ЧЕЛОВЕК, ПРИДУМАВШИЙ ТУРИЗМ
Интересно, как повлиял на вашу жизнь Стендаль (франц. писатель, 1783-1842, «Пармская обитель», «Красное и черное»)? Не только в смысле общей культур-мультурки, вдруг вы с филфака или вообще впервые слышите это имя. А в смысле практического влияния на реальную жизнь?
Думаю, что вы и не догадываетесь, как сильно. Если хотя бы раз вы пользовались услугами турфирмы, ходили в турпоход или кушали «Завтрак туриста» - этим вы обязаны Стендалю и его сочинению «Записки туриста». Ибо именно он ввел во французский язык (а через него и в русский) слова «турист» и «туризм», более того развил и вложил в эти понятия их сегодняшний смысл. До него существовали только «путешественники» и «бродяги», а это, согласитесь, совсем не то.
Редкие писатели могут похвалиться тем, что придуманные ими слова и выражения вошли в литературный язык и обыкновенную речь. Это удивительно, но Стендаль добился этого, несмотря на то, что при жизни его почти не читали. В русской культуре такой вклад последним внес нерусский писатель Чингиз Айтматов, со своим «манкуртом». Больше не припомню.
Что еще занятного связано со Стендалем? Он первым стал практиковать «культуру анонимного творчества», предвосхитив все наши постмодернизмы. Звали-то его на самом деле Анри Бейль, Стендаль - лишь самый известный псевдоним. Посчитано, что за 12 последних лет жизни он использовал 177 псевдонимов. Заметки, которые он делал постоянно, часто оформлял в виде загадок или просто зашифровывал так, что часто через несколько дней не мог сам их разгадать.
В 17 лет он поступает на военную службу драгуном и под командованием генерала Бонапарта входит в Милан. «Какая великая слава сохранилась бы за Наполеоном-завоевателем, если бы пушечное ядро сразило его в вечер сражения под Москвой!» - напишет он в «Жизни Наполеона».
Под командованием императора Наполеона отступает из горящей Москвы: «Я видел, как колеса моего экипажа выдавливали внутренности из полуобгоревших трупов… В Вильне дыры в стенах затыкали кусками оледенелых трупов».
Обладал очень злым остроумием, высмеяв выспренний стиль Шатобриана, был вызван им на дуэль. Свой же стиль оттачивал так: взял себе за привычку прочитывать каждое утро по странице Гражданского Кодекса Наполеона.
«Нет ничего смешного в том, чтобы умереть на улице, если это сделано не нарочно», - написал он как-то. И вскоре умер именно на улице, на тротуаре, «застигнутый апоплексическим ударом».
«Они священны: ведь к ним никто не прикасается», - сказал однажды издатель Стендалю о его произведениях. И действительно, этот писатель был почти неизвестен своим современникам. Когда Бальзак за год до смерти Стендаля написал в «Ревю паризьен» восторженный этюд о его творчестве, «широкая читательская общественность» была шокирована: многие никогда о нем никогда не слышали, а редкие слышавшие считали его скучным или пошлым писакой.
«Выдающийся мастер литературы идей, один из самых замечательных умов нашего времени,… могут оценить души и люди поистине выдающиеся», - позже Бальзака будут в прессе обвинять, что он «был пьян, когда сочинял эти лживые гиперболы». Скучный шарлатан, негодяй, тлетворный писатель и низкий человек, даже толстокожее животное - эти эпитеты в адрес Стендаля будут раздаваться со страниц ведущих парижских изданий еще много лет.
Даже собратья по литературному цеху не поняли бальзаковских похвал. Флобер назвал Стендаля «плохим писателем, божком, которого никто не знает». Виктор Гюго восклицал, что Стендаля больше четырех страниц прочесть невозможно и обвинял в «душевной глухоте». Эмиль Золя: «путаник в композиции и стиле».
Под таким шквалом общественного неприятия Проспер Мериме, друг Стендаля, осмелился написать сочинение в его защиту - только анонимно и тиражом в 25 экземпляров!
Был, правда, могучий человек, уже в зените своей славы оценивший в полной мере произведения «толстокожего животного». Гете рекомендовал
своим друзьям и поклонникам: книги Стендаля «непременно раздобыть, мало прочесть, надо иметь у себя, перечитывать, некоторые места выучить наизусть».
Сам Стендаль писал, что его будут читать через 50-100 лет. Оказался прав. К тому времени его действительно оценили. Его назвали учителем такие люди, как Толстой, Ницше.
Ницше писал, что этот «последний из великих французских психологов» «как первооткрыватель, наполеоновским шагом промерял всю Европу, многовековое царство европейской души».
