Мир без работы. №2.
Оригинал взят у kybaman в Мир без работы. №2.
Первую часть читайте пожалуйста здесь - http://kybaman.livejournal.com/1158546.html
Переход от рабочей силы к отдыхающей силе плохо скажется на американцах - этих рабочих пчёлках богатого мира: между 1950 и 2012 годами количество отработанных часов в год в Европе очень сильно снизилось, до 40% в Германии и Нидерландах. При этом в США оно снизилось всего на 10%. Более богатые американцы с высшим образованием работают больше, чем 30 лет назад, особенно если учитывать время, потраченное на ответы на электронную почту из дома.
В 1989 году психологи Михай Чиксентмихайи [Mihaly Csikszentmihalyi] и Джудит Лефевр [Judith LeFevre] провели знаменитое исследование среди рабочих Чикаго, обнаружившее, что люди, находящиеся на рабочем месте, часто хотели бы оказаться где-нибудь ещё. Тем не менее, в опросниках те же самые рабочие указали, что чувствуют себя лучше и меньше волнуются, находясь в офисе, или на производстве, чем где-либо ещё. Психологи назвали это “парадоксом работы”: многие люди более счастливы, жалуясь на свою работу, чем предаваясь чересчур обильному досугу. Другие назвали “чувством вины лежебоки” эффект, при котором люди используют медиа для расслабления, но чувствуют себя бесполезными, оценивая непродуктивно проведённое время. Удовольствие - дело сиюминутное, а гордость возникает только при оценке прошлых достижений.
Исследователи пост-труда говорят, что американцы работают так много из-за своей культуры, которая заставляет их чувствовать вину за непродуктивно проведённое время, и это чувство будет угасать в то время, как работа перестанет быть нормальным времяпрепровождением. Может и так - но проверить эту гипотезу нельзя. Отвечая на мой вопрос о том, какое современное общество больше всего похоже на идеал пост-рабочего, Ханникат признал: “Не уверен, что вообще есть такое место”.
Могут появиться менее пассивные и более продуктивные формы досуга. Возможно, это уже происходит. Интернет, социальные сети и игры предлагают развлечения, которыми увлечься так же просто, как просмотром ТВ, но они обладают более сформированными целями и меньше изолируют людей. Видеоигры, как бы их не высмеивали, позволяют вам добиваться определённых достижений. Джереми Бэйленсон [Jeremy Bailenson], профессор по коммуникациям в Стенфорде, говорит, что с улучшением технологии виртуальной реальности “кибер-существование” людей станет таким же насыщенным, как и “реальная” жизнь. Игры, в которых “игроки забираются в шкуру другого человека, чтобы ощутить его переживания от первого лица, не только дают возможность проживать различные фантазии, но и “помогают вам жить жизнью другого человека, и учат вас эмпатии и социальным навыкам”.
Сложно представить, что досуг полностью заменит вакуум достижений, образующийся при исчезновении труда. Многим нужны достижения, получаемые через работу, чтобы иметь какую-то цель. Чтобы представить будущее, предлагающее нам нечто большее, чем простое ежеминутное удовлетворение, нам надо представить, как миллионы людей смогут найти себе занятие, не оплачиваемое формально. Поэтому, вдохновившись предсказаниями самых знаменитых экономистов труда США, я сделал крюк по пути в Янгстаун и остановился в Коламбусе, Огайо.
4. Общественное творчество: реванш ремесленников
Изначально средний класс США составляли ремесленники. До того, как индустриализация прокатилась по экономике, многие из тех, кто не работал на фермах, занимались ювелирным делом, кузнечным или работой по дереву. Промышленное производство 20 века устранило эту прослойку. Но Лоуренс Кац, экономист труда из Гарварда, видит следующую волну автоматизации как силу, которая вернёт нам ремесленничество и искусства. Конкретно его интересуют последствия появления 3D-принтеров, когда автоматика создаёт сложные объекты из цифровых прототипов.
“Фабрики столетней давности могли производить Модель Т, вилки, ножи, чашки, стаканы по стандартным и дешёвым схемам, и это вывело ремесленников из бизнеса,- рассказал мне Кац. - Но что, если новые технологии, такие, как 3D-принтеры, могут выдавать уникальные вещи почти так же дёшево? Возможно, что информационные технологии и роботы устранят привычные рабочие места, и создадут новую экономику ремесленников, экономику, построенную вокруг самовыражения, в которой люди будут использовать время для создания предметов искусства”.
Иначе говоря, это будущее сулит не потребление, а творческое самовыражение, благодаря тому, что технология вернёт инструменты для создания предметов обратно в руки отдельных лиц, и демократизирует массовое производство.
Нечто подобное уже можно наблюдать в небольшом, но растущем количестве фабрик творчества под названием “makerspace”, возникающих и в США, и по всему миру. Фабрика идей в Коламбусе [Columbus Idea Foundry] - самое большое в стране подобное место, бывшая фабрика по изготовлению обуви, заставленная станками индустриальной эпохи. Сотни членов фабрики платят ежемесячный взнос за использование станков для производства подарков и ювелирных изделий. Паяют, полируют, красят, играют с плазменными резаками и работают с болгарками и токарными станками.
Когда я прибыл туда холодным февральским днём, на грифельной доске, стоявшей у двери, я увидел три стрелочки, показывавшие на туалеты, литьё олова и зомби. Недалеко от входа три человека с перепачканными пальцами, в рубашках с масляными пятнами чинили 60-летний токарный станок. За ними местный художник обучал старушку переносу фотографий на большой холст, а пара ребят скармливала пиццу каменной печке, подогреваемой пропановой горелкой. Где-то недалеко человек в защитных очках варил вывеску для местного куриного ресторана, другие забивали коды в лазерный резак с ЧПУ. Сквозь шум сверления и пиления прорывалась рок-музыка с сервиса Pandora, доносившаяся из эдисоновского фонографа, подключённого по WiFi. Эта фабрика - не просто набор инструментов, это - социальный центр.
У Алекса Бандара, основавшего её после получения докторской степени по материаловедению и инженерии, есть теория о ритмах изобретений в американской истории. В прошлом столетии экономика двигалась от железа к софту, от атомов к битам, и люди проводили всё больше времени перед экранами. Но постепенно компьютеры забирали всё больше задач, ранее принадлежавших людям, и маятник качнулся назад - от битов к атомам, по крайней мере, касаемо ежедневной людской активности. Бандар считает, что общество, занятое цифровыми технологиями, научится ценить чистые удовольствия изготовления вещей, которые можно потрогать. “Я всегда стремился попасть в новую эру, в которой роботы выполняют наши указания,- говорит Бандар. - Если создать батареи лучшего качества, улучшить робототехнику и манипуляторы, то можно будет утверждать с уверенностью, что роботы будут делать всю работу. Так чем же мы будем заниматься? Играть? Рисовать? Неужели снова начнём разговаривать друг с другом?”
Не нужно обладать симпатией к плазменным резакам, чтобы увидеть красоту экономики, в которой десятки миллионов людей изготавливают вещи, которые им нравится делать - будь это физические или цифровые вещи, делают они их в специальных местах или в онлайне - и в которой они получают отзывы и признание за свою работу. Интернет и обилие недорогих инструментов для создания предметов искусства уже вдохновили миллионы людей на то, чтобы творить культуру прямо в своих гостиных. Каждый день люди закачивают больше 400 000 часов видео на YouTube и 350 миллионов фотографий на Facebook. Исчезновение формальной экономики может освободить множество будущих артистов, писателей и умельцев, которые посвятят своё время творческим интересам, и будут производить культуру. Такие занятия приводят к возникновению тех самых качеств, которые организационные психологи считают необходимыми для получения удовлетворения от работы: независимость, возможность достичь мастерства, целеустремлённость.
