(no subject)
Ну, про что сегодня уместнее всего? Пралюбофь, конечно. Чего уж тут оригинальничать-то?
Вот у вас в детстве какое было любимое стихотворение про любовь? И вообще - было такое или нет?
У меня - точно было. Правда, оно было короткое и состояло из одного четверостишия:
Там в часовне деревянной
Пред иконою Творца
Поп какой-то полупьяный
Сочетал наши сердца.
В те времена я ещё не знала, что это из Куприна; но догадывалась, что это вовсе не начало и не конец, а самая середина истории. В свои семь-восемь лет я была не так наивна, чтобы не понимать, что история эта - вряд ли хорошая и занимательная. Но мне было наплевать. Для меня в одном этом куплете заключалось море неописуемого счастья, которым я ни тогда, ни много позже, конечно, не решилась бы ни с кем поделиться.
Полупьяного попа я знала. Видела его каждое лето, когда мы ездили в деревню на каникулы. Он жил в соседнем селе, был худой, как жердь, чёрный, как смоль, и очень загадочный. Он ходил нетвёрдой величественной походкой, путаясь в подряснике, от него всегда ничуть не противно, а уютно и вкусно пахло хорошо усвоившимся картофельным самогоном, и он никогда нас не гонял, когда мы бегали под окна церкви, чтобы подглядеть, что там творится внутри. Как поп был полупьяный, так и церковь была полудействующая. Бабки ругались и говорили, что служба там служится как-то не по правилам, а батюшка плохо ориентируется в происходящем и всё время требует от хора, чтобы тот подсказывал ему детали сценария. Но мне он нравился. Я его не боялась. Он умел дивно, задумчиво улыбаться всем лицом , и голос у него был настоящий, поповский - очень низкий, грудной, но при этом без звериного рыка, а, наоборот, тёплый и бархатный
И деревянную часовню я тоже знала. Хоть убейте, не помню, где я видела эту часовню, но - видела определённо. Помню только яркие щели между брёвнами, запах смолы, солнца и какой-то сладковатой гнили, и ещё - пыльные и широкие полосы света, протыкающие два крошечных оконца и упирающиеся концами в пол. Часовня была пустая и заброшенная, но каким-то чудом не превращённая местными жителями ни в сортир, ни в помойку. Возможно, я видела её в лесу или во сне - теперь уже никак не могу сказать точно.
И вот в этой-то часовне нас и венчал чёрный полупьяный батюшка, одетый по случаю такого торжества во что-то золотое и шуршащее, как фольга. Что такое венчание, я представляла себе смутно. Толпа непонятных скучных людей и зарёванная невеста с красным носом на картине Пукирёва никак у меня с этим делом не ассоциировались. От прабабки Паши я точно знала, что венчание - это таинство. А разве на таинстве может присутствовать толпа зевак? Разумеется, нет, смешно даже говорить. И ещё я знала, что венчание - это очень старинный обряд, пережиток прошлого. Значит, и венчаться мы могли только там. В прошлом. А где же ещё?
Там, в этом изумительном, безмолвном, пронизанным солнцем ПРОШЛОМ пахло сеном, смолой, ягодным соком и только что потушенными свечками. И мы стояли на земляном часовенном полу под слегка подгнившим кривоватым сводом, и поп, дыша на нас уютной самогонкой, поливал наши склоненные головы ледяной водой из здоровенной серебряной чаши. Вода обжигала затылок и слепила глаза, и было немного боязно за свадебное платье, но батюшка, хоть и полупьяный, твёрдо знал своё дело, - на платье не попало ни капли, все до единой стекли с наших голов в громадную, зеленоватую от старости купель, в которой плавали земляничные листья и головастики. А ОН держал меня при этом за руку, и это было так смешно и так хорошо, что дыхание останавливалось в груди, и я, боясь поднять голову, смотрелась в купель и видела себя - такую взрослую, стройную, щекастую, как мама на свадебной фотографии, только ещё красивее, потому что в старинном платье и с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами… А ЕГО в этой купели я не видела, как ни старалась - вместо НЕГО там была одна золотая рябь и сплошное счастье.
