(no subject)
У кого ни спросишь про праздники в детстве - все сразу: Новый год, Новый год…
Мой Новый год был предатель. Он всю жизнь бросал меня одну в тёмной комнате под кипой ватных одеял и с гиканьем убегал в снежную звёздную ночь. А я валялась под этими одеялами, кислая и нечувствительная, как принцессина горошина, и всё, что оставалось на мою горькую температурную долю - это узоры на стекле, красиво подсвеченные снаружи уличным фонарём, и тени от ёлочного дождя, колеблющиеся на потолке, как водоросли. Теперь-то я знаю, к кому он убегал. К вам - здоровым и красивым детям. С вами он где-то там бродил, путаясь в ногах, вокруг ёлочки, целовал вас в маску зайчика винно-шоколадными устами маминых подруг, заставлял кричать на весь Кремль счастливыми истошными голосами: «Мама, забери меня отсюда!» и учил, как правильно падать на копчик на катке в Парке культуры. Меня всё это счастье неизменно обходило стороной, боясь заразиться гриппом. Ну, и ладно. Не больно-то и хотелось. Тем более, что Спасская башня с конфетами всё равно в итоге сваливалась мне на одеяло из какого-то тамошнего подпространства. Судя по виду этих башен и ёлок из бронированной пластмассы, выкрашенной в мясные и защитные цвета, жизнь у них там, в подпространстве, была суровая, хоть и с конфетами... Кстати, вы помните, чем хорошие конфеты отличались от тех, что так себе? У хороших под верхней бумажной обёрткой была ещё нижняя, золотая, а под золотой - ещё одна бумажная, но совсем тоненькая и хрустящая. Дедушка говорил, что это прибавляет им веса на весах, но я-то знала, что это прибавляет им веса в обществе.
Из новогодне-конфетной темы ещё помню, как тётя решила надо мной поглумиться и сказала, что в лимонных конфетах начинка из хрена, а в сливочной «коровке» - из горчицы. Я послушно ахала и, чтобы её позабавить, не притрагивалась ни к лимонным, ни к «коровке». И мы обе нежно потешались над доверчивостью друг друга, только я - мысленно, а она - вслух.
Нет, что было действительно хорошо на Новый год - так это тот момент, когда праздник уже иссяк, и температура почти спала, и ты сидишь под лампой в подушках, обнявшись с «Мифами звёздного неба», и звёздное небо сияет где-то там, вдали, под толщей разросшихся по стеклу Eisblumen. А в соседней комнате смеются сильно поредевшие гости, вилки брякают о тарелки, как колокольчики, в воздухе смутно пахнет хвоей, вечностью и остатками салатов, и заколдованная Эгле, королева ужей вздыхает и роняет смоляные слёзы под синей мишурой, а во дворе о чём-то говорят по-татарски дворники. И тогда в душе открывается гулкий бездонный космос, и ты на краткий, но совершенно отчётливый миг вдруг начинаешь понимать сущность вещей и язык зверей, и слышишь, как гиперновая звезда говорит по-татарски с яркой голубой переменной, и до краёв наполняешься благодарностью Мирозданию, которое имело мудрость именно в эту ночь оставить тебя в покое.
А постоянным новогодним чудом у нас было одно. С ёлки непременно пропадали две-три игрушки - как правило, небьющиеся. Детей к нам в это время не приводили, а заподозрить взрослых в том, что они втихую тырят с моей ёлки ватных зайцев и картонных космонавтов, было как-то неудобно. Но факт остаётся фактом: игрушки пропадали без следа и на следующий Новый год не появлялись, хотя я втайне на это надеялась.
Мой Новый год был предатель. Он всю жизнь бросал меня одну в тёмной комнате под кипой ватных одеял и с гиканьем убегал в снежную звёздную ночь. А я валялась под этими одеялами, кислая и нечувствительная, как принцессина горошина, и всё, что оставалось на мою горькую температурную долю - это узоры на стекле, красиво подсвеченные снаружи уличным фонарём, и тени от ёлочного дождя, колеблющиеся на потолке, как водоросли. Теперь-то я знаю, к кому он убегал. К вам - здоровым и красивым детям. С вами он где-то там бродил, путаясь в ногах, вокруг ёлочки, целовал вас в маску зайчика винно-шоколадными устами маминых подруг, заставлял кричать на весь Кремль счастливыми истошными голосами: «Мама, забери меня отсюда!» и учил, как правильно падать на копчик на катке в Парке культуры. Меня всё это счастье неизменно обходило стороной, боясь заразиться гриппом. Ну, и ладно. Не больно-то и хотелось. Тем более, что Спасская башня с конфетами всё равно в итоге сваливалась мне на одеяло из какого-то тамошнего подпространства. Судя по виду этих башен и ёлок из бронированной пластмассы, выкрашенной в мясные и защитные цвета, жизнь у них там, в подпространстве, была суровая, хоть и с конфетами... Кстати, вы помните, чем хорошие конфеты отличались от тех, что так себе? У хороших под верхней бумажной обёрткой была ещё нижняя, золотая, а под золотой - ещё одна бумажная, но совсем тоненькая и хрустящая. Дедушка говорил, что это прибавляет им веса на весах, но я-то знала, что это прибавляет им веса в обществе.
Из новогодне-конфетной темы ещё помню, как тётя решила надо мной поглумиться и сказала, что в лимонных конфетах начинка из хрена, а в сливочной «коровке» - из горчицы. Я послушно ахала и, чтобы её позабавить, не притрагивалась ни к лимонным, ни к «коровке». И мы обе нежно потешались над доверчивостью друг друга, только я - мысленно, а она - вслух.
Нет, что было действительно хорошо на Новый год - так это тот момент, когда праздник уже иссяк, и температура почти спала, и ты сидишь под лампой в подушках, обнявшись с «Мифами звёздного неба», и звёздное небо сияет где-то там, вдали, под толщей разросшихся по стеклу Eisblumen. А в соседней комнате смеются сильно поредевшие гости, вилки брякают о тарелки, как колокольчики, в воздухе смутно пахнет хвоей, вечностью и остатками салатов, и заколдованная Эгле, королева ужей вздыхает и роняет смоляные слёзы под синей мишурой, а во дворе о чём-то говорят по-татарски дворники. И тогда в душе открывается гулкий бездонный космос, и ты на краткий, но совершенно отчётливый миг вдруг начинаешь понимать сущность вещей и язык зверей, и слышишь, как гиперновая звезда говорит по-татарски с яркой голубой переменной, и до краёв наполняешься благодарностью Мирозданию, которое имело мудрость именно в эту ночь оставить тебя в покое.
А постоянным новогодним чудом у нас было одно. С ёлки непременно пропадали две-три игрушки - как правило, небьющиеся. Детей к нам в это время не приводили, а заподозрить взрослых в том, что они втихую тырят с моей ёлки ватных зайцев и картонных космонавтов, было как-то неудобно. Но факт остаётся фактом: игрушки пропадали без следа и на следующий Новый год не появлялись, хотя я втайне на это надеялась.