому, что самому объекту непозволительно излить даже крупицы своей любви на сторону.
Общее впечатление от «Свободы» двойственное. Не могу сказать, что книга скучна - многоплановость, например, выгодно отличает её от прочитанной перед «Свободой» одной книги (не хочу упоминать её название всуе) нашего известного автора, тоже отнесённой к жанру романа, но похожей на исполнение заунывной мелодии, выжимаемой из инструмента с одной струной. Нет, здесь всё в порядке с законами жанра. Разве что напрягает иногда многословность и наличие сюжетных линий, скорее нудных, чем интересных. Сразу вспоминается длинная сюжетная линия с птичьим проектом, неинтересная мне настолько, что временами приходилось использовать приёмы чтения по диагонали. И если в «Поправках» недержание речи было не столь заметным, то в случае со второй книгой спрос в этом отношении у меня был строже. Из-за этого стиралась и яркость восприятия главных героев: сейчас, по прошествии двух месяцев со дня закрытия последней страницы книги, в памяти осталась, пожалуй, меньше половины персонажей. Остальные превратились в безжизненные, тусклые схемы. Но всё это не мешает дать «Свободе» достаточно высокую оценку и рекомендовать её к прочтению. Особенно тем, кто соскучился по роману безо всяких метафизических довесков - просто роман, просто о жизни.