Погуляв по фабрике, я пообщался, сидя за длинным столом, с несколькими её членами, пробуя пиццу, вышедшую из каменной печи. Я спросил, что они думают о своей организации в качестве модели будущего, в котором автоматизация ещё дальше продвинулась в формальной экономике. Художник смешанных жанров Кейт Морган сказала, что большинство её знакомых бросили бы работу и посвятили бы себя фабрике, если бы они могли это сделать. Другие рассказывали о необходимости видеть результаты своего труда, которые в работе ремесленника ощущаются гораздо больше, чем в других областях деятельности, где они пробовали себя.
Позднее к нам присоединился Терри Гринер, инженер, строивший у себя в гараже миниатюрные паровые двигатели ещё до того, как его пригласил к себе Бандар. Его пальцы были покрыты сажей, а он рассказывал мне о том, как гордится своим умением чинить разные вещи. “Я работал с 16 лет. Я занимался едой, работал в ресторанах, больницах, программировал компьютеры. Занимался разной работой,- говорит Гринер, в данный момент - отец в разводе. - Но если бы у нас было общество, которое говорило: “Мы позаботимся обо всём необходимом, а ты иди, работай в мастерской”, для меня это была бы утопия. Для меня это был бы лучший из возможных миров”.
5. Случайные заработки: справляйтесь сами
Километрах в полутора в восточных пригородах Янгстауна, в кирпичном здании, окружённом пустыми парковками, находится Royal Oaks - классическая забегаловка для “голубых воротничков”. В полшестого вечера в среду свободных мест почти не было. Смонтированные вдоль стены огни подсвечивали бар жёлтым и зелёным. В дальнем конце комнаты скопились старые барные вывески, трофеи, маски, манекены - всё это было похоже на мусор, оставшийся после вечеринки. Большинство присутствовавших составляли мужчины среднего возраста; некоторые из них сидели группами. Они громко говорили про бейсбол и слегка пахли марихуаной. Некоторые пили в баре в одиночку, сидя в тишине, или же слушая музыку через наушники. Я поговорил с несколькими клиентами, работавшими музыкантами, художниками или разнорабочими. Многие из них не имели постоянной работы.
«Это конец определённого типа работы за зарплату»,- говорит Ханна Вудруф, тамошний бармен, которая оказалась выпускницей Чикагского университета. Она пишет диссертацию про Янгстаун как вестник будущего работы. Многие жители города, по её словам, работают по схемам «внезарплатных вознаграждений», работая за жильё, получая зарплату в конвертах или обмениваясь услугами. Такие места, как Royal Oaks, стали новыми службами занятости - здесь люди не только расслабляются, но и ищут исполнителей конкретных работ,- например, для ремонта автомобиля. Другие обмениваются овощами, выращенными в городских садах, созданных энтузиастами среди пустующих парковок Янгстауна.
Когда целый регион вроде Янгстауна страдает от долгой и серьёзной безработицы, причинённые ею проблемы выходят далеко за рамки персональных - распространяющаяся безработица подрывает соседние районы и вытягивает их городской дух. Джон Руссо, профессор Янгстаунского государственного университета, и соавтор истории города «Steeltown USA», говорит, что местная самоидентификация почувствовала серьёзный удар, когда жители потеряли возможность найти надёжное рабочее место. «Важно понять, что это влияет не только на экономику, но и на психологию людей»,- сказал он мне.
Для Руссо Янгстаун находится на переднем крае большого тренда к возникновению класса «прекариатов» - рабочего класса, перебегающего от задачи к задаче в стремлении свести концы с концами, и страдающего от отсутствия прав работника, возможностей торговаться за выгодные условия и гарантии работы. В Янгстауне многие рабочие смирились с отсутствием гарантий и бедностью, построив идентичность и некое подобие гордости вокруг случайных заработков. Они потеряли веру в организации,- в корпорации, покинувшие город, полицию, не справившуюся с обеспечением безопасности,- и эта вера не вернулась. Но Руссо и Вудруф оба говорят, что они рассчитывают на свою независимость. Так вот место, определявшее когда-то своих жителей при помощи стали, учится ценить находчивость.
Карен Шуберт, 54-летний писатель с двумя высшими образованиями, устроилась на работу на полставки официанткой в кафе Янгстауна, после того, как несколько месяцев искала работу на полный день. У Шуберт двое взрослых детей и внук, и она говорит, что ей очень нравилось обучать писательскому мастерству и литературе в местном университете. Но много колледжей заменили профессоров, работающих полный день, на адьюнкт-профессоров, работающих на полставки, чтобы экономить на расходах, и в её случае те часы наработки, которые она могла бы делать в университете, были не в состоянии обеспечить её существование - и она прекратила там работать. «Думаю, я восприняла бы это как личную неудачу, если бы не знала, как много американцев попались в ту же ловушку»,- сказала она.
Среди прекариатов Янгстауна можно увидеть и третье возможное будущее, в котором миллионы людей годами пытаются найти смысл существования в отсутствие формальных рабочих мест, и где предпринимательство возникает из необходимости. Но хотя в нём и нет комфортных условий экономики потребление, или культурного богатства, присущего будущему ремесленников Лоуренса Каца, это всё же более сложная вещь, чем простая дистопия. «Некоторые молодые люди, работающие на полставки в новой экономике, чувствуют себя независимыми, и пропорции их работы и личных взаимоотношений выдержаны, и им нравится такое положение дел - работать недолго, чтобы иметь время для концентрации на своих увлечениях»,- говорит Руссо.
Зарплаты Шуберт в кафе не хватает на жизнь, и в свободное время она продаёт свои книги стихов на чтениях, и организовывает встречи сообщества литературы и искусства Янгстауна, где другие писатели (многие из которых также не работают полный день) делятся своей прозой. Несколько местных признались мне, что исчезновение работы обогатило местную музыкальную и культурную обстановку, поскольку у творческих людей появилось достаточно возможностей проводить время друг с другом. «Мы ужасно бедная популяция, но люди, живущие здесь, ничего не боятся, обладают творческим потенциалом и они просто феноменальные»,- говорит Шуберт.
Есть у человека творческие амбиции, как у Шуберт, или нет - становится всё легче находить временную подработку. Как ни парадоксально, всё дело в технологии. Созвездие интернет-компаний сопоставляет доступных рабочих с небольшими временными работами, включая Uber для водителей, Seamless для доставки еды, Homejoy для уборки домов, и TaskRabbit для всего остального. Онлайн-рынки Craigslist и eBay облегчили людям возможность заниматься небольшими независимыми проектами - например, восстановлением мебели. И хотя экономика «на заказ» ещё не стала важной частью общей картины трудоустройства, согласно статистике бюро труда количество сервисов по поиску временной подработки увеличилось на 50% с 2010 года.