Автор «Войны и мира», «Севастопольских рассказов» признавался: «Кто до него так описал войну, то есть такой, какой она бывает на самом деле?.. во всем том, что я знаю о войне, мой первый учитель - Стендаль».
Более почетные похвалы трудно вообразить.
Думаю, что вы и не догадываетесь, как сильно. Если хотя бы раз вы пользовались услугами турфирмы, ходили в турпоход или кушали «Завтрак туриста» - этим вы обязаны Стендалю и его сочинению «Записки туриста». Ибо именно он ввел во французский язык (а через него и в русский) слова «турист» и «туризм», более того развил и вложил в эти понятия их сегодняшний смысл. До него существовали только «путешественники» и «бродяги», а это, согласитесь, совсем не то.
Редкие писатели могут похвалиться тем, что придуманные ими слова и выражения вошли в литературный язык и обыкновенную речь. Это удивительно, но Стендаль добился этого, несмотря на то, что при жизни его почти не читали. В русской культуре такой вклад последним внес нерусский писатель Чингиз Айтматов, со своим «манкуртом». Больше не припомню.
Что еще занятного связано со Стендалем? Он первым стал практиковать «культуру анонимного творчества», предвосхитив все наши постмодернизмы. Звали-то его на самом деле Анри Бейль, Стендаль - лишь самый известный псевдоним. Посчитано, что за 12 последних лет жизни он использовал 177 псевдонимов. Заметки, которые он делал постоянно, часто оформлял в виде загадок или просто зашифровывал так, что часто через несколько дней не мог сам их разгадать.
В 17 лет он поступает на военную службу драгуном и под командованием генерала Бонапарта входит в Милан. «Какая великая слава сохранилась бы за Наполеоном-завоевателем, если бы пушечное ядро сразило его в вечер сражения под Москвой!» - напишет он в «Жизни Наполеона».
Под командованием императора Наполеона отступает из горящей Москвы: «Я видел, как колеса моего экипажа выдавливали внутренности из полуобгоревших трупов… В Вильне дыры в стенах затыкали кусками оледенелых трупов».
Обладал очень злым остроумием, высмеяв выспренний стиль Шатобриана, был вызван им на дуэль. Свой же стиль оттачивал так: взял себе за привычку прочитывать каждое утро по странице Гражданского Кодекса Наполеона.
«Нет ничего смешного в том, чтобы умереть на улице, если это сделано не нарочно», - написал он как-то. И вскоре умер именно на улице, на тротуаре, «застигнутый апоплексическим ударом».
«Они священны: ведь к ним никто не прикасается», - сказал однажды издатель Стендалю о его произведениях. И действительно, этот писатель был почти неизвестен своим современникам. Когда Бальзак за год до смерти Стендаля написал в «Ревю паризьен» восторженный этюд о его творчестве, «широкая читательская общественность» была шокирована: многие никогда о нем никогда не слышали, а редкие слышавшие считали его скучным или пошлым писакой.
«Выдающийся мастер литературы идей, один из самых замечательных умов нашего времени,… могут оценить души и люди поистине выдающиеся», - позже Бальзака будут в прессе обвинять, что он «был пьян, когда сочинял эти лживые гиперболы». Скучный шарлатан, негодяй, тлетворный писатель и низкий человек, даже толстокожее животное - эти эпитеты в адрес Стендаля будут раздаваться со страниц ведущих парижских изданий еще много лет.
Даже собратья по литературному цеху не поняли бальзаковских похвал. Флобер назвал Стендаля «плохим писателем, божком, которого никто не знает». Виктор Гюго восклицал, что Стендаля больше четырех страниц прочесть невозможно и обвинял в «душевной глухоте». Эмиль Золя: «путаник в композиции и стиле».
Под таким шквалом общественного неприятия Проспер Мериме, друг Стендаля, осмелился написать сочинение в его защиту - только анонимно и тиражом в 25 экземпляров!
Был, правда, могучий человек, уже в зените своей славы оценивший в полной мере произведения «толстокожего животного». Гете рекомендовал
своим друзьям и поклонникам: книги Стендаля «непременно раздобыть, мало прочесть, надо иметь у себя, перечитывать, некоторые места выучить наизусть».
Сам Стендаль писал, что его будут читать через 50-100 лет. Оказался прав. К тому времени его действительно оценили. Его назвали учителем такие люди, как Толстой, Ницше.
Ницше писал, что этот «последний из великих французских психологов» «как первооткрыватель, наполеоновским шагом промерял всю Европу, многовековое царство европейской души».
Автор «Войны и мира», «Севастопольских рассказов» признавался: «Кто до него так описал войну, то есть такой, какой она бывает на самом деле?.. во всем том, что я знаю о войне, мой первый учитель - Стендаль».
Более почетные похвалы трудно вообразить.