Эва М. Томпсон «Певцы Империи»
Я торжественно клянусь, что видел эту книгу на русском языке в книжном магазине на проспекте Независимости в Минске - полистал, заинтересовался, записал себе имя автора и название (думал посмотреть, не найду ли где-нибудь подешевле). Оказалось, что мой Гугл (ну, возможно, у меня какой-то негодный Гугл, не буду настаивать) не только не находит эту книгу в наличии в интернет-магазинах, но и вообще в неведении касательно существования какого-то русского издания. (Из магазина та книжка тоже потом исчезла, будто труп из детектива Уильяма Айриша).
Однако Гугл мой таки подтверждает, что, вообще-то, книга эта мне не привиделась в горячечном бреду: упоминает и беларусский перевод «Песняры імперыі. Расійская літаратура і каланіялізм» (издавалась в Минске в доисторическом 2009, так что вряд ли легко найти); и украинский "Трубадури імперії" (это более свежее издание, послекрымское); ну а на Амазоне можно купить и в оригинале под менее броским названием “Imperial Knowledge: Russian Literature and Colonialism”. Авторка - профессор славистики из университета в Хьюстоне, штат Техас - написала свое исследование, насколько я понимаю, ещё в девяностые, и продемонстрировала совершенно, на мой взгляд, не типичную для американского слависта трезвость взгляда на классическую и современную русскую литературу. (Нетипичную потому, что, как правило, если уж американский профессор занимается русской словесностью, то неприкрыто подпадает под обаяние Пушкина, Тургенева и прочей толстоевщины: «ах, эта загадочная русская душа!»). Так как беларусского издания я не нашел, а Амазон - за железным занавесом, довелось читать по-украински (вполне, я бы сказал, посильное задание для любого, даже не-украинца, владеющего славянскими языками).
Книга детально анализирует империалистический и колониальный посыл, который несёт русская классика, начиная с Пушкина и Лермонтова - и это не только хрестоматийные «Клеветникам России» и «злой чечен ползёт на берег..» У Пушкина и «чухонцы» (т.е. финны) - «убогие»; и кавказские народы описаны в тех же точно красках, какими Киплинг своих афганских конокрадов описывает (только про Киплинга привычно говорить, что он, дескать - колониалист, а солнце русской поэзии - «вы не понимаете, это другое»). У Лермонтова (в книжке, которую читают по программе в средней школе!) герой похищает и насилует несовершеннолетнюю, а потом удерживает её у себя для утех, пока не надоест (ну, или пока не умрет). При этом Печорин - конечно, не предмет для подражания, но ведь и не показывается маньяком из романов Фаулза или Томаса Харриса! Там используется такой нарратив, что русский офицер вполне может взять силой понравившуюся ему «туземную» девушку - ведь он является представителем высшей расы; она даже благодарна должна быть, и вообще (как всегда говорят насильники) «она сама этого хотела». Вообще, после прочтения книги Томпсон, по-другому начинаешь смотреть на вещи из школьной программы по литературе. Я вот и не помнил, что милейший виолончелист Кирсанов-отец из романа Тургенева - украл в молодости в «польском походе» мебельный гарнитур, который и привез в свою Кирсановку!
Российская Империя в начале двадцатого века кончилась - но не кончился империализм и колониализм в русской литературе, как показывает Томпсон, анализируя книги Солженицына, Рыбакова и Распутина. Сам я, читая на закате СССР «Раковый корпус» в каком-то толстом журнале, даже и не задумался: а почему это, если дело происходит в Ташкенте, герои - сплошь русские, а не узбеки? Оно-то и у Камю сплошные французы в героях, у местного населения «права голоса» нет - но про Алжир-то есть общее согласие нынче, что французы там были колонизаторами. То же самое - в рыбаковских «Детях Арбата»: из всех «аборигенов», которые окружают ссыльного Панкратова, какой-то субъектностью обладает лишь учительница Зида, да и та нужна лишь, чтобы рабски служить герою, который пользуется её, пока ему это удобно, а потом бросает безо всякого сожаления. Подспудно вводится всё та же лермонтовская идея: по сравнению с этими эвенками и бурятами, дескать, русский человек (даже зек!) стоит гораздо выше.
И у Распутина в Сибири русские показаны так, будто они не колонизаторами туда пришли, а облагодетельствовали неразвитое местное (про которое он вообще вс поминает очень редко). Он, может, и хотел бы, чтобы богатствами Сибири больше распоряжались в Иркутске или Тобольске, а не в Москве - но, конечно же, по его мнению богатства эти принадлежат живущим в Сибири русским, а не каким-то там «малым народам». В своей «Истории Сибири» он гораздо больше места уделяет десяткам сосланных туда декабристов, нежели тысячам поляков (не говоря уж про литовцев с эстонцами), детально описывая сохранившиеся архитектурные памятники - забывает упомянуть католические костёлы (построенные теми же ссыльными), и пр…
Можно еще много чего вспомнить из книги Томпсон - в частности, интересен её анализ литературы, написанной женщинами (Петрушевской, в первую очередь, но не только), но постик и так уже длинноват выходит.