Некоторые из этих услуг также могут быть со временем отобраны машинами. Но приложения для обеспечения работы на заказ также делят работу, вроде работы таксиста, на меньшие задачи - такие, как одна поездка. Это позволяет большому количеству людей соревноваться за меньшие кусочки работы. Эти новые возможности уже подвергают испытанию юридические определения нанимателя и работника, и противоречий в этих понятиях накопилось уже достаточно. Но если в будущем количество рабочих мест полного дня будет сокращаться, так, как это произошло в Янгстауне, то разделение оставшейся работы среди многих работников на полставки не обязательно станет нежелательным развитием событий. Не надо бросаться свежевать компании, позволяющие людям комбинировать свою работу, занятия искусством и досуг такими способами, какие им по душе.
Сегодня наличие и отсутствие работы воспринимаются как чёрное и белое, двоичное, а не как две точки на разных концах широкого спектра возможностей. До середины 19 века концепции безработицы вообще не существовало в США. Большинство людей жили на фермах, и если оплачиваемая работа то появлялась, то исчезала, домашняя индустрия - консервирование, шитьё, плотницкое дело,- была вещью постоянной. Даже в худшие времена экономической паники люди находили что-то продуктивное, чем можно было заняться. Отчаяние и беспомощность безработицы были открыты, к смятению культурных критиков, лишь после того, как работа на фабриках стала преобладать, а города - расти.
21-й век, если в нём будет меньше работ на полный день в тех секторах, которые можно полностью автоматизировать, может стать похожим на середину 19 века: экономический рынок из эпизодических работ в широком спектре областей, потеря любой из которых не приведёт внезапно человека к полной остановке. Многие боятся, что непостоянная занятость - это сделка с дьяволом, когда прибавка автономности делается за счёт уменьшения безопасности. Но кто-то может процветать на рынке, где разносторонность и ловкость вознаграждаются - где, как в Янгстауне, есть мало рабочих мест, но много работы.
6. Правительство: видимая рука
В 1950-х Генри Форд II, директор Ford, и Уолтер Реутер [Walter Reuther], глава профсоюза работников автомобильной промышленности, изучали новую фабрику по производству двигателей в Кливленде. Форд показал на большое количество автоматических станков и сказал: «Уолтер, как ты собираешься заставить этих роботов платить профсоюзные взносы?». Глава профсоюза ответил: «Генри, как ты собираешься заставить их покупать твои автомобили?».
Как пишет Мартин Форд (не родственник) в своей книжке: «Восход роботов» [The Rise of the Robots], хотя эта история и может быть апокрифической, но её мораль поучительна. Мы быстро замечаем изменения, происходящие при замене рабочих роботами - например, меньшее количество людей на фабрике. Но сложнее заметить последствия этой трансформации, например, оказываемый на экономику потребления эффект исчезновения потребителей.
Технический прогресс на обсуждаемых нами масштабах приведёт к таким социальным и культурным изменениям, которые мы просто не в состоянии оценить. Представьте только, как основательно работа изменила географию США. Сегодняшние прибрежные города представляют собой столпотворение офисных зданий и апартаментов. Они дорогие и стоят в тесноте. Но уменьшение количества работы может сделать офисные здания ненужными. Как откликнутся на это городские ландшафты? Мигрируют ли офисы в апартаменты, позволив большему количеству людей жить с комфортом в центрах городов, и сохранив в целости городской ландшафт? Или же мы увидим пустые оболочки и распространение упадка? Нужны ли будут большие города, если их роль как очень сложных трудовых экосистем уменьшится? После отмирания 40-часовой рабочей недели идея о долгих путешествиях на работу и обратно дважды в день будет казаться будущим поколениям старомодной потерей времени. Предпочтут ли эти поколения жизнь на улицах, полных высотных зданий, или же в небольших городах?
Сегодня многие работающие родители беспокоятся, что проводят слишком много времени в офисе. С упадком полноценной работы забота о детях станет менее тяжёлой. А поскольку исторически миграция в США происходила из-за появления новых рабочих мест, она тоже может уменьшиться. Диаспоры больших семей могут уступить место более тесным кланам. Но если мужчины и женщины потеряют смысл жизни и достоинство от выполняемой ими работы исчезнет, проблемы в этих семьях останутся.
Упадок рабочей силы приведёт к крупным дискуссиям в политике. Дебаты на тему налогов с прибыли и распределения доходов могут стать самыми важными в истории. В книге «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адам Смит говорил о «невидимой руке рынка», имея в виду порядок и социальные выгоды, удивительным образом возникающие из эгоизма индивидуумов. Но для сохранения потребительской экономики и социальных связей правительствам придётся принять то, что Харухико Курода, глава Банка Японии, назвал «видимой рукой экономического вмешательства». Вот как это может работать в краткосрочной перспективе.
Местные органы власти могут создавать всё более амбициозные общественные центры или другие публичные места, где местные жители могут встречаться, получать навыки, развивать связи вокруг спортивных занятий или ремёсел, и социализироваться. Два самых распространённых побочных эффекта безработицы - одиночество индивидуумов и исчезновение основы общественной гордости. Политика государства, направляющая деньги в районы экономического бедствия, может излечить болезни, происходящие от праздности, и сформировать основы долгосрочного эксперимента по вовлечению людей в жизнь их окружения в отсутствии полноценной работы.
Также можно облегчить людям возможность открытия собственных небольших дел. За последние несколько десятилетий во всех штатах малое предпринимательство переживает упадок. Одним из способов подпитки новых идей была бы постройка сети бизнес-инкубаторов. Янгстаун предлагает неожиданную модель: его бизнес-инкубатор всемирно признан, а его успех привёл новую надежду на главную улицу города.
В начале каждого упадка доступности рабочих мест, США могли бы поучиться у Германии в области разделения работ. Немецкое правительство даёт возможность фирмам урезать рабочие часы своим сотрудникам, вместо того, чтобы увольнять их в тяжёлые времена. Компания из 50 человек вместо увольнения 10 людей может уменьшить рабочие часы всех работников на 20%. Такая политика могла бы помочь сотрудникам заслуживающих доверия фирм сохранять принадлежность к рабочей силе, несмотря на уменьшающееся в общем количество работы.
Такое размазывание работы имеет ограничения. Некоторые должности нельзя так просто разделять, и в любом случае, разделение не остановит сжимание рабочего пирога - оно лишь по-другому распределит доли. В конце концов, Вашингтону потребуется распределять и богатство.
Один из способов - облагать большим налогом долю доходов, идущих владельцам капитала, и использовать деньги для раздачи взрослому населению. Эта идея под названием «всеобщего основного дохода» получала поддержку обеих партий в прошлом. Её поддерживают многие либералы, а в 1960-х Ричард Никсон и экономист-консерватор Милтон Фридман предлагали свои версии идеи. Несмотря на историю, политика всеобщего дохода в мире без всеобщей работы внушает страх. Богатые могут сказать, что их тяжёлый труд субсидирует миллионы бездельников. Более того, хотя безусловный доход может заменить потерянные зарплаты, он мало что может предложить на замену социальных преимуществ работы.
Проще всего решить последнюю проблему, если правительство будет платить людям, чтобы они хотя бы что-то делали. И хотя это попахивает старым европейским социализмом, или понятием из эры Великой депрессии о придуманной работе «makework», оно может многое сделать для сохранения ответственности, человеческой деятельности, активного труда. В 1930-х Управление общественных работ США (Works Progress Administration, WPA) не только заново отстроила государственную инфраструктуру. Она наняла 40 000 художников и других работников культуры, чтобы они сочиняли музыку и театральные постановки, писали фрески и картины, путеводители по штатам и районам и сборники рекордов. Можно представить такую же методику, или даже нечто более обширное, применяющуюся в мире, пережившем всеобщую занятость.