И если бы даже кто-нибудь в то время спел мне эту песенку от начала до конца, это бы ни на йоту моего счастья не испортило.
Вот у вас в детстве какое было любимое стихотворение про любовь? И вообще - было такое или нет?
У меня - точно было. Правда, оно было короткое и состояло из одного четверостишия:
Там в часовне деревянной
Пред иконою Творца
Поп какой-то полупьяный
Сочетал наши сердца.
В те времена я ещё не знала, что это из Куприна; но догадывалась, что это вовсе не начало и не конец, а самая середина истории. В свои семь-восемь лет я была не так наивна, чтобы не понимать, что история эта - вряд ли хорошая и занимательная. Но мне было наплевать. Для меня в одном этом куплете заключалось море неописуемого счастья, которым я ни тогда, ни много позже, конечно, не решилась бы ни с кем поделиться.
Полупьяного попа я знала. Видела его каждое лето, когда мы ездили в деревню на каникулы. Он жил в соседнем селе, был худой, как жердь, чёрный, как смоль, и очень загадочный. Он ходил нетвёрдой величественной походкой, путаясь в подряснике, от него всегда ничуть не противно, а уютно и вкусно пахло хорошо усвоившимся картофельным самогоном, и он никогда нас не гонял, когда мы бегали под окна церкви, чтобы подглядеть, что там творится внутри. Как поп был полупьяный, так и церковь была полудействующая. Бабки ругались и говорили, что служба там служится как-то не по правилам, а батюшка плохо ориентируется в происходящем и всё время требует от хора, чтобы тот подсказывал ему детали сценария. Но мне он нравился. Я его не боялась. Он умел дивно, задумчиво улыбаться всем лицом , и голос у него был настоящий, поповский - очень низкий, грудной, но при этом без звериного рыка, а, наоборот, тёплый и бархатный
И деревянную часовню я тоже знала. Хоть убейте, не помню, где я видела эту часовню, но - видела определённо. Помню только яркие щели между брёвнами, запах смолы, солнца и какой-то сладковатой гнили, и ещё - пыльные и широкие полосы света, протыкающие два крошечных оконца и упирающиеся концами в пол. Часовня была пустая и заброшенная, но каким-то чудом не превращённая местными жителями ни в сортир, ни в помойку. Возможно, я видела её в лесу или во сне - теперь уже никак не могу сказать точно.
И вот в этой-то часовне нас и венчал чёрный полупьяный батюшка, одетый по случаю такого торжества во что-то золотое и шуршащее, как фольга. Что такое венчание, я представляла себе смутно. Толпа непонятных скучных людей и зарёванная невеста с красным носом на картине Пукирёва никак у меня с этим делом не ассоциировались. От прабабки Паши я точно знала, что венчание - это таинство. А разве на таинстве может присутствовать толпа зевак? Разумеется, нет, смешно даже говорить. И ещё я знала, что венчание - это очень старинный обряд, пережиток прошлого. Значит, и венчаться мы могли только там. В прошлом. А где же ещё?
Там, в этом изумительном, безмолвном, пронизанным солнцем ПРОШЛОМ пахло сеном, смолой, ягодным соком и только что потушенными свечками. И мы стояли на земляном часовенном полу под слегка подгнившим кривоватым сводом, и поп, дыша на нас уютной самогонкой, поливал наши склоненные головы ледяной водой из здоровенной серебряной чаши. Вода обжигала затылок и слепила глаза, и было немного боязно за свадебное платье, но батюшка, хоть и полупьяный, твёрдо знал своё дело, - на платье не попало ни капли, все до единой стекли с наших голов в громадную, зеленоватую от старости купель, в которой плавали земляничные листья и головастики. А ОН держал меня при этом за руку, и это было так смешно и так хорошо, что дыхание останавливалось в груди, и я, боясь поднять голову, смотрелась в купель и видела себя - такую взрослую, стройную, щекастую, как мама на свадебной фотографии, только ещё красивее, потому что в старинном платье и с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами… А ЕГО в этой купели я не видела, как ни старалась - вместо НЕГО там была одна золотая рябь и сплошное счастье.
И если бы даже кто-нибудь в то время спел мне эту песенку от начала до конца, это бы ни на йоту моего счастья не испортило.