Юрий Мамлеев "Другой"
«- И смешно, и странно, черт возьми... Когда дочь кушает ну, например, свою кашу по утрам, то вдруг замирает, произносит: «какой УЖАС», кладет ложку и долго потом не ест. Такое повторяется довольно часто в последнее время. Я ее спрашиваю: каша или там котлеты не вкусные? Нет, все ей вкусно. И вдруг: «какой УЖАС!»
- Филипп, она еще, может быть не привыкла к своему телу, оно ей видится чужим, кастрюля какая-то, в которой что-то булькает, варится, - и мы живем в этой кастрюле…Она недавно сюда пришла, и такое может быть у особо чутких, шок от жизни в теле - больше ничего, - закончила Лера».
В этом кратком диалоге из романа «Другой» Юрия Витальевича Мамлеева и отражен весь смысл испытываемого героями его произведений УЖАСА. Ремесленники, инженеры, пьяницы, научные работники тихонечко занимаются своим делом, и вдруг у некоторых происходит удар, даже не удар, а внезапное несогласие с тем, что целью может быть такое нелепое дело как перекладывание с места на место бумажек, кирпичей, досок, бутылок и прочего. Внезапно героев Мамлеева пронизывает ощущение нелепости всего происходящего, абсурдности в соединении с чувством причастности к чему-то высшему. И они начинают метаться, шататься ("Шатуны"-название одного из самых ранних романов Мамлеева), совершать некие предосудительные поступки, так как не знают, что с ними происходит, что делать с этим странным, неисчезающем ощущением. Юрий Витальевич исследует причину появления этого «странного чувства» у некоторых людей, намекает, что рационально это явление не объяснить, пытается проследить дальнейшую жизнь своих «прозревших героев».
Честно говоря, меня до момента понимания смысла слова «ужас», произносимого героями Мамлеева, даже немного раздражала их чересчур выписанная, истероидная реакция, и постоянно встречающиеся в романах и рассказах слова ужас и хохот. И только приведенный выше отрывок из «Другого» расставил все по своим местам.
И еще цитата из романа "Другой", очень четко демонстрирующая позицию автора о месте внезапно пробужденного человека в социуме:
"....Время отшельнического подвига прошло. Надо умудриться быть в социуме - и сохранить себя. Быть и отстраненным, и включенным одновременно....конечно, государство любит усредненное, так спокойнее. Но со временем оно поднимает на щит и каторжанина Достоевского, и Лермонтова, и так далее, чтобы, к примеру, показать, что народ, который дал столько гениев, не может погибнуть...легче сидеть в пещере и там видеть небо, чем в социуме узреть хотя бы клочок его..."
- Филипп, она еще, может быть не привыкла к своему телу, оно ей видится чужим, кастрюля какая-то, в которой что-то булькает, варится, - и мы живем в этой кастрюле…Она недавно сюда пришла, и такое может быть у особо чутких, шок от жизни в теле - больше ничего, - закончила Лера».
В этом кратком диалоге из романа «Другой» Юрия Витальевича Мамлеева и отражен весь смысл испытываемого героями его произведений УЖАСА. Ремесленники, инженеры, пьяницы, научные работники тихонечко занимаются своим делом, и вдруг у некоторых происходит удар, даже не удар, а внезапное несогласие с тем, что целью может быть такое нелепое дело как перекладывание с места на место бумажек, кирпичей, досок, бутылок и прочего. Внезапно героев Мамлеева пронизывает ощущение нелепости всего происходящего, абсурдности в соединении с чувством причастности к чему-то высшему. И они начинают метаться, шататься ("Шатуны"-название одного из самых ранних романов Мамлеева), совершать некие предосудительные поступки, так как не знают, что с ними происходит, что делать с этим странным, неисчезающем ощущением. Юрий Витальевич исследует причину появления этого «странного чувства» у некоторых людей, намекает, что рационально это явление не объяснить, пытается проследить дальнейшую жизнь своих «прозревших героев».
Честно говоря, меня до момента понимания смысла слова «ужас», произносимого героями Мамлеева, даже немного раздражала их чересчур выписанная, истероидная реакция, и постоянно встречающиеся в романах и рассказах слова ужас и хохот. И только приведенный выше отрывок из «Другого» расставил все по своим местам.
И еще цитата из романа "Другой", очень четко демонстрирующая позицию автора о месте внезапно пробужденного человека в социуме:
"....Время отшельнического подвига прошло. Надо умудриться быть в социуме - и сохранить себя. Быть и отстраненным, и включенным одновременно....конечно, государство любит усредненное, так спокойнее. Но со временем оно поднимает на щит и каторжанина Достоевского, и Лермонтова, и так далее, чтобы, к примеру, показать, что народ, который дал столько гениев, не может погибнуть...легче сидеть в пещере и там видеть небо, чем в социуме узреть хотя бы клочок его..."