(no subject)
Где-то на Малой Серпуховской есть дом, сделанный из тёмных зеркал. И на его стенах живут, переливаясь, невыносимой красоты города - синие, лиловые, золотые, футуристические, старинные.... Их трёхмерные прототипы по эту сторону бытия тоже, в общем хороши, но куда им до тех, настоящих. Самое потрясающее, что зеркала, из которых сложен дом, полупрозрачные, и сквозь них иногда видны обитатели внутренних пространств - как они снуют вверх-вниз по невидимым вертикалям, и им сами кажется, что они поднимаются на лестничную площадку покурить, но снаружи-то видно, что на самом деле они поднимаются на крыши отражённых домов и стоят там со своими сигаретами, балансируя среди труб, ветров и голубей и даже не подозревая, как рискуют.
А у подножия зеркальных городов стоят машины с зеркальными стёклами, в которых отражаются отражённые города. А напротив машин стоит ресторанчик с зеркальными витринами, в которых отражаются отражения отражённых городов, кажущиеся трижды прекрасными в отблесках свечей и бутылок. А поверх свечей отражаются алые и золотые огни с ближайшей автострады, а среди этих огней ходят, ловко уворачиваясь от автобусов, официантки с хрустальными графинами, в которых тоже плещутся огни и города. И, да, в этой витрине есть ещё и аквариум. В котором отражается... ну, в общем, вы поняли.
***
Гуляя, мы с Грифоном услышали пение райской птицы, нежное, слегка хрипловатое на морозе, с дивными замысловатыми трелями. И, вздохнув, поняли: весна. А потом завернули за угол и поняли, что это поёт домофон у чьего-то подъезда.
Но вообще, все на чём свет стоит клянут этот арктический фронт, а я одна чувствую себя, как предатель, втайне от своих приветствующий оккупанта. И, зная, что он скоро снимется с места, гикнет, свистнет, заломит кивер и помарширует к себе в Арктику, заранее тороплюсь с ним нагуляться, надышаться негреющим солнцем и послушать, как хрустит под ногами битое ледяное стекло.
***
- Да? Как ангел, говоришь? - грустно спрашивает в телефон мужчина с широким монгольским лицом. - А это не твой какангел каждый день в подъезде гадит и в лифте?
Потом долго молчит, прислушиваясь к трубке, потом ещё грустнее говорит:
- Нееет. Мы не православные. Мы тока это... блин, славяне.
И я сразу вижу этот блин, висящий в сиреневом небе и громадный, как колесо. В уголке его тает масло, в глубине его тает усмешка, а аромат от него такой, что коты на крышах прерывают серенады, придерживают струны, вытягиваются в струнку и шевелят ноздрями.
А у подножия зеркальных городов стоят машины с зеркальными стёклами, в которых отражаются отражённые города. А напротив машин стоит ресторанчик с зеркальными витринами, в которых отражаются отражения отражённых городов, кажущиеся трижды прекрасными в отблесках свечей и бутылок. А поверх свечей отражаются алые и золотые огни с ближайшей автострады, а среди этих огней ходят, ловко уворачиваясь от автобусов, официантки с хрустальными графинами, в которых тоже плещутся огни и города. И, да, в этой витрине есть ещё и аквариум. В котором отражается... ну, в общем, вы поняли.
***
Гуляя, мы с Грифоном услышали пение райской птицы, нежное, слегка хрипловатое на морозе, с дивными замысловатыми трелями. И, вздохнув, поняли: весна. А потом завернули за угол и поняли, что это поёт домофон у чьего-то подъезда.
Но вообще, все на чём свет стоит клянут этот арктический фронт, а я одна чувствую себя, как предатель, втайне от своих приветствующий оккупанта. И, зная, что он скоро снимется с места, гикнет, свистнет, заломит кивер и помарширует к себе в Арктику, заранее тороплюсь с ним нагуляться, надышаться негреющим солнцем и послушать, как хрустит под ногами битое ледяное стекло.
***
- Да? Как ангел, говоришь? - грустно спрашивает в телефон мужчина с широким монгольским лицом. - А это не твой какангел каждый день в подъезде гадит и в лифте?
Потом долго молчит, прислушиваясь к трубке, потом ещё грустнее говорит:
- Нееет. Мы не православные. Мы тока это... блин, славяне.
И я сразу вижу этот блин, висящий в сиреневом небе и громадный, как колесо. В уголке его тает масло, в глубине его тает усмешка, а аромат от него такой, что коты на крышах прерывают серенады, придерживают струны, вытягиваются в струнку и шевелят ноздрями.