(no subject)
Второй сезон «Элементарно», как и первый, сперва разочаровывает, а потом затягивает по самые уши. В нём, как сказал бы Грин, чувствуешь себя, как рука в тёплой мыльной пене. Абсолютно детское ощущение от Холмса, но только не извлечённое из памяти, как у Масленникова, а возрождённое на новом, условно-взрослом витке.
Сравнивать их с "Шерлоком" бесполезно, потому что они отталкиваются от принципиально разных основ. «Шерлок» - это, собственно, визуализированный гипертекст, весь состоящий из осколков других текстов и других визуализаций. В каждом из осколков отражается один и тот же персонаж, и все они - с разными лицами. Отсюда и головокружение, и рябь в глазах. В мире «Шерлока», внешне предельно конкретном, всё зыбко, всё состоит из сплошной семиотики - знаки, намёки, ссылки, отсылки, перекрёстки и перехлёсты. Этот мир - не что иное, как попытка найти какую-нибудь нейтральную пограничную зону для того чтобы свести и подружить двух выходцев из разных пространств: персонажа мифа и жаждущего чуда обывателя. В каком-то смысле Шерлок и Джон действительно две половинки одного целого, и этот смысл далёк от какой-либо непристойности. Это попытка слияния в единое целое мифа и быта - один герой утаскивает другого в Зазеркалье, а тот, другой, возвращает его обратно, и в результате оба всё время находятся по обе стороны от границы, соединяя несоединимое, как капроновая верёвочка у Крапивина соединяет планету снов с планетой реальности. И это потрясающе, потому что до сих пор нам казалось, что только МЫ страдаем от невозможности извлечь из текста любимого героя и, внутренне обмирая, панибратски хлопнуть его по плечу. Но нам редко приходит в голову, что там, по ту сторону текста, возможно, мечтают о том же самом, глядя на нас.
«Элементарно» же вообще ни разу не текст. Это прообраз текста, та самая посюсторонняя история, которая наталкивает автора на желание изложить её на бумаге. Этот Холмс - не архетип, а прототип, он прекрасен именно тем, что ни на йоту не символичен. И когда он, выпятив острый, как шпага, подбородок, изрекает какие-нибудь глубокомысленные банальности, хочется его расцеловать - до того он похож на того Холмса, о котором писал Дойл. Не на Джозефа Белла и не на ещё кого-нибудь из претендующих на роль фрагмента «собирательного образа», а именно на того Холмса, который когда-то был на самом деле и который на самом деле ЕСТЬ. На того, который живёт в какой-нибудь точке ЭТОГО света в захламлённой квартире с видом на парижскую или рижскую Бейкер-стрит и поглядывает с отстранённо-самодовольной ухмылкой на то, какие причудливые формы принимает в мировой культуре его пресловутый архетип. А потом идёт на кухню и делает там себе яичницу из шести яиц, потому что зверски, адски проголодался, просидев всю ночь у своей стены плача и пытаясь разгадать загадку, которую его выдуманные ипостаси разгадали бы на "раз-два", да ещё и поглумились бы над его тугодумием.
Сравнивать их с "Шерлоком" бесполезно, потому что они отталкиваются от принципиально разных основ. «Шерлок» - это, собственно, визуализированный гипертекст, весь состоящий из осколков других текстов и других визуализаций. В каждом из осколков отражается один и тот же персонаж, и все они - с разными лицами. Отсюда и головокружение, и рябь в глазах. В мире «Шерлока», внешне предельно конкретном, всё зыбко, всё состоит из сплошной семиотики - знаки, намёки, ссылки, отсылки, перекрёстки и перехлёсты. Этот мир - не что иное, как попытка найти какую-нибудь нейтральную пограничную зону для того чтобы свести и подружить двух выходцев из разных пространств: персонажа мифа и жаждущего чуда обывателя. В каком-то смысле Шерлок и Джон действительно две половинки одного целого, и этот смысл далёк от какой-либо непристойности. Это попытка слияния в единое целое мифа и быта - один герой утаскивает другого в Зазеркалье, а тот, другой, возвращает его обратно, и в результате оба всё время находятся по обе стороны от границы, соединяя несоединимое, как капроновая верёвочка у Крапивина соединяет планету снов с планетой реальности. И это потрясающе, потому что до сих пор нам казалось, что только МЫ страдаем от невозможности извлечь из текста любимого героя и, внутренне обмирая, панибратски хлопнуть его по плечу. Но нам редко приходит в голову, что там, по ту сторону текста, возможно, мечтают о том же самом, глядя на нас.
«Элементарно» же вообще ни разу не текст. Это прообраз текста, та самая посюсторонняя история, которая наталкивает автора на желание изложить её на бумаге. Этот Холмс - не архетип, а прототип, он прекрасен именно тем, что ни на йоту не символичен. И когда он, выпятив острый, как шпага, подбородок, изрекает какие-нибудь глубокомысленные банальности, хочется его расцеловать - до того он похож на того Холмса, о котором писал Дойл. Не на Джозефа Белла и не на ещё кого-нибудь из претендующих на роль фрагмента «собирательного образа», а именно на того Холмса, который когда-то был на самом деле и который на самом деле ЕСТЬ. На того, который живёт в какой-нибудь точке ЭТОГО света в захламлённой квартире с видом на парижскую или рижскую Бейкер-стрит и поглядывает с отстранённо-самодовольной ухмылкой на то, какие причудливые формы принимает в мировой культуре его пресловутый архетип. А потом идёт на кухню и делает там себе яичницу из шести яиц, потому что зверски, адски проголодался, просидев всю ночь у своей стены плача и пытаясь разгадать загадку, которую его выдуманные ипостаси разгадали бы на "раз-два", да ещё и поглумились бы над его тугодумием.