И как это может выглядеть? Несколько государственных проектов могут оправдать прямой найм, например, для ухода за растущим количеством пожилых людей. Но если баланс работы будет опускаться до мелкокалиберной, эпизодической занятости, правительству проще всего помочь всем оставаться занятыми, организовав государственный рынок работы в онлайне (или серию локальных рынков, организованных местными органами власти). Люди могли бы искать больше и долгосрочные проекты, вроде уборки после стихийного бедствия, или кратковременные - час преподавания, вечер развлечений, найм с целью создания произведения искусства. Запросы могли бы исходить от местных органов власти, ассоциаций или некоммерческих групп, от богатых семей, находящихся в поиске нянь или репетиторов, или от других людей, у которых есть возможность тратить на сайте некие «кредиты». Для обеспечения базового уровня участия в рабочей силе, правительство могло бы выплачивать взрослым единую сумму в обмен на минимальную активность на сайте, но люди всегда могли бы заработать больше, выполняя больше поручений.
Хотя цифровое “Управление общественных работ” может показаться странным анахронизмом, оно будет похожа на государственную версию сервиса Mechanical Turk, одного из проектов Amazon, где частные лица и компании размещают заказы разной сложности, а т.н. «турки» выбирают себе задания и получают деньги за их выполнение. Сервис предназначен для задач, которые не может выполнить компьютер. Назван он в честь австрийской аферы 18 века, когда в автомате, который якобы мастерски играл в шахматы, прятался человек, управлявший им.
Правительственный рынок также может специализироваться на задачах, требующих эмпатии, гуманности или индивидуального подхода. Объединяя миллионы людей в один узел, он может вдохновить то, что писатель на тему технологий Робин Слоан назвал «кембрийским взрывом творческих и интеллектуальных задач мега-масштаба, поколение проектов класса Википедии, которые могут попросить у своих пользователей ещё большего вовлечения».
Необходимо пояснить использование правительственных инструментов для создания других стимулов, для помощи людям в избегании типичных ловушек безработицы, и постройки богатой событиями жизни и живых сообществ. Ведь и члены фабрики идей Коламбуса не имели врождённой любви к работе на токарном станке или резке лазером. Овладение этими навыками требует дисциплины, которая требует образования, которое, для многих, требует гарантий, что часы, потраченные на практику, часто разочаровывающую, в конце концов, будут вознаграждены. В обществе, лишившемся работы, финансовые вознаграждения за образование и тренировки не будут настолько очевидными. Вот одна из трудностей, возникающих при попытке представить процветающее общество без работы: как люди обнаружат свои таланты, или получат удовольствие от овладения навыками, если у них не будет стимулов развивать то или другое?
Стоит рассмотреть возможность делать небольшие выплаты молодым людям за посещение и окончание колледжа, программы тренировки навыков, или за посещение общественных мастерских. Звучит радикально, но цель этой идеи - консервативная: сохранить статус-кво образованного и вовлечённого общества. Какими бы ни были возможности их карьеры, молодёжь вырастет и станет гражданами, соседями, и иногда - работниками. Подталкивание к образованию и тренировкам может быть особенно полезным для мужчин, поскольку они сильнее подвержены желанию оставаться в четырёх стенах после потери работы.
7. Рабочие места и призвания
Через несколько десятилетий историки будут расценивать 20-й век как отклонение из-за его религиозной приверженности к переработке во время процветания, из-за ослабления института семьи в угоду рабочим возможностям, из-за отождествления дохода с самооценкой. Описанное мною общество, избавившееся от работы, смотрит на сегодняшнюю экономику через кривое зеркало, но оно во многих аспектах отражает забытые нормы 19-го века - средний класс ремесленников, превосходство местных общин, и отсутствие всеобщей безработицы.
Три разных будущих: потребление, общинное творчество и случайные заработки - это не разные пути, ответвляющиеся от сегодняшнего дня. Они будут переплетаться и влиять друг на друга. Развлечения станут более разноплановыми и привлекут людей, которым нечем будет заняться. Но если произойдёт только это - то общество проиграет. Фабрика Коламбуса показывает, как «третьи места» в жизни людей (общины, отдельные от домов и рабочих мест), могут стать основой для роста, обучения новым навыкам, открытия своих увлечений. С ними или без них, многим придётся смириться с изобретательностью, приобретённой со временем такими городами, как Янгстаун, которые, даже если они выглядят музейными экспонатами, рассказывающими о старой экономике, могут предсказать будущее многих городов, которое ждёт их в ближайшие 25 лет.
В последний день моего пребывания в Янгстауне я встретился с Говардом Джеско, 60-летним выпускником янгстаунского государственного университета, за бургером в закусочной, расположенной на главной улице. Через несколько месяцев после Чёрной пятницы 1977 года, заканчивая государственный университет в Огайо, он поговорил по телефону с отцом, работавшим тогда на производстве шлангов и кабель-каналов недалеко от Янгстауна. «Не стоит тебе беспокоиться по поводу возвращения сюда в поисках работы,- сказал ему отец. - Здесь её уже не осталось». Спустя годы, Джеско вернулся в Янгстаун, чтобы продавать системы гидроизоляции строительным компаниям, но недавно он уволился. Его клиенты были раздавлены Великой рецессией и уже мало что покупали. Это совпало с операцией по замене колена из-за дегенеративного артрита, в результате чего у него было 10 дней на больничной койке, чтобы как следует подумать о будущем. Джеско решил вернуться к обучению и стать преподавателем. «Моим настоящим призванием,- говорит он,- всегда было обучать людей».
Одна из теорий работы утверждает, что люди видят себя через работу, карьеру и призвание. Те, кто говорят, что «всего лишь выполняют свою работу», подчёркивают, что работают за деньги, а не стремятся к какой-то высокой цели. Чистые карьеристы концентрируются не только на доходе, но и на статусе, приходящем с повышениями и популярностью среди коллег. Но человек стремится к своему признанию не только из-за зарплаты и статуса, но и из-за внутреннего удовлетворения от работы.
Думая о роли, которую работа играет в самоуважении людей, особенно в США, я воспринимаю перспективы будущего без работы, как безнадёжные. Ни один безусловный доход не предотвратит упадка страны, в которой несколько человек работают, чтобы субсидировать безделье десятков миллионов. Но будущее без работы всё ещё сулит проблеск надежды, поскольку необходимость в работе за зарплату мешает очень многим искать то занятие, которым они могли бы наслаждаться.
После разговора с Джеско я шёл назад к своей машине, чтобы уехать из города. Я думал о жизни Джеско, какой она могла бы быть, если бы городская фабрика не уступила место музею стали. Если бы город продолжал предлагать стабильные и предсказуемые рабочие места своим жителям. Если бы Джеско пошёл работать в индустрию стали, он бы уже готовился к выходу на пенсию. Но индустрия рухнула, а спустя годы, ударила новая рецессия. В результате всех этих трагедий Говард Джеско не уходит на пенсию в 60. Он получает диплом, чтобы стать учителем. Столько рабочих мест было потеряно, чтобы заставить его стремиться к тому, чего он всегда хотел.
https://geektimes.ru/post/276566/
Первую часть читайте пожалуйста здесь - http://kybaman.livejournal.com/1158546.html
Переход от рабочей силы к отдыхающей силе плохо скажется на американцах - этих рабочих пчёлках богатого мира: между 1950 и 2012 годами количество отработанных часов в год в Европе очень сильно снизилось, до 40% в Германии и Нидерландах. При этом в США оно снизилось всего на 10%. Более богатые американцы с высшим образованием работают больше, чем 30 лет назад, особенно если учитывать время, потраченное на ответы на электронную почту из дома.
