Настоящий октябрь, как настоящий алмаз, не должен нагреваться ни при каких обстоятельствах. Сколько ни держи его в кулаке и сколько ни выставляй на солнце. Нынешний день - настоящий, высшей пробы. Ледяной, золотой, янтарный.
Из зелёной травы вырос точно такого же цвета автомобильчик, и стоит, усыпанный листьями, и младенчески хмурится, косясь на косых солнечных зайцев возле забора. На верхушке афишной тумбы кто-то мелом написал «Савешник», хотя на самом деле это не савешник, а синичник. А по приближении к Донскому монастырю золото под ногами становится всё старше, всё курганнее - смуглый отблеск, патина, покорёженность, запах скифских костров, какая-то неразборчивая чеканка на каждом листе. Слева монастырская стена непринуждённо перетекает в те самые старинные гаражи, на вид из точно такого же кирпича - тихие языческие капища, прилепившиеся к христианскому боку. Внутри них кто-то ворочается, кашляет и выдыхает бензин.
Два мальчика сидят на корточках и рисуют на асфальте пятёрочные дневники, заклиная школьных духов. Мы с Грифоном тотчас воображаем, как их отцы сидят на корточках перед офисом, закинув галстуки на плечи, и рисуют на асфальте пачки премиальных, перетянутые банковскими бумажками. Однако ж рисунок выходит крив и неубедителен; духи морщатся и незримо тычут большим пальцем вниз: выговор, мол, вам, братцы, с предупреждением, а не премиальные.
А чуть дальше, за магазином,
где на двери написано отчаянно крупными буквами «ДВЕРЬ ЗДЕСЬ!!!» - и то же самое написано на окне, только со стрелкой в сторону двери. За ресторанчиком «Посадим всех!», в котором по вечерам собираются усталые прокуроры. За плакатом с надписью: «Спасибо, что соблюдаешь ПДД! Мы с тобой одной крови! Р. Киплинг». За совершенно уже лысыми рябинами, на которых листьев нет, остались только гранатового цвета ягоды, про которые моя бабушка сказала бы «сморжопленные»... Так вот, за всем этим спрятан один двор.
Я только на днях его нашла. Ручаюсь - раньше его там не было. Это МОЙ двор, я его помню с младенчества. Я росла вот в этой самой приземистой улыбчивой пятиэтажке, которая прежде была совсем в другом районе. Оказывается, дома детства не сносят и не перестраивают, а постепенно перетаскивают поближе к их прежним обитателям и отгораживают от посторонних глаз лысыми рябинами и всякими дурацкими ресторанчиками. Неважно, что над знакомой дверью в подвал кто-то написал бессмысленное: «СУШИШОП» - это наверняка Андрюшка из второго подъезда валяет дурака и пишет на стенах всякую муть. А всё остальное знакомо до ужаса, до дрожи в руках. Правда, над тем подъездом, где я жила, никогда не было такого перекошенного красного козырька «под черепицу». Это я точно знаю - мне ли не знать? Но одновременно с невероятной чёткостью помню, что он БЫЛ - именно вот этот. И этот садик под окнами. И этот сухой фонтан с толстой обшарпанной чашей, из которой через край бьют сухие листья. Это мой родной двор, я отродясь тут не бывала, но знаю тут всё до последнего камешка.
- Дед! Ну, что ты делаешь, а? Что ты творишь? - слышно из окна второго этажа, и узнаю этот голос, хотя прежде никогда его не слышала.
- Настоящий артист, - наставительно отзываются из того же окна, - обязан творить всегда! Что бы кругом ни творилось!
***
Кстати, про дежавю... Какова, кто мне скажет, их природа? Что это - совокупность похожих деталей, причуды памяти, попадание внешних признаков на нужное внутреннее настроение? И часто ли у вас бывало, что незнакомое место ощущается не просто как приятное и близкое, а как родное и обжитое?