(no subject)
В предрождественском воздухе слышны вздохи снежинок и шелест вспугнутых купюр разного достоинства. И шёпот, шёпот из-за снежной пелены… «Не выдали, нет… банкомат пустой. Говорят они все пустые…», «Прохожу мимо - люди стоят, банкоматы висят, а эти опять брешут…» «А вы не поддавайтесь панике. Пока они висят, они же лежат, их же всё равно оттуда не снимут! Наоборот, пока они лежат, они растут». «Это ваши, может быть, лежат и растут, а мои висят и горят!»
ОЧЕНЬ странные предновогодние дни.
Не угрюмые, нет. Растерянные.
На хмурой ёлке перед бодрящимся торговым центром висят ободранные жестяные кубы и глухо гремят на ветру. Между прочим, что-то в этом есть.
- Мне лекарство, - просит девушка в аптеке. - Не помню названия… Что-то, знаете, такое вроде но-шпы, только ни хрена не помогает!
- Сейчас посмотрю, - кивает аптекарша.
У киоска с мороженым - ещё одна девушка; по глазам видно, что погружена в какие-то сложные внутренние подсчёты.
- Тридцать два рубля, - говорит из окошка продавщица.
Девушка протягивает ей пятидесятирублёвую бумажку и просит сонным голосом:
- Только дайте мне сдачу крупными, пожалуйста, а то у меня мелочи и так полон карман…
Продавщица так же отрешённо кивает и начинает отсчитывать ей рубли. Дзен, дзен, - звенит по блюдечку. Дзен, дзен, - откликаются кубы на ёлке.
Какой-то всеобщий дзен на фоне всеобщего невроза.
- Далеко едешь? - спрашивает мужик у водителя маршрутки.
- Далеко, - отвечает тот.
Мужик удовлетворённо кивает, садится рядом, плотно запахивается, крепко хлопает дверцей.
И такси едет.
И, глядя с заднего сиденье на их затылки, я понимаю, что такси едет ДАЛЕКО. Не до Таллинна, нет. И не до Копенгагена. И даже не до Хьюстона, а гораздо, гораздо дальше.
Боже мой… Неужели?!
Но нет, всё-таки малодушие пересиливает. Выскакиваю на следующей остановке, которая по счастливому стечению обстоятельств оказывается моей. А такси УЕЗЖАЕТ. Ёлки, что я наделала!
«РОБОЁЛКИ!» - кричит мне плакат со столба.
«Лучший подарок к Рождеству - стильный и надёжный внешний жёсткий диск с бубенчиками!» - подтверждает плакат с другого столба.
Нет, думаю я. Нет. Мы всё-таки в будущем, и мы прорвёмся. Не знаю, куда именно, но….
А небо в сумерках высокое, нежно-лазоревое, и серые асфальтовые облака на его фоне светятся чистыми хрустальными краями. И где-то там, за ними, Юпитер, и свет, и ангелы, отряхнув с сандалий жирную московскую грязь и отмыв пятки от реагентов, поют хвалу Новорожденному красивыми, слегка простуженными голосами. На чёрном дереве сидит ворона и слушает, пряча за скептическим прищуром душевную размягчённость..
Такси ушло, да и Бог с ним.
А мы остались, и с нами тоже Бог.
Господи, будь милостив к детям, безумцам и экипажу этой тарелки.
ОЧЕНЬ странные предновогодние дни.
Не угрюмые, нет. Растерянные.
На хмурой ёлке перед бодрящимся торговым центром висят ободранные жестяные кубы и глухо гремят на ветру. Между прочим, что-то в этом есть.
- Мне лекарство, - просит девушка в аптеке. - Не помню названия… Что-то, знаете, такое вроде но-шпы, только ни хрена не помогает!
- Сейчас посмотрю, - кивает аптекарша.
У киоска с мороженым - ещё одна девушка; по глазам видно, что погружена в какие-то сложные внутренние подсчёты.
- Тридцать два рубля, - говорит из окошка продавщица.
Девушка протягивает ей пятидесятирублёвую бумажку и просит сонным голосом:
- Только дайте мне сдачу крупными, пожалуйста, а то у меня мелочи и так полон карман…
Продавщица так же отрешённо кивает и начинает отсчитывать ей рубли. Дзен, дзен, - звенит по блюдечку. Дзен, дзен, - откликаются кубы на ёлке.
Какой-то всеобщий дзен на фоне всеобщего невроза.
- Далеко едешь? - спрашивает мужик у водителя маршрутки.
- Далеко, - отвечает тот.
Мужик удовлетворённо кивает, садится рядом, плотно запахивается, крепко хлопает дверцей.
И такси едет.
И, глядя с заднего сиденье на их затылки, я понимаю, что такси едет ДАЛЕКО. Не до Таллинна, нет. И не до Копенгагена. И даже не до Хьюстона, а гораздо, гораздо дальше.
Боже мой… Неужели?!
Но нет, всё-таки малодушие пересиливает. Выскакиваю на следующей остановке, которая по счастливому стечению обстоятельств оказывается моей. А такси УЕЗЖАЕТ. Ёлки, что я наделала!
«РОБОЁЛКИ!» - кричит мне плакат со столба.
«Лучший подарок к Рождеству - стильный и надёжный внешний жёсткий диск с бубенчиками!» - подтверждает плакат с другого столба.
Нет, думаю я. Нет. Мы всё-таки в будущем, и мы прорвёмся. Не знаю, куда именно, но….
А небо в сумерках высокое, нежно-лазоревое, и серые асфальтовые облака на его фоне светятся чистыми хрустальными краями. И где-то там, за ними, Юпитер, и свет, и ангелы, отряхнув с сандалий жирную московскую грязь и отмыв пятки от реагентов, поют хвалу Новорожденному красивыми, слегка простуженными голосами. На чёрном дереве сидит ворона и слушает, пряча за скептическим прищуром душевную размягчённость..
Такси ушло, да и Бог с ним.
А мы остались, и с нами тоже Бог.
Господи, будь милостив к детям, безумцам и экипажу этой тарелки.