В 1989 году психологи Михай Чиксентмихайи [Mihaly Csikszentmihalyi] и Джудит Лефевр [Judith LeFevre] провели знаменитое исследование среди рабочих Чикаго, обнаружившее, что люди, находящиеся на рабочем месте, часто хотели бы оказаться где-нибудь ещё. Тем не менее, в опросниках те же самые рабочие указали, что чувствуют себя лучше и меньше волнуются, находясь в офисе, или на производстве, чем где-либо ещё. Психологи назвали это “парадоксом работы”: многие люди более счастливы, жалуясь на свою работу, чем предаваясь чересчур обильному досугу. Другие назвали “чувством вины лежебоки” эффект, при котором люди используют медиа для расслабления, но чувствуют себя бесполезными, оценивая непродуктивно проведённое время. Удовольствие - дело сиюминутное, а гордость возникает только при оценке прошлых достижений.
Исследователи пост-труда говорят, что американцы работают так много из-за своей культуры, которая заставляет их чувствовать вину за непродуктивно проведённое время, и это чувство будет угасать в то время, как работа перестанет быть нормальным времяпрепровождением. Может и так - но проверить эту гипотезу нельзя. Отвечая на мой вопрос о том, какое современное общество больше всего похоже на идеал пост-рабочего, Ханникат признал: “Не уверен, что вообще есть такое место”.
Могут появиться менее пассивные и более продуктивные формы досуга. Возможно, это уже происходит. Интернет, социальные сети и игры предлагают развлечения, которыми увлечься так же просто, как просмотром ТВ, но они обладают более сформированными целями и меньше изолируют людей. Видеоигры, как бы их не высмеивали, позволяют вам добиваться определённых достижений. Джереми Бэйленсон [Jeremy Bailenson], профессор по коммуникациям в Стенфорде, говорит, что с улучшением технологии виртуальной реальности “кибер-существование” людей станет таким же насыщенным, как и “реальная” жизнь. Игры, в которых “игроки забираются в шкуру другого человека, чтобы ощутить его переживания от первого лица, не только дают возможность проживать различные фантазии, но и “помогают вам жить жизнью другого человека, и учат вас эмпатии и социальным навыкам”.
Сложно представить, что досуг полностью заменит вакуум достижений, образующийся при исчезновении труда. Многим нужны достижения, получаемые через работу, чтобы иметь какую-то цель. Чтобы представить будущее, предлагающее нам нечто большее, чем простое ежеминутное удовлетворение, нам надо представить, как миллионы людей смогут найти себе занятие, не оплачиваемое формально. Поэтому, вдохновившись предсказаниями самых знаменитых экономистов труда США, я сделал крюк по пути в Янгстаун и остановился в Коламбусе, Огайо.
4. Общественное творчество: реванш ремесленников
Изначально средний класс США составляли ремесленники. До того, как индустриализация прокатилась по экономике, многие из тех, кто не работал на фермах, занимались ювелирным делом, кузнечным или работой по дереву. Промышленное производство 20 века устранило эту прослойку. Но Лоуренс Кац, экономист труда из Гарварда, видит следующую волну автоматизации как силу, которая вернёт нам ремесленничество и искусства. Конкретно его интересуют последствия появления 3D-принтеров, когда автоматика создаёт сложные объекты из цифровых прототипов.
“Фабрики столетней давности могли производить Модель Т, вилки, ножи, чашки, стаканы по стандартным и дешёвым схемам, и это вывело ремесленников из бизнеса,- рассказал мне Кац. - Но что, если новые технологии, такие, как 3D-принтеры, могут выдавать уникальные вещи почти так же дёшево? Возможно, что информационные технологии и роботы устранят привычные рабочие места, и создадут новую экономику ремесленников, экономику, построенную вокруг самовыражения, в которой люди будут использовать время для создания предметов искусства”.
Иначе говоря, это будущее сулит не потребление, а творческое самовыражение, благодаря тому, что технология вернёт инструменты для создания предметов обратно в руки отдельных лиц, и демократизирует массовое производство.
Нечто подобное уже можно наблюдать в небольшом, но растущем количестве фабрик творчества под названием “makerspace”, возникающих и в США, и по всему миру. Фабрика идей в Коламбусе [Columbus Idea Foundry] - самое большое в стране подобное место, бывшая фабрика по изготовлению обуви, заставленная станками индустриальной эпохи. Сотни членов фабрики платят ежемесячный взнос за использование станков для производства подарков и ювелирных изделий. Паяют, полируют, красят, играют с плазменными резаками и работают с болгарками и токарными станками.
Когда я прибыл туда холодным февральским днём, на грифельной доске, стоявшей у двери, я увидел три стрелочки, показывавшие на туалеты, литьё олова и зомби. Недалеко от входа три человека с перепачканными пальцами, в рубашках с масляными пятнами чинили 60-летний токарный станок. За ними местный художник обучал старушку переносу фотографий на большой холст, а пара ребят скармливала пиццу каменной печке, подогреваемой пропановой горелкой. Где-то недалеко человек в защитных очках варил вывеску для местного куриного ресторана, другие забивали коды в лазерный резак с ЧПУ. Сквозь шум сверления и пиления прорывалась рок-музыка с сервиса Pandora, доносившаяся из эдисоновского фонографа, подключённого по WiFi. Эта фабрика - не просто набор инструментов, это - социальный центр.
У Алекса Бандара, основавшего её после получения докторской степени по материаловедению и инженерии, есть теория о ритмах изобретений в американской истории. В прошлом столетии экономика двигалась от железа к софту, от атомов к битам, и люди проводили всё больше времени перед экранами. Но постепенно компьютеры забирали всё больше задач, ранее принадлежавших людям, и маятник качнулся назад - от битов к атомам, по крайней мере, касаемо ежедневной людской активности. Бандар считает, что общество, занятое цифровыми технологиями, научится ценить чистые удовольствия изготовления вещей, которые можно потрогать. “Я всегда стремился попасть в новую эру, в которой роботы выполняют наши указания,- говорит Бандар. - Если создать батареи лучшего качества, улучшить робототехнику и манипуляторы, то можно будет утверждать с уверенностью, что роботы будут делать всю работу. Так чем же мы будем заниматься? Играть? Рисовать? Неужели снова начнём разговаривать друг с другом?”
Не нужно обладать симпатией к плазменным резакам, чтобы увидеть красоту экономики, в которой десятки миллионов людей изготавливают вещи, которые им нравится делать - будь это физические или цифровые вещи, делают они их в специальных местах или в онлайне - и в которой они получают отзывы и признание за свою работу. Интернет и обилие недорогих инструментов для создания предметов искусства уже вдохновили миллионы людей на то, чтобы творить культуру прямо в своих гостиных. Каждый день люди закачивают больше 400 000 часов видео на YouTube и 350 миллионов фотографий на Facebook. Исчезновение формальной экономики может освободить множество будущих артистов, писателей и умельцев, которые посвятят своё время творческим интересам, и будут производить культуру. Такие занятия приводят к возникновению тех самых качеств, которые организационные психологи считают необходимыми для получения удовлетворения от работы: независимость, возможность достичь мастерства, целеустремлённость.
