(no subject)
В понедельник ходила к врачу и по пути нарвалась на март, удравший из-под стражи. Знаете, вблизи он, оказывается, такой псих, такой красавчик. Когда он вовремя приходит, этого совершенно не видно: глаза мутные, заспанные, бормочет что-то, вяло подмигивает - сам кислый, серый, невнятный и весь в каких-то грязных подтёках…. А здесь - глаза горят сумасшедшей синевой, лужи сияют так, что сквозь них видны параллельные миры, в воздухе - вихри винтажной сухой листвы, и всё кругом дыбится, свистит и пахнет свежестью, железом и бунтом. А ещё мне понравилось бежать за шляпой. Как-то было лестно, что на меня, такую солидную и опухшую от насморка, всё ещё возлагают надежды в этом виде спорта.
Когда я возвращалась, его уже скрутили и куда-то волокли, а он вырывался, театрально рыдал и рвал на себе рекламные баннеры. Ну, это уже был, конечно, перебор. А на окне у меня, наглядевшись на всё это безобразие, возмущённо зацвёл декабрист, который не цвёл перед этим лет пятнадцать, точнее, вообще никогда не цвёл.
***
Две немолодые дамы на улице.
- Вот разбогатею… эх! ..., - (мечтательно вздыхает), - куплю себе капучино!
- А зачем богатеть-то? Оно, вон, пятьдесят рублей стоит в киоске.
- А! перепутала! Не капучино. Каприччио? ... Нет, нет! Погоди... Как его? Карпаччо? Нет, не оно... Так как же его? - (Смеясь, разводит руками) - Вот так, не дай бог, разбогатеешь - и не будешь знать, чего купить!
***
В метро у турникетов стоит девушка удивительной красоты - фарфоровое личико, тонкие монголоидные черты, благожелательная отрешённость во взгляде. Вдруг взгляд проясняется, лицо озаряется радостной призывной улыбкой. Мужчина, на которого она при этом смотрит, нерешительно улыбается ей в ответ, подходит, торопливо охорашиваясь, наклоняется, что-то спрашивает. Она отшатывается, продолжая сиять глазами и улыбаться, отмахивается от него, как от привидения, сомнамбулически качает головой и опять погружается в свой мир, прицепленный где-то сбоку к нагрудному карману. А проводок, тянущийся от него к уху, сразу не разглядеть, он очень сливается с распущенными волосами.
***
- Мам! - спрашивает маленький мальчик в вагоне. - Как это - «уступайте места пассажирам с детьми по живым людям»?
Мимо проходит отчётливая тень носатого человека с блокнотом, быстро-быстро это записывающего. Я даже явственно слышу старческий смешок - тот самый, с которым он когда-то читал это своё душераздирающее «сварила бы баба шчи, да кастрюлю пойди, поишчи...»
- Мам! - не унимается мальчик. - А ты знаешь, что со мной один раз было? Я один раз держал в руках кролика!... Мам, знаешь, сколько? Двенадцать минут!
По-моему, он тоже видит тень и догадывается, чем она занята.
***
Снилось, что работаю розыскным домовым, ползаю с респиратором и фонарём под шкафами и кроватями, ищу потерянные пуговицы и кольца и подкладываю их владелицам, чтобы утром они проснулись и завопили: «блин, а я-то искала, а вот же оно, на видном месте!» Работа, между прочим, трудная и неблагодарная. Когда в частных домах, ещё ничего, а когда, к примеру, в магазинных примерочных, то потом замучаешься с актами, протоколами и идентификацией. В примерочных чаще всего теряют серёжки.
Когда я возвращалась, его уже скрутили и куда-то волокли, а он вырывался, театрально рыдал и рвал на себе рекламные баннеры. Ну, это уже был, конечно, перебор. А на окне у меня, наглядевшись на всё это безобразие, возмущённо зацвёл декабрист, который не цвёл перед этим лет пятнадцать, точнее, вообще никогда не цвёл.
***
Две немолодые дамы на улице.
- Вот разбогатею… эх! ..., - (мечтательно вздыхает), - куплю себе капучино!
- А зачем богатеть-то? Оно, вон, пятьдесят рублей стоит в киоске.
- А! перепутала! Не капучино. Каприччио? ... Нет, нет! Погоди... Как его? Карпаччо? Нет, не оно... Так как же его? - (Смеясь, разводит руками) - Вот так, не дай бог, разбогатеешь - и не будешь знать, чего купить!
***
В метро у турникетов стоит девушка удивительной красоты - фарфоровое личико, тонкие монголоидные черты, благожелательная отрешённость во взгляде. Вдруг взгляд проясняется, лицо озаряется радостной призывной улыбкой. Мужчина, на которого она при этом смотрит, нерешительно улыбается ей в ответ, подходит, торопливо охорашиваясь, наклоняется, что-то спрашивает. Она отшатывается, продолжая сиять глазами и улыбаться, отмахивается от него, как от привидения, сомнамбулически качает головой и опять погружается в свой мир, прицепленный где-то сбоку к нагрудному карману. А проводок, тянущийся от него к уху, сразу не разглядеть, он очень сливается с распущенными волосами.
***
- Мам! - спрашивает маленький мальчик в вагоне. - Как это - «уступайте места пассажирам с детьми по живым людям»?
Мимо проходит отчётливая тень носатого человека с блокнотом, быстро-быстро это записывающего. Я даже явственно слышу старческий смешок - тот самый, с которым он когда-то читал это своё душераздирающее «сварила бы баба шчи, да кастрюлю пойди, поишчи...»
- Мам! - не унимается мальчик. - А ты знаешь, что со мной один раз было? Я один раз держал в руках кролика!... Мам, знаешь, сколько? Двенадцать минут!
По-моему, он тоже видит тень и догадывается, чем она занята.
***
Снилось, что работаю розыскным домовым, ползаю с респиратором и фонарём под шкафами и кроватями, ищу потерянные пуговицы и кольца и подкладываю их владелицам, чтобы утром они проснулись и завопили: «блин, а я-то искала, а вот же оно, на видном месте!» Работа, между прочим, трудная и неблагодарная. Когда в частных домах, ещё ничего, а когда, к примеру, в магазинных примерочных, то потом замучаешься с актами, протоколами и идентификацией. В примерочных чаще всего теряют серёжки.