В общем, эту книгу смело можно рекомендовать любому любителю русской литературы, как калассической, так и двадцатого века, Заставляет задуматься и по-новому взглянуть на знакомые произведения, как мне кажется.
Однако Гугл мой таки подтверждает, что, вообще-то, книга эта мне не привиделась в горячечном бреду: упоминает и беларусский перевод «Песняры імперыі. Расійская літаратура і каланіялізм» (издавалась в Минске в доисторическом 2009, так что вряд ли легко найти); и украинский "Трубадури імперії" (это более свежее издание, послекрымское); ну а на Амазоне можно купить и в оригинале под менее броским названием “Imperial Knowledge: Russian Literature and Colonialism”. Авторка - профессор славистики из университета в Хьюстоне, штат Техас - написала свое исследование, насколько я понимаю, ещё в девяностые, и продемонстрировала совершенно, на мой взгляд, не типичную для американского слависта трезвость взгляда на классическую и современную русскую литературу. (Нетипичную потому, что, как правило, если уж американский профессор занимается русской словесностью, то неприкрыто подпадает под обаяние Пушкина, Тургенева и прочей толстоевщины: «ах, эта загадочная русская душа!»). Так как беларусского издания я не нашел, а Амазон - за железным занавесом, довелось читать по-украински (вполне, я бы сказал, посильное задание для любого, даже не-украинца, владеющего славянскими языками).
Книга детально анализирует империалистический и колониальный посыл, который несёт русская классика, начиная с Пушкина и Лермонтова - и это не только хрестоматийные «Клеветникам России» и «злой чечен ползёт на берег..» У Пушкина и «чухонцы» (т.е. финны) - «убогие»; и кавказские народы описаны в тех же точно красках, какими Киплинг своих афганских конокрадов описывает (только про Киплинга привычно говорить, что он, дескать - колониалист, а солнце русской поэзии - «вы не понимаете, это другое»). У Лермонтова (в книжке, которую читают по программе в средней школе!) герой похищает и насилует несовершеннолетнюю, а потом удерживает её у себя для утех, пока не надоест (ну, или пока не умрет). При этом Печорин - конечно, не предмет для подражания, но ведь и не показывается маньяком из романов Фаулза или Томаса Харриса! Там используется такой нарратив, что русский офицер вполне может взять силой понравившуюся ему «туземную» девушку - ведь он является представителем высшей расы; она даже благодарна должна быть, и вообще (как всегда говорят насильники) «она сама этого хотела». Вообще, после прочтения книги Томпсон, по-другому начинаешь смотреть на вещи из школьной программы по литературе. Я вот и не помнил, что милейший виолончелист Кирсанов-отец из романа Тургенева - украл в молодости в «польском походе» мебельный гарнитур, который и привез в свою Кирсановку!
Российская Империя в начале двадцатого века кончилась - но не кончился империализм и колониализм в русской литературе, как показывает Томпсон, анализируя книги Солженицына, Рыбакова и Распутина. Сам я, читая на закате СССР «Раковый корпус» в каком-то толстом журнале, даже и не задумался: а почему это, если дело происходит в Ташкенте, герои - сплошь русские, а не узбеки? Оно-то и у Камю сплошные французы в героях, у местного населения «права голоса» нет - но про Алжир-то есть общее согласие нынче, что французы там были колонизаторами. То же самое - в рыбаковских «Детях Арбата»: из всех «аборигенов», которые окружают ссыльного Панкратова, какой-то субъектностью обладает лишь учительница Зида, да и та нужна лишь, чтобы рабски служить герою, который пользуется её, пока ему это удобно, а потом бросает безо всякого сожаления. Подспудно вводится всё та же лермонтовская идея: по сравнению с этими эвенками и бурятами, дескать, русский человек (даже зек!) стоит гораздо выше.
И у Распутина в Сибири русские показаны так, будто они не колонизаторами туда пришли, а облагодетельствовали неразвитое местное (про которое он вообще вс поминает очень редко). Он, может, и хотел бы, чтобы богатствами Сибири больше распоряжались в Иркутске или Тобольске, а не в Москве - но, конечно же, по его мнению богатства эти принадлежат живущим в Сибири русским, а не каким-то там «малым народам». В своей «Истории Сибири» он гораздо больше места уделяет десяткам сосланных туда декабристов, нежели тысячам поляков (не говоря уж про литовцев с эстонцами), детально описывая сохранившиеся архитектурные памятники - забывает упомянуть католические костёлы (построенные теми же ссыльными), и пр…
Можно еще много чего вспомнить из книги Томпсон - в частности, интересен её анализ литературы, написанной женщинами (Петрушевской, в первую очередь, но не только), но постик и так уже длинноват выходит.
В общем, эту книгу смело можно рекомендовать любому любителю русской литературы, как калассической, так и двадцатого века, Заставляет задуматься и по-новому взглянуть на знакомые произведения, как мне кажется.