Погуляв по фабрике, я пообщался, сидя за длинным столом, с несколькими её членами, пробуя пиццу, вышедшую из каменной печи. Я спросил, что они думают о своей организации в качестве модели будущего, в котором автоматизация ещё дальше продвинулась в формальной экономике. Художник смешанных жанров Кейт Морган сказала, что большинство её знакомых бросили бы работу и посвятили бы себя фабрике, если бы они могли это сделать. Другие рассказывали о необходимости видеть результаты своего труда, которые в работе ремесленника ощущаются гораздо больше, чем в других областях деятельности, где они пробовали себя.
Позднее к нам присоединился Терри Гринер, инженер, строивший у себя в гараже миниатюрные паровые двигатели ещё до того, как его пригласил к себе Бандар. Его пальцы были покрыты сажей, а он рассказывал мне о том, как гордится своим умением чинить разные вещи. “Я работал с 16 лет. Я занимался едой, работал в ресторанах, больницах, программировал компьютеры. Занимался разной работой,- говорит Гринер, в данный момент - отец в разводе. - Но если бы у нас было общество, которое говорило: “Мы позаботимся обо всём необходимом, а ты иди, работай в мастерской”, для меня это была бы утопия. Для меня это был бы лучший из возможных миров”.
5. Случайные заработки: справляйтесь сами
Километрах в полутора в восточных пригородах Янгстауна, в кирпичном здании, окружённом пустыми парковками, находится Royal Oaks - классическая забегаловка для “голубых воротничков”. В полшестого вечера в среду свободных мест почти не было. Смонтированные вдоль стены огни подсвечивали бар жёлтым и зелёным. В дальнем конце комнаты скопились старые барные вывески, трофеи, маски, манекены - всё это было похоже на мусор, оставшийся после вечеринки. Большинство присутствовавших составляли мужчины среднего возраста; некоторые из них сидели группами. Они громко говорили про бейсбол и слегка пахли марихуаной. Некоторые пили в баре в одиночку, сидя в тишине, или же слушая музыку через наушники. Я поговорил с несколькими клиентами, работавшими музыкантами, художниками или разнорабочими. Многие из них не имели постоянной работы.
«Это конец определённого типа работы за зарплату»,- говорит Ханна Вудруф, тамошний бармен, которая оказалась выпускницей Чикагского университета. Она пишет диссертацию про Янгстаун как вестник будущего работы. Многие жители города, по её словам, работают по схемам «внезарплатных вознаграждений», работая за жильё, получая зарплату в конвертах или обмениваясь услугами. Такие места, как Royal Oaks, стали новыми службами занятости - здесь люди не только расслабляются, но и ищут исполнителей конкретных работ,- например, для ремонта автомобиля. Другие обмениваются овощами, выращенными в городских садах, созданных энтузиастами среди пустующих парковок Янгстауна.
Когда целый регион вроде Янгстауна страдает от долгой и серьёзной безработицы, причинённые ею проблемы выходят далеко за рамки персональных - распространяющаяся безработица подрывает соседние районы и вытягивает их городской дух. Джон Руссо, профессор Янгстаунского государственного университета, и соавтор истории города «Steeltown USA», говорит, что местная самоидентификация почувствовала серьёзный удар, когда жители потеряли возможность найти надёжное рабочее место. «Важно понять, что это влияет не только на экономику, но и на психологию людей»,- сказал он мне.
Для Руссо Янгстаун находится на переднем крае большого тренда к возникновению класса «прекариатов» - рабочего класса, перебегающего от задачи к задаче в стремлении свести концы с концами, и страдающего от отсутствия прав работника, возможностей торговаться за выгодные условия и гарантии работы. В Янгстауне многие рабочие смирились с отсутствием гарантий и бедностью, построив идентичность и некое подобие гордости вокруг случайных заработков. Они потеряли веру в организации,- в корпорации, покинувшие город, полицию, не справившуюся с обеспечением безопасности,- и эта вера не вернулась. Но Руссо и Вудруф оба говорят, что они рассчитывают на свою независимость. Так вот место, определявшее когда-то своих жителей при помощи стали, учится ценить находчивость.
Карен Шуберт, 54-летний писатель с двумя высшими образованиями, устроилась на работу на полставки официанткой в кафе Янгстауна, после того, как несколько месяцев искала работу на полный день. У Шуберт двое взрослых детей и внук, и она говорит, что ей очень нравилось обучать писательскому мастерству и литературе в местном университете. Но много колледжей заменили профессоров, работающих полный день, на адьюнкт-профессоров, работающих на полставки, чтобы экономить на расходах, и в её случае те часы наработки, которые она могла бы делать в университете, были не в состоянии обеспечить её существование - и она прекратила там работать. «Думаю, я восприняла бы это как личную неудачу, если бы не знала, как много американцев попались в ту же ловушку»,- сказала она.
Среди прекариатов Янгстауна можно увидеть и третье возможное будущее, в котором миллионы людей годами пытаются найти смысл существования в отсутствие формальных рабочих мест, и где предпринимательство возникает из необходимости. Но хотя в нём и нет комфортных условий экономики потребление, или культурного богатства, присущего будущему ремесленников Лоуренса Каца, это всё же более сложная вещь, чем простая дистопия. «Некоторые молодые люди, работающие на полставки в новой экономике, чувствуют себя независимыми, и пропорции их работы и личных взаимоотношений выдержаны, и им нравится такое положение дел - работать недолго, чтобы иметь время для концентрации на своих увлечениях»,- говорит Руссо.
Зарплаты Шуберт в кафе не хватает на жизнь, и в свободное время она продаёт свои книги стихов на чтениях, и организовывает встречи сообщества литературы и искусства Янгстауна, где другие писатели (многие из которых также не работают полный день) делятся своей прозой. Несколько местных признались мне, что исчезновение работы обогатило местную музыкальную и культурную обстановку, поскольку у творческих людей появилось достаточно возможностей проводить время друг с другом. «Мы ужасно бедная популяция, но люди, живущие здесь, ничего не боятся, обладают творческим потенциалом и они просто феноменальные»,- говорит Шуберт.
Есть у человека творческие амбиции, как у Шуберт, или нет - становится всё легче находить временную подработку. Как ни парадоксально, всё дело в технологии. Созвездие интернет-компаний сопоставляет доступных рабочих с небольшими временными работами, включая Uber для водителей, Seamless для доставки еды, Homejoy для уборки домов, и TaskRabbit для всего остального. Онлайн-рынки Craigslist и eBay облегчили людям возможность заниматься небольшими независимыми проектами - например, восстановлением мебели. И хотя экономика «на заказ» ещё не стала важной частью общей картины трудоустройства, согласно статистике бюро труда количество сервисов по поиску временной подработки увеличилось на 50% с 2010 года.
