"Штиллер" Макс Фриш
Самоотрицание?
От себя не убежишь.
Мое ментальное пространство последнего времени то и дело подбрасывало упоминания о нем. То в какой-нибудь книге наткнусь на Homo Faber, то герой в ответ на вопрос об имени отвечает выпендрежно: "Назову себя Гантенбайном!" Не имела о Максе Фрише ни малейшего понятия, обоих, Фабера и Гантенбайна воспринимала персонажами коллективного бессознательного, которых кто-то когда-то придумал, а потом это пошло в народ. Не массово, как Петька с Василь Иванычем или Чебурашка с крокодилом Геной, но в среде книжных людей мемы употребительные. Причем упоминать можно даже не имея представления, что обозначают.
Но есть Долгая прогулка на Либе, мартовское обострение которой подбросило квестом книгу Фриша, тут-то я узнала, кто автор тех мемов. Итак, "Штиллер", в имени которого слышится и буквальное тихий, скрытный тайный (still), и Шиллер и невыносимая обездвиженность штиля, и трикстер Тиль Уленшпигель. А русский человек не может не услышать в придачу имени народно любимого, единого в двух лицах Штирлица. И не говорите, что Юлиан Семенов писал свою эпопею позже, для океана коллективного бессознательного нет границ, в нем все всегда и сразу. И вся эта семантика отыграет тем или иным способом по ходу чтения.
Американца по имени Уайт, имевшего неосторожность ответить человеку, обратившемуся к нему по-немецки, на том же языке, арестовывают прямо на перроне вокзала, опознав в нем без вести пропавшего семь лет назад скульптора Штиллера. В вину вменяется уклонение весь этот промежуток времени от исполнения гражданских обязанностей, вместе с накопившимися налоговыми задолженностями. То есть, ничего криминального. Очень скоро выясняется, что американский паспорт фальшивка, но и по этому поводу швейцарское правосудие претензий к пассажиру не имеет, и преследовать его не собирается. Единственное, что оно требует - признать себя Штиллером.
Однако именно этого он делать отчего-то ни в какую не хочет, а даже и напротив. принимается оговаривать себя: сыплет признаниями в убийствах жены, директора, еще каких-то людей; рассказывает фантастические истории о приключениях в джунглях, о жизни в Мексике и Соединенных Штатах. Тем временем его опознали уже абсолютно все: сводный брат, бывшая жена (живая, как вы могли догадаться), бывшая любовница (жена прокурора - неловкий момент, который в любой другой истории мог оказаться для героя фатальным, но не в этой).
Роман складывается из тюремных записей заключенного, ведущего, впрочем, достаточно вольную жизнь, с возможностью покидать камеру, а когда из Парижа прибывает фрау Юлика, бывшая жена Штиллера - то и выходить с ней в город. Тюрьма превращается едва ли не в пансион с минимумом удобств, но бесплатными проживанием и кормежкой. Поначалу видишь в происходящем кафкианско-набоковский абсурд "Процесса" и "Приглашения на казнь", очень скоро это превращается скорее в абсурдизм пьес Ионеско и беккетова "В ожидании Годо".
И если прежде склоняешься к мысли о коллективном сумасшествии, принуждающем постороннего человека признать себя тем, кем он не является, то постепенно, по ходу чтения не остается уже и сомнений в том, что это именно Штиллер, отрицающий свою личность, одержимый желанием оставить все, чем был прежде и начать жизнь с чистого (White - белый) листа. Одновременно, давящее общество с социальным навязыванием ролей, от диктата которого герой скрывается на другом континенте, предстает все менее людоедским. "Мы не требуем от тебя многого, - говорит оно, - веди себя пристойно, исполняй гражданские обязанности, честно трудись, заботься о ближних и процветай."
Только вот, герой не из тех, кого устроит простое обывательское счастье, которое кажется ему скотством: тяни лямку как вол, набивай брюхо как свинья, удовлетворяй похоть как козел, чтобы кончить дни на бойне. Он видится себе человеком больших деяний, героем войны, открывателем новых направлений в искусстве, художником с мировым именем, и на меньшее не согласен. Потерпев же поражение, оказавшись не востребованным с коммерческой точки зрения и несостоятельным с эстетической, приходит к отрицанию своей личности как таковой, калеча морально и физически тех, кто имел несчастье любить его.
Более социально защищенная (образованная, со знанием языков, из богатой семьи, замужем за успешным чиновником) Сибилла претерпевает крушение семьи, которую после придется восстанавливать из руин, и вынужденную эмиграцию с необходимостью начинать жизнь с нуля. Не имеющая мощной подушки безопасности, а главное - вовлеченная в отношения куда глубже балерина Юлика тяжело заболевает, долгий период ремиссии приходится на семилетнюю разлуку с мужем, воссоединение убивает ее окончательно.
В обоих случаях, а также в испанской, американской и мексиканской эпопеях, о которых мы знаем с его слов и отчасти вынуждены довольствоваться приемом ненадежного рассказчика, Штиллер выбирает женщин, более социально реаизованных, чем он сам, паразитируя на их успешности, и оставляя с глубокими ранами на самооценке.
Таким образом, говорить о кризисе самоидентичности, о поисках себя, о стремлении к индивидуации применительно к герою не стоит, его проблема не в отсутствии возможности творческой самореализации и не в конфликте с собственным "Я", а в социальной неуспешности, в недооцененности (как он считает) обществом его исключительных достоинств. Паразитирующий нарциссизм.
Непростая история с простой основной моралью: "ты есть тот, кто ты есть". И менее очевидной дополнительной: "Девушки, держитесь подальше от непризнанных гениев"