Чтобы попасть на лётное поле аэродрома, в окрестностях которого мы долгое время жили, нужно было всего-навсего пройти через ворота. Машина туда проехать без особой надобности не могла (ворота почти всегда были на замке), а если надо пройти на аэродром через распахнутую настежь металлическую дверцу - всегда пожалуйста. Все, кто там жил неподалёку, летом ходили купаться на Москва-реку - напрямик через нашпигованное маркировочными треугольными знаками травянистое поле (под этими знаками-призмами,
![](https://lh6.googleusercontent.com/-oVnUu9HTz5k/Tpl05h1-TYI/AAAAAAAAASM/GPZHzvSykwg/s373/%2525D0%2525A1%2525D0%2525BE%2525D0%2525B1.jpg)
как в маленьких домиках, можно было пересидеть внезапную грозу) и заасфальтированный пятачок, заполненный фанатами авиационного моделирования, неустанно запускающими свои крэйзи-верещалки и, что во мне всегда вызывало особый восторг, воздушных змеев.
На обочине поля со стороны шоссе возвышалось похожее на огромный корабль здание какого-то НИИ, и в обеденный перерыв его работники гуськом бегали сначала на речку, затем назад. Всеобщим центром внимания аэродром становился раз в год - в День авиации, когда со всей Москвы и области туда съезжалась уйма не искушённого в культурных развлечениях народа на авиационный праздник. Аэродром околдовывал запахом трав и полевых цветов. Аэродром окрашивал души в одуванчиковый цвет. Аэродром был частью жизни. В конце лета на необъятном, как тогда казалось, поле производился механизированный покос травы, а ещё я постоянно тренировался там с футбольным мячом, всерьёз готовясь стать полузащитником «Спартака».
Были и всякие леденящие кровь легенды, связанные с аэродромом и обычно рассказываемые тихим голосом - о секретной станции метро, о Заблудившемся лётчике, который хочет, да всё не может вернуться из своего затянувшегося на долгие десятилетия полёта, о тех, кого можно поздним вечером встретить ЗА ДАМБОЙ... Ну, а самое запавшее в память располагалось непосредственно перед въездом на лётное поле. Именно там находился «портал ужаса», миновать который не всегда удавалось без внутреннего содрогания. Это были какие-то мастерские и, судя по всему, гаражи мусоросборников, являвшиеся местом обитания агрессивнейшей своры собак. Собакам было тесно внутри, и они периодически выскакивали за границу своего беснующегося «портала» в наш спокойный мир. Самое жуткое впечатление оставляли огромные окровавленные кости, которые омерзительно пахли и постоянно валялись у дверей этих мастерских. Порой среди собак появлялись какие-то бородатые мужики, и лай от этого лишь становился громче. Но иногда все двери были заперты, и в такие дни ничто не напоминало о беснующейся собачьей своре. Можно было спокойно пройти мимо, с осторожностью вглядываясь в небольшой мерцающий зазор, лишь пару раз услышав, как под кедами хрустнул тщательно обглоданный хрящик. Путь в беззаботный солнечный мир снова был свободен. Но самое примечательное во всей этой истории то, что МАСТЕРСКИЕ, ЗАПОЛНЕННЫЕ СВОРОЙ БЕСНУЮЩИХСЯ СОБАК И КРОВАВЫМИ КОСТЯМИ, НИКОГДА НЕ ВЛАДЕЛИ МОИМ ВНИМАНИЕМ НА ОБРАТНОМ ПУТИ. Их в новом фокусе зрения будто бы не существовало..