Некоторые из этих услуг также могут быть со временем отобраны машинами. Но приложения для обеспечения работы на заказ также делят работу, вроде работы таксиста, на меньшие задачи - такие, как одна поездка. Это позволяет большому количеству людей соревноваться за меньшие кусочки работы. Эти новые возможности уже подвергают испытанию юридические определения нанимателя и работника, и противоречий в этих понятиях накопилось уже достаточно. Но если в будущем количество рабочих мест полного дня будет сокращаться, так, как это произошло в Янгстауне, то разделение оставшейся работы среди многих работников на полставки не обязательно станет нежелательным развитием событий. Не надо бросаться свежевать компании, позволяющие людям комбинировать свою работу, занятия искусством и досуг такими способами, какие им по душе.
Сегодня наличие и отсутствие работы воспринимаются как чёрное и белое, двоичное, а не как две точки на разных концах широкого спектра возможностей. До середины 19 века концепции безработицы вообще не существовало в США. Большинство людей жили на фермах, и если оплачиваемая работа то появлялась, то исчезала, домашняя индустрия - консервирование, шитьё, плотницкое дело,- была вещью постоянной. Даже в худшие времена экономической паники люди находили что-то продуктивное, чем можно было заняться. Отчаяние и беспомощность безработицы были открыты, к смятению культурных критиков, лишь после того, как работа на фабриках стала преобладать, а города - расти.
21-й век, если в нём будет меньше работ на полный день в тех секторах, которые можно полностью автоматизировать, может стать похожим на середину 19 века: экономический рынок из эпизодических работ в широком спектре областей, потеря любой из которых не приведёт внезапно человека к полной остановке. Многие боятся, что непостоянная занятость - это сделка с дьяволом, когда прибавка автономности делается за счёт уменьшения безопасности. Но кто-то может процветать на рынке, где разносторонность и ловкость вознаграждаются - где, как в Янгстауне, есть мало рабочих мест, но много работы.
6. Правительство: видимая рука
В 1950-х Генри Форд II, директор Ford, и Уолтер Реутер [Walter Reuther], глава профсоюза работников автомобильной промышленности, изучали новую фабрику по производству двигателей в Кливленде. Форд показал на большое количество автоматических станков и сказал: «Уолтер, как ты собираешься заставить этих роботов платить профсоюзные взносы?». Глава профсоюза ответил: «Генри, как ты собираешься заставить их покупать твои автомобили?».
Как пишет Мартин Форд (не родственник) в своей книжке: «Восход роботов» [The Rise of the Robots], хотя эта история и может быть апокрифической, но её мораль поучительна. Мы быстро замечаем изменения, происходящие при замене рабочих роботами - например, меньшее количество людей на фабрике. Но сложнее заметить последствия этой трансформации, например, оказываемый на экономику потребления эффект исчезновения потребителей.
Технический прогресс на обсуждаемых нами масштабах приведёт к таким социальным и культурным изменениям, которые мы просто не в состоянии оценить. Представьте только, как основательно работа изменила географию США. Сегодняшние прибрежные города представляют собой столпотворение офисных зданий и апартаментов. Они дорогие и стоят в тесноте. Но уменьшение количества работы может сделать офисные здания ненужными. Как откликнутся на это городские ландшафты? Мигрируют ли офисы в апартаменты, позволив большему количеству людей жить с комфортом в центрах городов, и сохранив в целости городской ландшафт? Или же мы увидим пустые оболочки и распространение упадка? Нужны ли будут большие города, если их роль как очень сложных трудовых экосистем уменьшится? После отмирания 40-часовой рабочей недели идея о долгих путешествиях на работу и обратно дважды в день будет казаться будущим поколениям старомодной потерей времени. Предпочтут ли эти поколения жизнь на улицах, полных высотных зданий, или же в небольших городах?
Сегодня многие работающие родители беспокоятся, что проводят слишком много времени в офисе. С упадком полноценной работы забота о детях станет менее тяжёлой. А поскольку исторически миграция в США происходила из-за появления новых рабочих мест, она тоже может уменьшиться. Диаспоры больших семей могут уступить место более тесным кланам. Но если мужчины и женщины потеряют смысл жизни и достоинство от выполняемой ими работы исчезнет, проблемы в этих семьях останутся.
Упадок рабочей силы приведёт к крупным дискуссиям в политике. Дебаты на тему налогов с прибыли и распределения доходов могут стать самыми важными в истории. В книге «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адам Смит говорил о «невидимой руке рынка», имея в виду порядок и социальные выгоды, удивительным образом возникающие из эгоизма индивидуумов. Но для сохранения потребительской экономики и социальных связей правительствам придётся принять то, что Харухико Курода, глава Банка Японии, назвал «видимой рукой экономического вмешательства». Вот как это может работать в краткосрочной перспективе.
Местные органы власти могут создавать всё более амбициозные общественные центры или другие публичные места, где местные жители могут встречаться, получать навыки, развивать связи вокруг спортивных занятий или ремёсел, и социализироваться. Два самых распространённых побочных эффекта безработицы - одиночество индивидуумов и исчезновение основы общественной гордости. Политика государства, направляющая деньги в районы экономического бедствия, может излечить болезни, происходящие от праздности, и сформировать основы долгосрочного эксперимента по вовлечению людей в жизнь их окружения в отсутствии полноценной работы.
Также можно облегчить людям возможность открытия собственных небольших дел. За последние несколько десятилетий во всех штатах малое предпринимательство переживает упадок. Одним из способов подпитки новых идей была бы постройка сети бизнес-инкубаторов. Янгстаун предлагает неожиданную модель: его бизнес-инкубатор всемирно признан, а его успех привёл новую надежду на главную улицу города.
В начале каждого упадка доступности рабочих мест, США могли бы поучиться у Германии в области разделения работ. Немецкое правительство даёт возможность фирмам урезать рабочие часы своим сотрудникам, вместо того, чтобы увольнять их в тяжёлые времена. Компания из 50 человек вместо увольнения 10 людей может уменьшить рабочие часы всех работников на 20%. Такая политика могла бы помочь сотрудникам заслуживающих доверия фирм сохранять принадлежность к рабочей силе, несмотря на уменьшающееся в общем количество работы.
Такое размазывание работы имеет ограничения. Некоторые должности нельзя так просто разделять, и в любом случае, разделение не остановит сжимание рабочего пирога - оно лишь по-другому распределит доли. В конце концов, Вашингтону потребуется распределять и богатство.
Один из способов - облагать большим налогом долю доходов, идущих владельцам капитала, и использовать деньги для раздачи взрослому населению. Эта идея под названием «всеобщего основного дохода» получала поддержку обеих партий в прошлом. Её поддерживают многие либералы, а в 1960-х Ричард Никсон и экономист-консерватор Милтон Фридман предлагали свои версии идеи. Несмотря на историю, политика всеобщего дохода в мире без всеобщей работы внушает страх. Богатые могут сказать, что их тяжёлый труд субсидирует миллионы бездельников. Более того, хотя безусловный доход может заменить потерянные зарплаты, он мало что может предложить на замену социальных преимуществ работы.
Проще всего решить последнюю проблему, если правительство будет платить людям, чтобы они хотя бы что-то делали. И хотя это попахивает старым европейским социализмом, или понятием из эры Великой депрессии о придуманной работе «makework», оно может многое сделать для сохранения ответственности, человеческой деятельности, активного труда. В 1930-х Управление общественных работ США (Works Progress Administration, WPA) не только заново отстроила государственную инфраструктуру. Она наняла 40 000 художников и других работников культуры, чтобы они сочиняли музыку и театральные постановки, писали фрески и картины, путеводители по штатам и районам и сборники рекордов. Можно представить такую же методику, или даже нечто более обширное, применяющуюся в мире, пережившем всеобщую занятость.
И как это может выглядеть? Несколько государственных проектов могут оправдать прямой найм, например, для ухода за растущим количеством пожилых людей. Но если баланс работы будет опускаться до мелкокалиберной, эпизодической занятости, правительству проще всего помочь всем оставаться занятыми, организовав государственный рынок работы в онлайне (или серию локальных рынков, организованных местными органами власти). Люди могли бы искать больше и долгосрочные проекты, вроде уборки после стихийного бедствия, или кратковременные - час преподавания, вечер развлечений, найм с целью создания произведения искусства. Запросы могли бы исходить от местных органов власти, ассоциаций или некоммерческих групп, от богатых семей, находящихся в поиске нянь или репетиторов, или от других людей, у которых есть возможность тратить на сайте некие «кредиты». Для обеспечения базового уровня участия в рабочей силе, правительство могло бы выплачивать взрослым единую сумму в обмен на минимальную активность на сайте, но люди всегда могли бы заработать больше, выполняя больше поручений.
Хотя цифровое “Управление общественных работ” может показаться странным анахронизмом, оно будет похожа на государственную версию сервиса Mechanical Turk, одного из проектов Amazon, где частные лица и компании размещают заказы разной сложности, а т.н. «турки» выбирают себе задания и получают деньги за их выполнение. Сервис предназначен для задач, которые не может выполнить компьютер. Назван он в честь австрийской аферы 18 века, когда в автомате, который якобы мастерски играл в шахматы, прятался человек, управлявший им.
Правительственный рынок также может специализироваться на задачах, требующих эмпатии, гуманности или индивидуального подхода. Объединяя миллионы людей в один узел, он может вдохновить то, что писатель на тему технологий Робин Слоан назвал «кембрийским взрывом творческих и интеллектуальных задач мега-масштаба, поколение проектов класса Википедии, которые могут попросить у своих пользователей ещё большего вовлечения».
Необходимо пояснить использование правительственных инструментов для создания других стимулов, для помощи людям в избегании типичных ловушек безработицы, и постройки богатой событиями жизни и живых сообществ. Ведь и члены фабрики идей Коламбуса не имели врождённой любви к работе на токарном станке или резке лазером. Овладение этими навыками требует дисциплины, которая требует образования, которое, для многих, требует гарантий, что часы, потраченные на практику, часто разочаровывающую, в конце концов, будут вознаграждены. В обществе, лишившемся работы, финансовые вознаграждения за образование и тренировки не будут настолько очевидными. Вот одна из трудностей, возникающих при попытке представить процветающее общество без работы: как люди обнаружат свои таланты, или получат удовольствие от овладения навыками, если у них не будет стимулов развивать то или другое?
Стоит рассмотреть возможность делать небольшие выплаты молодым людям за посещение и окончание колледжа, программы тренировки навыков, или за посещение общественных мастерских. Звучит радикально, но цель этой идеи - консервативная: сохранить статус-кво образованного и вовлечённого общества. Какими бы ни были возможности их карьеры, молодёжь вырастет и станет гражданами, соседями, и иногда - работниками. Подталкивание к образованию и тренировкам может быть особенно полезным для мужчин, поскольку они сильнее подвержены желанию оставаться в четырёх стенах после потери работы.
7. Рабочие места и призвания
Через несколько десятилетий историки будут расценивать 20-й век как отклонение из-за его религиозной приверженности к переработке во время процветания, из-за ослабления института семьи в угоду рабочим возможностям, из-за отождествления дохода с самооценкой. Описанное мною общество, избавившееся от работы, смотрит на сегодняшнюю экономику через кривое зеркало, но оно во многих аспектах отражает забытые нормы 19-го века - средний класс ремесленников, превосходство местных общин, и отсутствие всеобщей безработицы.
Три разных будущих: потребление, общинное творчество и случайные заработки - это не разные пути, ответвляющиеся от сегодняшнего дня. Они будут переплетаться и влиять друг на друга. Развлечения станут более разноплановыми и привлекут людей, которым нечем будет заняться. Но если произойдёт только это - то общество проиграет. Фабрика Коламбуса показывает, как «третьи места» в жизни людей (общины, отдельные от домов и рабочих мест), могут стать основой для роста, обучения новым навыкам, открытия своих увлечений. С ними или без них, многим придётся смириться с изобретательностью, приобретённой со временем такими городами, как Янгстаун, которые, даже если они выглядят музейными экспонатами, рассказывающими о старой экономике, могут предсказать будущее многих городов, которое ждёт их в ближайшие 25 лет.
В последний день моего пребывания в Янгстауне я встретился с Говардом Джеско, 60-летним выпускником янгстаунского государственного университета, за бургером в закусочной, расположенной на главной улице. Через несколько месяцев после Чёрной пятницы 1977 года, заканчивая государственный университет в Огайо, он поговорил по телефону с отцом, работавшим тогда на производстве шлангов и кабель-каналов недалеко от Янгстауна. «Не стоит тебе беспокоиться по поводу возвращения сюда в поисках работы,- сказал ему отец. - Здесь её уже не осталось». Спустя годы, Джеско вернулся в Янгстаун, чтобы продавать системы гидроизоляции строительным компаниям, но недавно он уволился. Его клиенты были раздавлены Великой рецессией и уже мало что покупали. Это совпало с операцией по замене колена из-за дегенеративного артрита, в результате чего у него было 10 дней на больничной койке, чтобы как следует подумать о будущем. Джеско решил вернуться к обучению и стать преподавателем. «Моим настоящим призванием,- говорит он,- всегда было обучать людей».
Одна из теорий работы утверждает, что люди видят себя через работу, карьеру и призвание. Те, кто говорят, что «всего лишь выполняют свою работу», подчёркивают, что работают за деньги, а не стремятся к какой-то высокой цели. Чистые карьеристы концентрируются не только на доходе, но и на статусе, приходящем с повышениями и популярностью среди коллег. Но человек стремится к своему признанию не только из-за зарплаты и статуса, но и из-за внутреннего удовлетворения от работы.
Думая о роли, которую работа играет в самоуважении людей, особенно в США, я воспринимаю перспективы будущего без работы, как безнадёжные. Ни один безусловный доход не предотвратит упадка страны, в которой несколько человек работают, чтобы субсидировать безделье десятков миллионов. Но будущее без работы всё ещё сулит проблеск надежды, поскольку необходимость в работе за зарплату мешает очень многим искать то занятие, которым они могли бы наслаждаться.
После разговора с Джеско я шёл назад к своей машине, чтобы уехать из города. Я думал о жизни Джеско, какой она могла бы быть, если бы городская фабрика не уступила место музею стали. Если бы город продолжал предлагать стабильные и предсказуемые рабочие места своим жителям. Если бы Джеско пошёл работать в индустрию стали, он бы уже готовился к выходу на пенсию. Но индустрия рухнула, а спустя годы, ударила новая рецессия. В результате всех этих трагедий Говард Джеско не уходит на пенсию в 60. Он получает диплом, чтобы стать учителем. Столько рабочих мест было потеряно, чтобы заставить его стремиться к тому, чего он всегда хотел.
https://geektimes.ru/post/276566/